— Тебя ж убить могли-т… Вас всех… Эх… Гнать Дамблдору надо было меня, к самым что ни на есть магглам, чтобы я у них жил… — Гарри представил эту картину, — но…
— Великий человек Дамблдор! — снова по наитию сказал Гарри. Хагрид кивнул и громоподобно высморкался. Гермиона посмотрела на мальчика немного растерянным взглядом, но ничего не сказала.
— Великий, да. Он мне тута выходной дал. Хотя уволить меня надо было по-хорошему, да. Так я цельный день сов рассылал, ну тем, кто папку твово с мамкой знали. Вот, значит, — он протянул ему альбом, потом взглянул на замотанные руки и открыл его сам.
Серая книжка выпала и шлепнулась об пол, но Гарри не обратил на нее никакого внимания. На колдографиях, подклеенных в альбом, махали руками и улыбались его папа и мама. Гарри не мог оторваться от картинок, но услышал, что шум в зале изменился. Пора было идти.
— Я… Я понесу? — спросил Рон, Гарри кивнул. Гермиона держала в руках тот самый серый томик с мягкой обложкой:
— А? Что? Гарри, а можно я пока, ну, почитаю?.. — голос ее был потерянным.
— Конечно. Гермиона, я же все равно не могу сейчас читать это! — он не только не мог, но и не хотел. Он бы забился в угол и смотрел, и смотрел бы на маму и папу, но руки…
Большой Зал был оформлен в слизеринских цветах, насколько помнил Гарри — в седьмой раз подряд. На главном полотнище извивалась на зеленом фоне серебряная змея.
Они подошли к столу Гриффиндора, и ученики подвинулись, освободив ему место. Многие даже встали, чтобы получше рассмотреть их. Гермиона тихо села рядом, книжка уже исчезла в недрах ее сумки, туда же Рон передал и альбом. Гарри стало не по себе от десятков направленных на него глаз. К счастью, вскоре в зал вошел директор Дамблдор, и перешептывания стихли.
— Итак, еще один год позади! — радостно воскликнул Дамблдор. — Но перед тем, как мы начнем наш фантастический пир, я немного побеспокою вас старческим брюзжанием и пустой болтовней. Я надеюсь, ваши головы немного потяжелели по сравнению с тем, какими они были в начале года. Впрочем, впереди у вас все лето для того, чтобы привести свои головы в порядок и полностью опустошить их до начала следующего семестра.
Дамблдор обвел всех присутствующих взглядом своих лучистых глаз.
— А сейчас, как я понимаю, мы должны определить, кто выиграл соревнование между факультетами. Начнем с конца. Третье и четвертое место делят факультеты Гриффиндор и Хаффлпафф, у них по триста восемьдесят два балла. На втором месте Рэйвенкло — четыреста шестнадцать баллов. А на первом Слизерин — четыреста тридцать два балла.
— Спасибо за баллы, Поттер! — крикнул ему Малфой и замолотил золотым кубком по столу, звон слился с победным шумом, доносящимся со слизеринского стола.
Гарри посмотрел на факультетские часы: разница между Гриффиндором и Слизерином составляла ровно те пятьдесят баллов, которые сняла с него МакГонагалл, когда Филч «поймал» его на Астрономической Башне. Гарри подумал, что, наверное, Снейп специально начислил ему тот самый балл, чтобы разница была такой обидной.
— Да, да, вы прекрасно потрудились, — произнес Дамблдор, обращаясь к сидевшим за столом Слизерина. — Однако мы не учли последних событий…
Зал затих. За столом Малфоя улыбались уже не так радостно.
Дамблдор громко хмыкнул.
— Итак, — продолжил он. — В связи с тем, что в свете последних событий некоторые ученики заработали некоторое количество баллов… Подождите, подождите… Ага…
Дамблдор задумался — или сделал вид, что задумался.
— Начнем с мистера Невилла Лонгботтома, — улыбнулся Дамблдор, — за великолепное знание гербологии и настоящее мужество перед лицом врага, достойное Истинного Гриффиндорца, я присуждаю мистеру Лонгботтому пятнадцать баллов!
«Очень щедро на фоне тех пятидесяти за ночную прогулку», подумал Гарри, но Невилл сиял подобно «Люмосу», и он решил оставить свои мысли при себе.
— Теперь что касается мистера Рональда Уизли…
Рон побагровел и стал похож на Джинни там, на вокзале.
— …за лучшую игру в шахматы в истории Хогвартса и расчетливое самопожертвование я присуждаю факультету Гриффиндор пятнадцать баллов!
Все снова заорали, а громче всех орал Перси, донося до всех имеющих уши, что это был его, Перси Уизли, брат, и что он выиграл одновременно у двух профессоров: МакГонагалл и Флитвика. «Видимо, Гермиона разболтала, что они делали ловушки вдвоем», — подумал Гарри. Впрочем, это же не было его секретом, так что она имела полное право на это.
Наконец снова наступила тишина.
— Далее… мисс Гермиона Грейнджер, — произнес Дамблдор. — За умение использовать холодную логику перед лицом обжигающего пламени и великолепное владение метлой я присуждаю факультету Гриффиндор пятнадцать баллов.
Гермиона закрыла лицо руками. Гарри почему-то показалось, что она расплакалась.
За их столом творилось что-то невообразимое — за одну минуту факультет заработал сорок пять баллов и почти догнал Слизерин, а ведь Дамблдор еще не называл имени Гарри…
— И наконец, мистер Гарри Поттер, — объявил Дамблдор, и в зале воцарилась абсолютная тишина. — За железную выдержку и фантастическую храбрость я присуждаю факультету Гриффиндор двадцать баллов!
Гриффиндорцы вскочили, и их вопль долетел, казалось, до Хогсмида. Они прыгали и махали руками. К ним присоединились Рэйвенкло и Хаффлпафф, довольные не столько выигрышем Гриффиндора, сколько проигрышем Слизерина. Внезапно Гарри почувствовал руку Гермионы на своем плече, она нагнулась к его уху и прошептала:
— Ты мне веришь, Гарри?
— Да, — шепнул он. Странно, что они услышали друг друга во всей этой вакханалии.
— Верь мне, пожалуйста, верь мне, что бы ни случилось! — Гарри с удивлением обнаружил, что Гермиона действительно едва ли не плачет.
— Что…
— Сейчас услышишь.
И Гарри услышал — как профессор Снейп стучит вилкой по кубку.
— Мисс Грейнджер, — голос ненавистного зельевара был холоден, как то самое зелье. — Помнится, Вы обещали мне повторить прилюдно то, в чем признались мне в известном Вам месте.
— Да, профессор, — Гермиона встала, прямая, как струна:
— Я… Простите, Директор, я должна признаться. Я… На квиддиче, на самом первом матче, я… по ошибке подожгла мантию профессора Снейпа. Я думала…
— Вы не думали, мисс Грейнджер. Заучивать наизусть книжки и думать — разные вещи. Что ж, в свете вновь открывшихся обстоятельств, за нападение на преподавателя я поставлю вопрос о Вашем исключении из школы, с известными Вам последствиями. А сейчас — пятнадцать баллов с Гриффиндора, за неумение правильно определять врагов.
В зале вновь установилась полная тишина. Снейп только что лишил Гриффиндор всех начисленных Гермионе баллов. Теперь счет был равным. Но было что-то более важное, чем вся та детская игра в «кто круче»: исключение. Гарри лихорадочно вспоминал, что же такое «известные последствия» — и внезапно, под звон ключей, вспомнил страшилки, которые Шимус с Роном рассказывали магглорожденному Дину, когда тот, психанув после особо неудачного урока Трансфигурации, грозился, что уйдет из Хогвартса: Гермионе уничтожат магию и сотрут память. Она не будет помнить ни его, Гарри, ни Рона с Невиллом, ни то, какой умной и храброй она была весь этот год.
Так это или нет — все равно, вопрос убийства Снейпа перешел в практическую плоскость. В конце концов, он уже убил одного профессора и – что характерно — в том числе, защищая Гермиону…
Если бы не руки, если бы не замотанные руки… Впрочем, руки были замотаны только у него, и по рядам гриффиндорцев прокатилась волна шороха: палочки покидали карманы и кобуры. Интересно, выдержит ли Снейп семь десятков проклятий, пусть даже и от всего-навсего учеников? И что начнется потом? Гарри с мрачным злорадством заметил, что за столом преподавателей сменили позу не только МакГонагалл, но и как минимум Флитвик, а в руке Хагрида вместо столового ножа мелькнул граненый стилет, кажется, тот самый, звереющий от крови.
