Минуты через две панель снова щелкнула, и оттуда показалась рука Гермионы, передавшая Фреду-или-Джорджу пакет со сложенной одеждой и торчащей из нее палочкой. Приняв пакет, тот слегка подтолкнул Гарри вперед.

Внутри было полутемно, свет лился лишь из маленького окошка почти под потолком, да еще в стоящей на стопке ящиков банке плясал знакомый синий огонек.

— Переодевайся, — шепнула прямо в ухо Гарри Гермиона, пощекотав волосами его щеку, — быстро. Оставь только трусы, из того, что есть. Я хочу быть уверена, что вокруг не будет ничего, ну…

Она кивнула на аккуратно сложенную на ящике пижаму или что-то вроде, сама она тоже была в чем-то подобном. Почему-то это предложение не вызвало удивления у Гарри, ему даже показалось, что он делал это много раз. Он даже решил не стесняться того, что раздеваться пришлось с девчоночьей помощью. Гермиона высунула в коридор второй пакет и защелкнула задвижку.

— Это пижама МакЛаггена, — сказала она, Гарри слегка поморщился, — он все равно из нее вырос. Не волнуйся, я попросила Невилла купить ее прямо перед отъездом на станцию, за два сикля, и она выстирана и вычищена. А я взяла пижаму у Кэти Белл. Я потом объясню. Так надо.

С тем, что надо именно так, Гарри не спорил: он знал это, но опять не помнил, откуда.

Гермиона вытащила из маггловской пластиковой сумки несколько пузырьков и протянула один из них Гарри. Она хотела что-то спросить, но мальчик опередил ее:

— Я тебе верю, Гермиона, могла бы запомнить и не волноваться, — и выпил. Вкус, как обычно, был так себе.

Ничего не происходило. Гермиона, казалось, была несколько ошарашена — видимо, ждала какого-то эффекта. Внезапно лицо ее просветлело:

— Гарри, про себя я знаю, а профессору Дамблдору ты веришь?

Тошнота зародилась в желудке и поднялась по пищеводу так стремительно, что Гарри даже не успел отвернуться, чтобы не попасть в Гермиону. Но та явно ждала чего-то подобного и успела подставить тот самый пакет. Желудок содрогался в спазмах минуты три, и Гарри подумал, что все, чем его кормила подруга сегодня утром, без толку вылетело наружу. Он заглянул краем глаза и увидел, что в пакете нет остатков пищи — лишь разводы зелено-оранжевой жидкости, ровно такой же, какой вчера Гермиона испортила мантию директора.

— «Дамблдору» или «В Дамблдора»? — хитро прищурилась подруга.

В голове стремительно яснело, легкая туманная дымка улетучивалась, а в глубине мозга с радостным победным хохотом бегал Маленький-Гарри-Хранитель-Ключей, отпирая, открывая и опорожняя прямо в мозг ящики с запрятанными туда воспоминаниями.

— Эта тварь… — медленно и тихо проговорил Гарри, — напоила нас с тобой… Зельем доверия к себе?

— И Рона, и Невилла, — кивнула та. — Перед тем, как расспросить, что случилось. Я очень боялась, что он… стер тебе память. Ты… Ты был совсем не таким, как всегда, не таким, каким я тебя встретила. Ты всегда казался мне старшим братом, с самой первой встречи! У меня никогда не было братьев… Как и друзей. Ну, ты знаешь. Я говорила. А когда ты проснулся… стал как будто младшим. Та-аким глупеньким! Было так приятно заботиться о тебе! — она хихикнула.

Гарри вспомнил себя с тех пор, как проснулся. Он не ощущал «того» себя глупым — за исключением необъяснимого — впрочем, теперь объяснимого — доверия к Повелителю Памяти.

— Я знала, что именно он сделал со мной, шахматы помогли. Я же рассказывала тебе, — тараторила подруга в своей любимой манере. — Ну, про внезапное доверие. А этот человек, о котором я тебе говорила тогда, ночью, к которому я это доверие почувствовала, это же был сам Дамблдор! И я решила, что с тобой то же самое. Я попросила у мадам Помфри еще один пузырек Патентованного Очистителя от Зелий. Один-то в меня еще после первого раза влили, но он уже не нужен был, из меня и так все вышло, само. Но на всякий случай мне и второй дали, ты это видел, ну, они же не знали же! А ночью я поговорила с тобой и убедилась, что ты просто спрятал воспоминания, когда почувствовал, что с твоей головой что-то неправильно.

НЕПРАВИЛЬНО.

Гарри встал с ящика. По мере того, как порванные или разомкнутые цепочки в его памяти сплетались, спаивались и восстанавливались, его начал затапливать гнев. Он молчал, снова прокручивая перед внутренним взором события и разговоры последних полутора дней.

Дамблдор все-таки использовал и восьмую страницу методички тоже.

— Гермиона… — его голос звучал глухо, — теперь я не понимаю только одного. Почему же тогда директор просто не напоил нас всех какой-нибудь гадостью и не отправил маршировать прямо в пасть Тому?

— Он боялся, — быстро ответила Гермиона, — ты не представляешь, как он боялся! Когда он говорил со мной… Ну, после Рождества и после Пасхи… И после единорога того тоже… Он забывался иногда и вроде как сам с собой разговаривал. Я тебе вроде бы говорила уже — ну, про то, что храбрость и любовь зельями и чарами не создать… Мне кажется… — она задумалась, — мне кажется, что у него уже был какой-то опыт. И он вроде и хотел это сделать, теперь-то я понимаю, а, с другой стороны, страшно-страшно, вот просто жутко ужасно, боялся.

Боялся, значит. А если боялся — то знал, на собственном опыте знал, что из действующих на разум и душу зелий и колдовства ничего хорошего не выйдет.

И все-таки разбрасывался «Обливиэйтами» направо и налево и опоил его — и его подругу — какой-то гадостью, чтобы влезть ему и ей в душу и в голову. И спасли их только порыв Гермионы там, на шахматной доске, да его Маленький-Гарри-Хранитель-Ключей, спрятавший все самое важное даже от него самого, восторженно виляющего хвостиком перед Альбусом-Куча-Имен-Дамблдором.

«Скотина старая», — подумал он, вспоминая направленную в его лицо палочку и пронзительный мерцающий взгляд. Теперь Гарри знал точно: если будет нужно, Дамблдор применит тот же прием и с другими целями.

Он снова испытывал знакомое чувство — что-то темное затапливало его изнутри, волосы встали дыбом…

Это был гнев.

Не злость, не говоря уже об испуге и азарте.

ГНЕВ.

…И все схлынуло, Гермиона сжала его в своих железных объятиях, уткнувшись подбородком в плечо.

— Нет-нет-нет, Гарри Джеймс Поттер, не надо, не надо этого делать. Ты разнесешь тут все, я же знаю, а дверь тут хлипкая, она вывалится в коридор, кто-нибудь пройдет, нас увидят, и я тебя скомпрометирую перед лицом, ну, мисс Уизли! Я прочитала в книжках для родителей маленьких волшебников, что, когда начинается стихийный выброс, вот как у тебя сейчас, лучшее средство для снятия напряжения — обняться с тем, кто… кого… кому ты доверяешь, вот!

— А я доверяю только тебе, Гермиона Джин Грейнджер. Тебе и…

— И? — она с тревогой заглянула ему в лицо.

— И трем пожилым леди.

— Учитель, Адвокат и Полицейский? Это же они?

— Да, они. Там есть еще один джентльмен, или даже полтора… И одна из этих леди… там, на самом деле их двое… Я потом объясню, — прервался Гарри увидев, что Гермиона стремительно перестает что-то понимать, — ты продолжай, пожалуйста!

— Ты знаешь, меня начало рвать, ну, в первый раз, именно тогда. Когда Дамблдор спросил меня, кому ты, Гарри, доверяешь. А я же знала про них, ну, то, что ты мне тогда сказал. Так что волшебство работает, представляешь?

— Я знаю. И, Гермиона… теперь я верю не только тебе, но и в тебя. Ну, в то, что ты сможешь сохранить тайну. И… Думаю, я сам стал прятать воспоминания именно тогда, в тот самый момент, когда мне влили зелье, еще во сне. Ведь когда я проснулся, я уже не помнил ничего важного! Так что ты действительно нашла способ сохранить мои секреты. И теперь я могу тебе рассказать если и не все, то почти все. Просто... ну…

— Я понимаю. И ты не обязан…

— Не обязан. Просто ты не представляешь, как тяжело быть одному, и…

— Я представляю, — она подняла на него глаза, сверкнувшие отраженным светом, — я живу так всю жизнь. Кроме этого года. Поэтому я буду рада, если ты расскажешь мне все, что ты хочешь. Ну, или можешь.