Грюм еще раз приложился к фляжке и приказал:

— Патил! Позовите мистера Лонгботтома.

Невилл, все еще бледный, вошел и протянул Грюму книгу.

— Оставь пока себе, — отмахнулся он.

— Итак, что вам нужно знать относительно этих проклятий. Первое — за применение любого из них по человеческому существу — Азкабан. Пожизненно. Даже за попытку применения. Единственным исключением стала последняя война, когда Аврорат получил разрешения использовать эти проклятия против Пожирателей Смерти, чтобы хоть немного сравнять шансы. Но… лучше бы этого не было. Почему, Браун?

— Потому что… Потому что для использования этих проклятий требуется желание… убить.

— Или причинить боль, или наслаждаться властью над кем-то. Если вы захотите спасти друга, которого кто-то намеревается убить, и примените на убийце Смертельное Проклятие — оно просто-напросто не сработает. Не-е-ет. Вы должны всей, всей душой желать, чтобы тот, кого вы держите на прицеле, умер. Это, а не что-либо другое, должно быть Вашим желанием.

Гарри подумал, что даже если бы он знал об этом проклятии на первом курсе… Да, он не желал смерти тому троллю, он просто хотел защитить Гермиону. Так что не сработало бы.

— Если Вы хотите узнать что-то, наложите на источник информации Чары Подвластия и потребуете у него рассказать все, что вас интересует, — продолжил Грюм, — эти чары тоже окажутся бесполезными. Потому что надо желать именно власти. Если Вы хотите добыть информацию пытками — Пыточные Чары тоже не возымеют действия. Надо желать именно причинить боль, а не узнать что-нибудь, или остановить кого-нибудь, так-то. И самое поганое…

Тишина в классе стала абсолютной.

— Самое поганое, что раз за разом, однажды применив Непростительные, вы начинаете желать этого все больше и больше. Вы начинаете упиваться властью, болью и смертью. Вам просто начинает нравиться убивать, пытать и владеть чьей-либо волей. И мало кто может остановиться. Я еще держусь, но… мне это уже нравится.

Он приложился к фляжке в третий раз.

— И еще одно. Если для первых двух заклятий в разговоре допустимо применение их искаженных формул — «Империус» вместо «Империо» и «Круциатус» вместо «Круцио», то произнесение даже сокращенной до одного слова формулы Смертельного Проклятия — недопустимо. Почему, Поттер?

— Потому что ты никогда не знаешь, просто говорит человек или уже произносит заклинание, сэр?

— Именно. И, если это было заклинание — может стать слишком поздно. Поэтому, если я услышу от кого-то хотя бы «АВА…», — все рефлекторно пригнулись, — не удивляйтесь, если очнетесь на койке у мадам Помфри. И я такой не один. Так, Поттер?

— Так точно, сэр! — Гермиона, Лаванда, Рон и Невилл переглянулись, а затем уставились на Гарри. Ну да — это было совсем недавно…

— Вопросы?

Вопросов не было. Многие не могли оторвать глаз от трупа паука на столе.

— Теперь вторая часть урока. Проклятию Подвластия можно сопротивляться. Правда, для этого нужна недюжинная сила воли. Причем сопротивляться ему могут даже магглы. Я лично наблюдал несколько таких случаев.

«Значит, МакФергюссон был не уникален», — подумал Гарри. Это радовало.

— Обычно сопротивление «Империусу» проходят на шестом курсе, — пояснил Грюм, — однако… Однако, в силу некоторых причин, не все из которых признаны Министерством, но от этого они не становятся менее вескими, профессор Дамблдор приказал мне провести подобные занятия для всех курсов, начиная с третьего. Сейчас я буду вызывать вас по одному, вы будете сопротивляться наложенному на вас заклинанию. Браун!

— Да, сэр!

— Выйдите и встаньте перед классом.

Лаванда вышла вперед и обернулась к ним лицом.

— «ИМПЕРИО!»

Лаванда явно вообразила себя какой-то птицей. Она замахала руками в попытке взлететь — и, разумеется, это у нее не получилось, отчего на ее лице проступило выражение отчаяния.

Профессор Грюм снял заклинание.

— Жутковато, да? — сказал он. — Данбар!

Фэй запрыгала на одной ножке с совершенно счастливым выражением на лице.

— Достаточно. Финнеган!

Шимус сделал стойку на руках и прошелся по классу.

— Ты, наверное, никогда не думал, что вообще на такое способен, парень? Грейнджер!

Лицо Гермионы осветила счастливая, но совершенно пустая улыбка… А потом она развернулась к Грюму и заявила:

— Нет, сэр! Я не буду этого делать.

— Танцуй! — приказал Грюм, — я сказал, танцуй!

Гарри, наконец, понял, почему Непростительные заклинания настолько страшны: лицо Грюма стало настолько злобным, насколько злобным оно было у Тома, когда его планы в очередной раз срывались. Видимо, Непростительные действительно разрушали душу, заполняя разрывы жаждой власти, чужой боли и чужой смерти.

— Вон оно что, — сказал Грюм, всмотревшись в Гермиону своим волшебным глазом. — Пять баллов Гриффиндору за… умение сопротивляться, — Гарри мог бы поклясться, что Грюм хотел сказать «за предусмотрительность»: скорее всего, его волшебный глаз все-таки увидел амулет Черного Короля. — И отработка сегодня после занятия. Пока свободна. Лонгботтом!

Невилл несколько раз запрыгнул на стол и спрыгнул обратно, Парвати Патил извивалась на полу, подобно змее. Наконец, Грюм вызвал и его:

— Поттер!

Гарри встал спиной к школьникам и лицом к Грюму. Тот довольно хмыкнул и скомандовал:

— «ИМПЕРИО!»

Это было странное ощущение. Странное — но довольно знакомое. Это было похоже и на Принуждающие Чары на конфетах Уизли, и на танец вейл… в той самой степени, в какой огонек зажигалки напоминает Адское Пламя. Голова Гарри стала легкой. Непростительно легкой. Ну что ж…

Он затолкал вглубь Восхищенного Гарри-Акробата, которому очень хотелось сделать сальто. Потом к нему на всякий случай присоединился Любопытный Гарри, которому стало интересно, получится это у него под действием «Империуса» или нет…

А потом Специальный-Гарри-Принимающий-Боль-На-Себя еле успел подставить свою тушку под удар боли, когда звучащий в его голове голос, требующий от него все-таки выполнить этот трюк, стал злобным, а не ласковым. Большой Гарри выдернул палочку, но голос в голове внезапно прекратился, а оглушалка гриффиндорца, отраженная щитом Грюма, ушла в потолок.

— Сразу двое, — услышал он довольный голос Грюма. — Да еще и реакция правильная. Молодец, Поттер. А ведь меня предупреждали. Десять баллов Гриффиндору. Свободен. Следующий — Томас!

Когда Рон Уизли с тупой улыбкой, за которой плескался ужас, взял со стола убитого Грюмом паука и выбросил его в мусорную корзину, старый аврор перевел дух.

— Ну что ж… Я видел классы и похуже, — сказал он. — Даже на аврорских курсах. Поттер, освобождение от занятий до конца сентября. Грейнджер, задержаться. Остальные свободны.

Гарри ждал Гермиону, сидя на подоконнике, почти полчаса. Через двадцать семь минут она вышла из класса, расстроенная и с шишкой на лбу.

— У меня почти получилось, — сказала она, — но «почти» не считается.

— Ну, если я правильно понял, вас будут учить сопротивляться еще три занятия, — пожал плечами Гарри. — Я бы тебе помог потренироваться, тем более что у меня на запасной палочке чары слежения выжжены, но мне совершенно не хочется подчинять твою волю. А желание помочь не сработает. Но ничего. Научишься еще.

— Я надеюсь, — ответила девушка. — Профессор Грюм сказал, что опыт с таким амулетом, как у меня — он его увидел, представляешь? — здорово помогает, так что у меня действительно есть шансы. А еще он сообщил, что Джинни тоже смогла сбросить «Империус», хотя и не с первого раза. Наверное, это из-за дневника.

— Профессор Дамблдор сказал, что у Джинджер выдающаяся сопротивляемость Темной Магии, — вспомнил Гарри, — то-то, когда она василиском командовала, никто не погиб, а только окаменели все. А может быть, она в семье натренировалась. Шесть старших братьев, да еще и Молли… И у тебя тоже получится.

Он обнял Гермиону и отобрал у нее тяжелую сумку с книгами, а она положила голову ему на плечо.