– Прости меня, Грир, – закончил он. – Я не думал, что это так важно.

– Ты не думал?

– Думал, они сами напишут – эти, из финансовой помощи – скажут, что им нужны еще документы. Что мог, я заполнил, а потом стало слишком сложно, а еще меня достало, сколько они от меня всего требуют, – похоже, я свалял дурака. – Он умолк, покачал головой. – Со мной всегда так, – добавил он. – Не могу не свалять дурака.

Лорел взяла письмо, лежавшее не столе.

– Есть еще одна штука. Еще одно место. Я как раз почту из ящика достала. Райланд, – сказала она.

– Чего?

– Ты туда прошла! И условия предлагают обалденные. Общежитие, питание, даже карманные деньги. Я так и думала, что ты расстроишься из-за Йеля, поэтому и вскрыла конверт. Проблема решена.

– Ага, Райланд, – ядовито произнесла Грир. – На самый паршивый случай. Мне школьный методист велел туда подать документы. Колледж для дураков.

– Ничего подобного. Ты не хочешь прочитать письмо? Ты получила такую штуку, называется «Стипендия за выдающиеся успехи в учебе». Тут не в деньгах дело, это за заслуги.

– Плевать я хотела.

– Я понимаю, что ты расстроилась, – сказала Лорел. – Папа все просрал, – добавила она, метнув на Роба уничтожающий взгляд. После этого лицо ее сморщилось, и она заплакала.

– Лорел, я думал, мне потом перезвонят и попросят дозаполнить, – повторил Роб. Он подошел, встал перед женой и тоже заплакал. Родители Грир, эти бессчастные, нелепые люди плакали, обнявшись, а Грир сидела рядом с Кори у стола, сжав кулаки. Кори думал о том, что вот родители привели тебя в мир, твоя обязанность – сохранять с ними близость или, как минимум, оставаться рядом – до того момента, когда жизнь унесет тебя в сторону. Для Грир этот момент настал. Он наблюдал процесс в реальном времени. Он подошел, взял ее ладони в свои, разжал. Она поддалась, позволила его пальцам сплестись с ее. Собственные его родители заполнили все документы безупречно – очень стеснялись, когда Кори давал им советы. А он ими командовал, диктуя, что вписывать в каждую строчку. Его родители – люди незамысловатые, но они все сделали как надо, а родители Грир – нет, и она могла бы об этом догадаться заранее.

– Ну ладно, – продолжала Лорел, – что есть, то есть. А стипендия выглядит просто замечательно. Все у тебя будет хорошо. И у тебя, и у Кори. Вы оба такие умные. Знаете, что я про вас думаю? Как себе представляю? Вы – два космических корабля.

Грир даже не ответила. Посмотрела на Кори и сказала:

– Может, попробовать позвонить в Йель?

Они вместе пошли к ней в комнату, позвонили. Грир поставили в очередь, потом ответила какая-то запыхавшаяся тетя. Грир принялась торопливо объяснять, что с ней случилось, – Кори сидел рядом на кровати. Грир всегда говорила тихо и неразборчиво, даже в такой вот отчаянной ситуации. Он никогда не мог этого понять. У него тоже, конечно, есть недостатки – он самолюбив, порой даже заносчив – но, по крайней мере, способен выражаться внятно, причем не прилагая усилий.

– Я… На самом деле, документы не… и папа сказал…– доносилось до него. Хотелось крикнуть: давай к сути! Говори как есть!

– Мне очень жаль, – прервала ее в конце концов тетя. – Все решения по финансовой поддержке уже приняты.

– Да, я понимаю, – быстро проговорила Грир и тут же повесила трубку. – Может, родители позвонят? – обратилась она к Кори.

– Иди попроси их, – предложил он. – Скажи, как для тебя это важно. Серьезным голосом, без дураков.

Они спустились вниз, она подошла к родителям и сказала:

– Может кто-то из вас позвонить в администрацию Йеля?

Мама только бросила на нее тревожный взгляд.

– Этим папа занимался, – сказала она. – Я вообще не понимаю, что им говорить.

– А ты разве только что не звонила? Что они сказали? – спросил Роб.

– Что решение уже принято. Но ведь все равно можно попробовать, – сказала Грир. – Ты отец. Может, с тобой они будут говорить иначе.

– Не могу, – сказал он. – Вся эта бюрократия – я в ней не разбираюсь. – Он беспомощно посмотрел на дочку. – Мне это будет очень трудно, – сообщил он и добавил с нажимом: – Не могу.

Они даже и не пытаются ей помочь, с изумлением отметил Кори. Перед глазами развертывалась картина всего детства Грир, внутри закипал гнев, а с ним – желание оберегать Грир и любить ее еще сильнее.

Грир приняла предложение Райланда, а Кори выбрал Принстон: если он поступит в Йель, это станет для Грир постоянным мучительным напоминанием. Пути их расходились по разные стороны пропасти – жизнь уносила ее не только от родителей, но и от него: придется приложить усилия, чтобы не утратить свою близость.

В последнюю ночь вместе, в конце лета, у нее в комнате – сильный дождь стучал в окно – Грир лежала в объятиях Кори и плакала. До того она ни разу не плакала из-за колледжа, потому что родители в тот день заплакали на кухне, а она не хотела реагировать так же, как и они; кроме того, она стремилась быть лучше их, сильнее. Но в постели с Кори она расплакалась.

– Я не хочу быть таким вот неполноценным существом, – сказала Грир глухим голосом, полностью от него отвернувшись.

– Ты совершенно полноценная. Нормальный человек.

– Думаешь? Я же тихоня. Я всегда тише всех.

– Я в тебя тихую и влюбился, – произнес он, обращаясь к синей прядке ее волос. – Но этим ты не исчерпываешься.

– Ты уверен?

– Безусловно. И другие это тоже скоро увидят, обязательно.

Дождь еще усилился, они почти не шевелились, а потом – становилось поздно – поднялись, жалобно покряхтев, и расстались – нужно было разобрать вещи в комнатах своего детства: отобрать то, что тебе еще нужно, что жалко бросать, поскольку это все еще часть тебя – а остальное оставить в прошлом. Грир собрала все свои стеклянные шары и романы Джейн Остин, даже «Мэнсфилд-Парк», который никогда особо не любила. Книги были для нее своего рода мягкими игрушками, которые все эти годы украшали комнату и служили утешением. Кори, который утром уезжал в Принстон, оставил на полке пластмассовых баскетболистов, которые умели качать головами – подарил их Альби. Однако, подумав, прихватил подарочное издание «Властелина колец». Книгами он не слишком увлекался, но эту любил и никогда не разлюбит. Он знал, что скоро и Альби захочет ее прочитать – тогда он даст ее ему на время.

На следующий день, после прощаний столь длительных и пылких, что казалось, будто он отправляется на Вторую мировую войну, Кори уехал в набитом до отказа семейном автомобиле в Нью-Джерси. Грир уезжала в Райланд через два дня. В Принстоне Кори дали работу в библиотеке Файерстоун – он обслуживал читателей в огромном величественном зале. Ел он еще в одном огромном величественном зале.

Они с Грир по вечерам разговаривали по Скайпу, старались видеться почаще. Он рассказывал ей, что в Принстоне ему одновременно и страшновато, и хорошо, что он играл во фрисби на самых зеленых лужайках в мире. Он не заводил речь о том, что тревожится, сможет ли сохранить ей верность, а беспокоился в более широком смысле – не слишком ли сложно будет сдержать слово, которое они друг другу дали. Принстонские студентки флиртовали с ним постоянно – девочки из богатых семейств, которые выросли в особняках, имевших собственные названия, а еще славная чернокожая флейтистка из Лос-Анджелеса и гениальная растрепа, которая жила в Нидерландах, будучи американкой – ее звали Чиа.

А потом как-то в столовой он услышал, как одна девочка сказала другой:

– А вот ты не знаешь про меня одну вещь. Я попала в Книгу рекордов Гиннеса.

А другая в ответ:

– Правда? А за что?

– А я собрала для переработки больше бутылок, чем все другие дети. Нравилось мне. В Толедо меня все знали. Этакий мелкий очкарик.

Кори резко развернулся, едва не подавившись фруктовым пирогом:

– Ты – Тарин из Толедо? – спросил он в изумлении. – Я про тебя читал в четвертом классе!

Девушка – на самом деле, настоящая красавица, с волнистыми темными волосами и черными глазами – кивнула и рассмеялась. В тот вечер, во время разговора по Скайпу, Кори сказал Грир: угадай, с кем я сегодня познакомился.