Аппаратура, установленная в приемной и в кабинете федерального судьи Мэтью Грэхемом, мне позволила сделать копию всей записи в малые доли секунды. Тогда я, особо не задумываясь, вышел на электронную почту Outlook компьютера Глории, чтобы через нее копию записанного материала разослать по всем адресам, которые я в тот момент мог вспомнить.

Эту работу мне удалось завершить за пару минут до появления вашингтонской полиции в приемной кабинета федерального судьи наряда! Я хорошо помню, что, когда оторвался от пульта управления видеокамеры, осмотрелся вокруг себя, то на обзорном экране увидел опустевший кабинет федерального судьи Мэтью Грэхема! Сам же Мэтью мертвой куклой продолжал валяться на ковровой дорожке посредине кабинета. Фред Уайт к этому времени успел покинуть кабинет и он, видимо, его покинул через раскрытое окно! Я даже не удивился тому, каким образом Фред все это мог проделать?! Ведь кабинет Мэтью Грэхема находился на шестом этаже высотного здания, видимо, этот парень имел спецподготовку, которая ему позволила это сделать?! Но повторяю, что к этому моменту Фреда в судейском кабинете уже не было! Дэвид, стоя у стола секретаря, вместе с Глорией с явным удивлением на меня посматривал. Если судить по его поведению, то он был явно чем-то очень удивлен! Да и сама Глория выглядела дамой, до крайности озабоченной, удивленной всеми событиями, происходящими на ее глазах!

В этот момент под сильными ударами переносного полицейского таранного приспособления на ковровую дорожку рухнули входные двери приемной. В моей голове вспыхнула и тут же погасла мысль о том, почему полиция применила это устройство, когда двери итак были не заперты?! Как в этот момент в помещение приемной с дикими криками и воплями: «Всем лечь на пол! Руки завести за затылок! Всем лежать, и не двигаться! При малейшем движении, открываем огонь на поражение!» ворвались инопланетяне в скафандрах высокой защиты, но вполне с современными, земными полицейскими автоматами в руках. Ни я, ни Дэвид, ни Глория не выполнили этого приказа под одной причине, мы попросту не успели этого сделать, как каждый из нас был окружен двумя-тремя полицейскими SWAT, одетыми в скафандры высокой защиты!

Они настолько близко находились вблизи от каждого из нас, что мы все и я в том числе попросту не могли пошевелиться, мы не могли даже кверху поднять свои руки, или, сделать полушаг назад, всем своим телом растянуться на полу. На головах полицейских были тактшлемы, их лица были закрыты непрозрачными с моей стороны забралами. Из всего этого момента я хорошо запомнил только те запахи, которые исходили от полицейских SWAT, прижимавшихся ко мне! С детства я не переносил сильных запахов! Однажды жарким летом во время одной из поездок в московском метро рядом со мной случайно оказалась полная женщина. Она настолько себя на парфюмера, что от этих ее запахов я даже свалился в обморок. Вот и сейчас эта смесь диких запахов, исходившая от разгоряченных мужских тел, пойти полностью нейтрализовала мой головной мозг. В моих глазах стала появляться темнота, одна из предвестниц приближающегося обморока.

Но в обморок я так и не свалился, так как в помещении приемной появился полицейский офицер с сержантскими патчем3 на рукаве своей полицейской формы. Этот чернокожий сержант явно не собирался с нами разговаривать, выслушивать наши объяснения того, что происходило в кабинете федерального судьи до его появления. Он стал единственным полицейским из всей своры сватовцев, ворвавшихся в приемную, обездвиживших нас своими телами. Сержант остановился посреди помещения приемной, с явным удовлетворением он осмотрелся вокруг себя. Затем он своим цепким взглядом прошелся по моему лицу и по лицам Дэвида и Глории. Сверился с фотографией, которую держал в своей левой руке, после чего он вполголоса буркнул себе под нос:

– Это тот человек, кто нам нужен! Берите его, парни!

Тут же на мою голову обрушился приклад полицейского автоматам, сознание тут же померкло в моей голове!

Я попросту не осознавал того, где я нахожусь! Со всех сторон меня окружала темнота. Она была такой густой и вязкой, что в ней я ничего не мог разглядеть! Я не мог пошевелить ни своими руками или ногами, все мое тело мне попросту не подчинялось. Мои попытки хотя бы немного приподняться на локтях или посидеть, оглядеться и вспомнить о том, где я нахожусь, что же со мной происходит, ни к чему хорошему не приводили. Я, подобно мухе, увязал в этой липкой, густой темноте!

Правда, временами эта темнота вдруг оживала непонятными мне всплесками белого света с каким-то движением внутри. Поначалу эти всплески были настолько коротким, что я не успевал в ним что-либо разглядеть, вернее было бы сказать, что я попросту не успевал осознать все то, что видел из происходящего внутри этих всплесков. Но наступил момент, когда мне удалось это сделать в первый раз. Вовремя одного из таких световых всплесков внутри его я вдруг разглядел лицо Юрия Владимировича Андропова. Его губы шевелились. Он был явно чем-то недоволен, что-то очень сердитое мне выговаривал. Этот всплеск света давно уже сменился чернотой темноты, но мой головной мозг все еще продолжал обрабатывать полученную информацию. Я пытался вспомнить, когда это действие происходило, почему Юрий Владимирович был так мною недоволен?!

С Андроповым, вернее, под его руководством я проработал всего лишь четыре года. Сразу же после окончания таллиннской школы, когда я появился в кадрах за направлением на работу, то они меня почему-то направили на собеседование с Председателем комитета. Это собеседование продолжалось около часа, оно было практически о ни о чем. Мне особенно было нечего рассказывать о самом себе, поэтому председатель больше интересовался мной самим, моей матерью, моими ближними родственниками. Не знаю, почему, но после этого собеседования, моя жизнь сильно изменилась. Андропов меня забрал в штат своих сотрудников, тогда он меня безусого лейтенанта сделал своим личным офицером порученцем. При этом он мне прямой речью запретил какое-либо общение с коллегами по работе!

Целый год я вместе с Фомичом занимался физической подготовкой, качал свой пресс, накачивал отдельные группы мускулов своего тела и с тренером бегал бесчисленные кроссы. Со мной, не покладая рук, работали психологи и психотерапевты. Они развивали мою память, стараясь увеличить скорость моих мыслительных процессов. Не могу чего-либо сказать в отношении того, улучшилось ли мое мышление, но что касается памяти, то я никогда на нее не жаловался! Хотя работавшие со мной психотерапевты позже утверждали, что с ней они добились наилучших успехов!

Одним словом, первый год своей службы в канторе я провел в спортивном зале, где меня тренировал Фомич. Весь этот год я проходил по докторам, а также время от времени посещал кадры с тем, чтобы поменять количество звездочек на своих погонах. С лейтенанта за год я вырос до капитана! Всего лишь пару дней за весь тот год я провел в предбаннике председательского кабинета, выполняя его личные поручения. Однажды, его любимого кота Ваську возил на кастрацию в ветлечебницу!

В первый же день второго года моей службы в канторе меня снова вызвали к председателю на очередную беседу. На прием к нему я явился в парадной форме с капитанскими погонами на плечах. Председательские охранники, секретари на меня смотрели, как на лешего и они от меня держались как можно дальше. Все они меня называли по имени, по отчеству, хотя у многих у них на плечах были генеральские звезды. Разумеется, когда председатель появился в своем кабинете, то меня к нему запустили самым первым! Чеканя шаг, демонстрируя высокую штабную офицерскую выправку, я радостный и возбужденный появился в председательском кабинете.

В тот момент Юрий Владимирович сидел за своим столом, он ознакамливался с каким-то документом. У меня хватило ума, чтобы ему громким голосом не отрапортовать о своем появлении. Отложив документ в сторону, председатель поднял голову, он на меня смотрел минуты две или даже три, но ничего при этом ничего не говорил и даже не улыбался. Я же продолжал стоять по стойке смирно, едва сдерживая свою улыбку радости.