Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
Сойдешь поневоле с ума,
Оттуда возврата уж нету .
Сараханов А. А.
БУДЬ ПРОКЛЯТА ТЫ, КОЛЫМА
Наступила зима. Затянувшееся пребывание в Магаданской пересылке весьма наскучило. Вынужденное безделье изматывало больше, чем любая, даже самая тяжелая работа. Разговоры в основном велись о том прекрасном будущем, когда мы наконец попадем на нормальную зону. Однажды в неурочное время рано утром распахнулась кормушка.
- Всем собраться с вещами! - громогласно объявил дежурный. - Ничего не забывайте.
Радости не было предела.
- Ну, братцы, наконец-то покатили! - засуетился Кащей, собирая свои вещи в мешок.
- Неизвестно еще, куда приедем, - проворчал Колючий, хотя глаза его радостно заблестели.
- Стиры не забудьте! - забеспокоился Язва.
- Если шмона не будет - пронесем! - заверил Витя.
Выйдя из ворот пересылки, мы увидели стоящие колонной крытые брезентом грузовики. У каждого рядом с кабиной снаружи была приспособлена высокая круглая печка. Грузовики назывались газогенераторными. Водитель бросал в печку деревянные чурки. Сгорая, они выделяли газ, который и являлся питанием для двигателя.
Погрузка прошла довольно быстро. В кузове были скамейки, по которым мы тотчас уселись. В каждый грузовик вместилось по двадцать пять человек. Витя, Язва, Колючий, Кащей и я залезли в один кузов. Предварительно нам выдали ватные брюки, телогрейки, шапки, портянки и валенки. Так что с экипировкой было все в порядке. Да и морозец небольшой, градусов десять. На каждую машину полагалось по три конвоира и по два водителя. Один конвоир садился рядом с водителем в кабину, а двое располагались вместе со вторым водителем и зеками в кузове у заднего борта. Машин было двенадцать. Последняя - с продуктами и водой.
Конвой еще раз тщательно проверил готовность, и колонна тронулась в путь. Настроение у всех было отличное. Наконец-то! Еще немного терпения, и скоро мы окажемся в общей зоне, где начнется нормальная оседлая жизнь. В принципе нас должны раскидать по разным зонам. Исходя из практики - по пять-шесть человек. Негоже на одной зоне иметь большое количество воров в законе. Это чревато крупными беспорядками, побегами и вообще очень беспокойно. При небольшом же количестве урок на зоне всегда тишь да гладь. Мужики не беспредельничают, драк нет, краж нет, отказчиков от работы - тоже. Не беда, что пять-шесть человек не работают. Зато все остальные пашут на совесть.
Машины, натужно ревя моторами, с трудом преодолевали крутые подъемы, а после перевалов медленно и осторожно спускались вниз по местами заснеженной, а кое-где и обледенелой дороге.
- Начальник, останавливай на оправку! - не выдержал длительной тряски Язва.
- Шуруй с борта, - отозвался конвоир.
- Да мне по тяжелому надо! - застеснялся Язва.
- А я что говорю? Давай с борта. Что, всю колонну из-за тебя останавливать? - невозмутимо проворчал конвоир.
Балансируя на ходу и хватаясь за плечи сидящих, Язва стал протискиваться к заднему борту.
- Держите меня, братцы, упаду! - спуская штаны, просил Язва. - Трясет ведь как!
Началась сильная метель. Дорога шла по выступу заснеженной скалы, с каждым километром становясь все уже. Ни попутного, ни встречного транспорта не было видно. Да и разъехаться было бы невозможно. Время близилось к вечеру. Пассажиры кузова уже изрядно замерзли. Хотя морозец был небольшой, но со временем начал пробирать довольно чувствительно.
- А что, хавать будете давать? Целый день ведь едем! - не выдержал Кащей. - Давно уже кишка кишке романсы поет!
- Потерпи! Бог терпел и нам велел, - прожевывая колбасу с хлебом, поучительно прошамкал конвойный.
Облегченный Язва пробирался к кабине, уступая свое место другим участникам пробега.
От бесконечной тряски в кузове бурлило в желудке. Голова кружилась, а тело от неподвижности стало деревянным. Мороз становился все более невыносимым. Иногда колонна останавливалась. Водители добавляли чурки в газогенераторы, ходили до ветру, перекусывали. Конвой и водители менялись местами. Одни залезали в теплую кабину, другие перемещались в кузов. Остановки происходили в безлюдных местах. Немногочисленные населенные пункты проезжали без остановок. Через проделанные в брезенте отверстия любопытствующие могли наблюдать за внешним миром. Правда, картина была довольно однообразная - бесконечные скалы, подъемы, спуски, перевалы, прижимы.
Прижим - это когда дорога прижимается к скале. С одной стороны каменная стена, с другой - пропасть. Летом, когда тают снега, с гор устремляется вниз водяной поток, который частично смывает край дороги, проходящий над пропастью. Дорога становится все уже и образовывается покат в сторону обрыва. Зимой все это покрывается льдом. В некоторых местах грузовая машина своим бортом задевает за скалу, в то время как с другой стороны колеса наполовину зависают над пропастью. В таких местах обычно установлена табличка: «Шофер, высади пассажиров!» Пассажиры выходят, водитель становится на подножку и медленно протаскивает грузовик через опасное место. После этого все усаживаются на свои места и едут до следующего прижима. Если же грузовик начал заваливаться, то водитель спрыгивает с подножки, предоставляя своему транспортному средству свободный полет в бездну.
Когда наша колонна остановилась перед показавшимся за изгибом дороги прижимом, конвой вылез на дорогу, а водитель встал на подножку первой машины, раздались взволнованные голоса:
- Начальник, ты что близорукий, что ли? Не видишь разве надпись? Может, очки тебе дать? Давай высаживай! Разомнемся заодно!
- Не положено! - равнодушно отвечал конвоир.
- Что значит - не положено? В пропасть ведь улетим! Это положено?
- Сидите лучше спокойно, а то точно улетите.
В совершенстве освоив предложенную нам технику безопасности, мы стали более спокойно относиться к такого рода коллизиям и проезжали очередной прижим молча, ничем не выдавая своего негодования, лишь затаив при каждом качке дыхание и судорожно цепляясь пальцами за деревянные скамейки.
Наступила ночь. Снег валил крупными хлопьями. Машины продолжали продвигаться черепашьим шагом, тускло высвечивая дорогу сквозь снежную пелену. Знаменитая Колымская трасса неприветливо встречала своих непрошеных гостей. Если голод несколько портил настроение, то мороз становился уже невыносим. Весь контингент дрожал мелкой дрожью. Ввалившиеся глаза на синих лицах выражали нечеловеческие страдания. Положение многократно усугублялось вынужденной неподвижностью.
Все чаще останавливалась колонна, чтобы вызволить из снега очередной забуксовавший грузовик.
- Начальник, давай поможем! - звучала в голосах надежда.
- Сидите, сами управимся, - слышалось в ответ.
Конвойные со всех машин, оставив по одному у каждой, с веселым задором выталкивали грузовик из снега, а если не получалось с помощью живой силы, то в действие включался буксировочный трос.
Трое суток продолжался наш неповторимый вояж. Трудно было предположить заранее, что среднестатистическому гражданину удастся выдержать такие испытания. Задняя машина с продуктами застряла намертво на высоте около полутора тысяч метров возле очередного перевала. Заметили ее отсутствие слишком поздно. Возвращаться не было возможности. Водители, сжалившись над нами, набирали в ведра снег, ставили возле горячих газогенераторов и поили нас талой водой. Пищи не было совсем. Ни водители, ни конвойные не желали расставаться с тем запасом продуктов, который хранился у них в рюкзаках для собственного употребления. Но это можно было терпеть.
Самым страшным бедствием был холод. И даже не сам холод, а неизвестность его продолжительности. Порог терпения колебался на точке предела. Дрожь прекратилась. Казалось, что организм выдержит еще не более нескольких секунд. Но проходили годами тянувшиеся часы…