Хотя чего я, собственно, ожидал? Прежде мне никогда не доводилось видеть галлюцинации. Но чем еще все это могло являться, если не мороком, навеянным нестерпимой жарой?
Тряхнув головой, чтобы выбросить из сознания остатки этого видения, я двинулся дальше. Наверное, стоило мне хотя бы немного довериться собственным ощущениям, я мог бы понять, что пересек некую границу, отпугивающую непрошенных гостей. И все же в тот момент я с усмешкой прогнал подобные мысли прочь. Напротив, мое желание запечатлеть замок на пленке только усилилось.
Поднявшись по петлявшей среди деревьев тропе, я оказался на вершине высокого холма. Здесь лес расступался, являя мне конечную цель моего путешествия. То ли от усталости, то ли от усиливавшегося с каждым мгновением стремительно охватившего меня чувства восторга, я невольно начал задыхаться. Но теперь я больше не обращал на это внимания. Дрожащими руками я нащупал висевший на груди фотоаппарат, а потом, придерживая его, перешел практически на бег.
Упиваясь моментом, я протянул руку и неспешно провел ладонью по шершавой поверхности старых деревянных врат. Некогда массивные, окованные железом, они почти сгнили, сохранив лишь часть своей прежней формы. Вокруг, врезаясь в землю, обросшие высокой травой, беспорядочно возвышались грубые части осыпавшихся стен. Теперь поднимавшиеся ввысь нагромождения камня вовсе не казались надежными, как это было столетия назад. Они все еще лишь чудом скреплялись меж собой, будто до последнего не желая поддаваться гнету беспощадного времени. Но любое неосторожное движение могло заставить их тут же обрушиться вниз. Замок хранил лишь блеклое отражение своего былого величия. Впрочем, и этого мне было более, чем достаточно.
Наконец-то я снова оказался там, где все еще чувствовалось дыхание старины, где годы слились в вязкий тягучий поток, а затем практически замерли. Здесь, пусть и ненадолго, с легкостью можно было отрешиться от всего остального мира.
Врата оказались приоткрыты, и я, не медля ни мгновения, прошел внутрь. Здесь ощущался совсем иной мир со своими порядками и законами. Меня коснулась мягкая прохлада. Влага, царившая вокруг, медленно пропитывала одежду. То, что некогда служило пристанищем для какой-то состоятельной и уважаемой семьи, чье имя, возможно, было известно по всей стране, чье слово могло вершить чужие судьбы, теперь неизменно таяло вдали от мирской суеты. И людям не было до этого никакого дела.
Чем меньше состояние замка интересовало местных жителей, тем больше запретов это с меня снимало. Я поводил камерой, выискивая наиболее удачный ракурс. Да, без сомнения, в этом месте снимки получатся просто потрясающими.
Решив начать осмотр со второго этажа, я ступил на старую каменную лестницу. Удивительно, что в отличие от остальной части строения, ее ступени время пощадило. Они покрылись грязью, поросли мхом, но, тем не менее, все еще выглядели прочными и надежными. Несмотря на мои неловкие попытки передвигаться тихо, шаги гулким эхом отражались от камня и разносились по витиеватым коридорам некогда неприступного замка.
Верхняя часть здания встретила меня порывами яростного ветра и запахом гнилого дерева, витавшим в воздухе. Крыши здесь не было. Почти вся она обрушилась вниз, и теперь коридоры, а также некоторые из сохранившихся комнат, оставались почти сплошь завалены утратившими прежние очертания предметами, обломками широких деревянных балок и грудами камней, лавиной осыпавшихся под напором веков. Сверху, за редким исключением, надо мной вновь простиралось чистое летнее небо. Свет полуденного солнца, разрываемый на части тем, что осталось от крыши и стен, тщетно пытался отыскать свое место среди угловатых теней.
Мной овладело то странное чувство, которое появляется, когда попадаешь в какой-то далекий и совершенно незнакомый город. В такие моменты все вокруг выглядит слишком необычным, содержащим некую утонченную красоту, достойную обязательного запечатления на пленке. И остается удивляться, почему лишь немногие, кроме тебя, способны ее замечать.
Сделав несколько снимков, я, затаив дыхание, осторожно двинулся вперед. Было в этих стенах что-то невероятное, какое-то странное, непреклонное ни перед чем неугасаемое величие, ощущавшееся с каждым вдохом тяжелого воздуха.
Проведя здесь довольно много времени, я успел осмотреть и сфотографировать большую часть того, что попадалось на глаза. Пробираясь между обрушившимися и образовавшими теперь причудливый лабиринт балками, я по очереди исследовал сохранившиеся комнаты. В них тоже не осталось ничего, кроме мусора. Тем не менее, я был буквально зачарован тем, что видел, а палец, словно вне зависимости от моей воли, вновь и вновь нажимал на кнопку фотоаппарата.
Вернувшись на первый этаж, я уделил ему не больше десяти минут. Царивший здесь полумрак надежно скрывал от глаз то, что меня окружало. Луч фонаря помогал слабо. Конечно, для съемки все еще можно было воспользоваться вспышкой, но пленка заканчивалась. Впечатления, за которыми я сюда пришел, уже были пережиты мной наверху, и теперь постепенно угасали. Собираясь выйти обратно за стены замка, я вдруг заметил, что слева, вдали от основной лестницы, по которой мне пришлось подниматься ранее, есть еще несколько ступеней, ведущих вниз. Странно, что они не запечатлелись в моей памяти, но видимо, когда я проходил здесь в прошлый раз, мое внимание пребывало во власти совершенно других вещей. Теперь же я стоял, не в силах отвести от этого места взгляд. Возникшая из ниоткуда уверенность, что там, за этими ступенями, растворявшимися в сумраке, мне предстоит отыскать нечто особенное, крепла с каждым мгновением.
Осторожно спустившись, я увидел черный проход, ведущий в никуда. Двери здесь либо никогда не было, либо она, истлев, уже успела осыпаться на холодный пол. Вопреки тому чувству, что я испытал еще минуту назад, заходить внутрь теперь совершенно не хотелось. Немного помедлив, я снова поднял фонарь и шагнул во тьму.
Время от времени его свет скользил по серым, блестящим от влаги стенам, сплошь покрытым плесенью. Но еще чаще просто тонул во мраке. К верху стены закруглялись, переходя в низкий сводчатый потолок. Кое-где по бокам в камне виднелись неглубокие ниши, путь в которые преграждали практически уничтоженные ржавчиной металлические решетки. Вероятно, эти своеобразные кельи некогда являлись тюремными камерами. Судя по всему, здесь не раз расставались с жизнью люди, но теперь от их существования не осталось и следа. У времени есть одно чудовищное свойство – уничтожать все, чего оно касается.
Несмотря на влагу, в воздухе находилось множество почти неподвижных частиц пыли, которые колыхались при каждом моем шаге, будто я брел сквозь толщу затхлой мутной воды. Вокруг не было слышно ни звука. Время от времени мне казалось, что луч фонаря выхватывает из темноты какое-то движение, но тень, промелькнувшая неподалеку, тут же ускользала от его тусклого мягкого света. Иллюзия быстро исчезала. Я мерил шагами просторное помещение, а эхо, отражавшееся от старых стен, вторило моей поступи. Помещение оказалось гораздо просторнее, чем я себе представлял. И чем дольше я здесь находился, тем отчетливее понимал – бродить по этим коридорам абсолютно бессмысленно. Они не содержали в себе ровным счетом ничего интересного. Что, собственно, я вообще ожидал здесь увидеть?
Облако пыли, обволакивающее меня, внезапно пришло в движение. Я невольно напрягся. Ветра в этом месте не было, да и быть не могло. От затхлого воздуха в голове уже пульсировала пока еще слабая, но вполне ощутимая боль и тяжесть. Тем не менее, серые частицы вокруг меня колыхались, словно повинуясь загадочной незримой силе, постоянно меняя свое направление.
Леденящий страх закрался в мой разум. Я вдруг буквально кожей ощутил рядом чье-то присутствие, из последних сил пытаясь убедить себя, что все происходящее – просто игра моего воображения.
Тем временем, пыль уже тянулась за светом моего фонаря, словно он стал магнитом. Я замер, а потом закрыл глаза, надеясь, что после того, как открою их, наваждение исчезнет. Но когда мой взгляд снова вонзился во тьму, стало только хуже.
