Когда главный статистик озвучил сумму налога с сотки, она показалась всем столь смешной, что про распри быстро забыли. А грамотный Рубенс взял бумажку, умножил в столбик и обалдел. Получилось, что из этих копеек с миллионов гектаров соберется сумма вдвое большая, чем все расходы на армию…
Отвратительные новости приходили весь август из южных губерний. Только к ноябрю пошла на спад эпидемия холеры - и то после того, как кордоны начали расстреливать всякого, кто приближался к карантинным зонам…
Под финал президент оставил хорошую новость. Собственно, новостью это давно не было, но следовало озвучить на высшем уровне.
Мамочки перестали зарабатывать деньги на вынашивании и продаже детей.
Со всех концов страны доносили о том, что молодых мужчин, не способных иметь детей, еще много, а вот женщины рожают почти все. Наверное, то же самое происходило не только с русскими, но и за границей. Однако президент счел необходимым поздравить депутатов с большой победой на демографическом фронте. По самым скромным оценкам, за пять лет население увеличилось вдвое и продолжало расти бешеными темпами. Даже холера и прочие инфекции не могли остановить вал деторождении.
Человечество потихоньку выздоравливало.
Губернатор Рубенс глядел на всеобщее ликование и вспоминал, какие драки разгорались во времена его молодости за каждую мамочку и сколько коров получал он лично за короткое удовольствие с чужими женами. Он вспоминал, как стреляли во всякого, кто появлялся в Питере без респиратора, и как лихо коммуны воровали друг у друга отцов.
Он подумал, что должен испытывать радость вместе со всеми, а вместо этого горюет о золотых денечках…
Видавший виды Миша Рубенс никак не мог привыкнуть, что Питер отодвинут на второй план, а дела решаются в масштабах огромной страны, точных границ которой никто не представляет. Спустя полчаса после начала вечернего заседания у Рубенса начала кружиться голова, а еще полчаса спустя он готов был проголосовать за что угодно, лишь бы ему прекратили вдалбливать в уши все эти цифры.
После первого дня съезда поползли слухи, что Кузнец нездоров, спал с лица, а левую руку бинтует и держит на перевязи. Первым делом думские всполошились, что хозяин ранен, и секретарь президента Мишка Рубенс вынужден был выступить с официальным опровержением. Он заявил, что главнокомандующий провел на фронтах всего две недели, за это время ни разу не выезжал на передовую, а ранение не опасное и получено еще раньше, по неосторожности. После этого все начали кричать и спрашивать, зачем вообще сдалась война, отнявшая столько людей и сил, и секретарь даже вынужден был повысить голос. По просьбе самых нетерпеливых он объяснил, что Кузнец не отсиживался в деревне, а ездил вести тайные переговоры с китайцами. Большинство присутствующих понятия не имели, где находится Китай, и потихоньку присмирели.
В перерыве между спорами о финансировании дополнительной артиллерийской бригады губернатор нашел, наконец, возможность и поймал президента за пуговицу. Кузнец выглядел отвратительно, о чем Рубенс, на правах старшего, честно сказал. Из президента словно выкачали кровь. Он был очень бледен и истощен, под глазами круги, губы в трещинах. По слухам, зачем-то держал у себя в спальне железный бочонок и никому не показывал, что там такое…
Кузнец ответил, что за его здоровье можно не беспокоиться; гораздо большее беспокойство вызывает ситуация на Кавказе. Он летал туда на змее и своими глазами видел недоработки в снабжении, а проще говоря - воровство тыловиков. Обе дивизии перешли в наступление и закрепились на берегах Черного и Каспийского морей. Несмотря на тревожные прогнозы разведки, серьезного сопротивления они не встретили; войска Карамаз-паши спешно строили укрепления, примерно там, где когда-то проходила административная граница Аджарии. Однако добравшись до моря, русская армия оказалась почему-то без мыла и с горой прогнившей кожи вместо первоклассных сапог.
Ввиду подобного конфуза ход заседания резко изменился, и президент, кипя от ярости, принялся искать виноватых. Рубенс сам привык рубить сплеча, но и он был потрясен тем, в каком темпе Кузнец отправил под трибунал троих руководителей тыловых служб. А затем при всех подписал и передал вестовому приказ о немедленном вызове в суд нескольких ковбоев, ответственных за поставки кожи.
Увидев, с какой скоростью летят головы, Дума без колебаний проголосовала за предоставление президенту особых полномочий. Старший Рубенс потихоньку посмеивался в бороду. Он был одним из немногих, кто читал книги, и сразу уразумел, к чему клонится дело. А дело клонилось к тому, что, нанюхавшись демократии, многие подзабыли, кто в стране главный, и следовало им напомнить.
После того как вооруженные отряды полиции отправились производить аресты, присмирели даже самые шумные. Всем вдруг стало ясно, что собой представляет центральная власть. Назначенные губернаторы и выборные старшины могли сколько угодно купаться в горячих ваннах, а в это самое время головорезы младшего Абашидзе вполне могли лишить их имущества от лица государства. И защититься теперь стало нечем. Собственные шайки были разогнаны, а в городах стояли вооруженные до зубов гарнизоны из бывших дикарей.
До обеда третьего дня Дума единогласно проголосовала за военный бюджет. Согласились сформировать еще две дивизии и экипировать их за счет провинции. Не позднее февраля к солдатам присоединятся инженеры из бывшей колонии нефтяников; войска должны будут погрузиться в вагоны и тихим ходом отправиться по Кавказской железной. Скорым ходом всё равно не получится, так как во многих местах не хватает рельсов и шпал, и придется латать пути на ходу. Вместе с военными и техниками поедет мирная правительственная делегация, которой поручалось полюбовно договориться с азербайджанскими лидерами. Если жители Каспия не захотят добровольно сотрудничать, надлежало убедить их всеми имеющимися средствами. Найти самых воинственных лидеров и уничтожить. Затем найти тех, кто поумнее, и предложить дележку прибылей от нефтедобычи.
Тут же из зала зазвучали воинственные голоса с предложениями не мелочиться и присоединить к стране весь Кавказ. Президенту стоило большого труда отговорить самых горячих. Он сказал, что если на Кавказе не удастся договориться мирным путем, то России обеспечена затяжная война лет на тридцать. Государственную границу, сказал президент, будем проводить в районе Нальчика. Тем русским, которые живут южнее, придется перебираться на север…
По команде Рубенса на сцене распахнули занавес, и делегаты затихли, увидев огромную карту страны. Две недели художники срисовывали со старых атласов карту на холсты, а потом сшивали их между собой. Получилось внушительно: почти десять метров в ширину. Подкатили лесенку, на нее взобрался Рубенс-внук и, подражая отчетам генералов, замахал указкой. Со своего места в президиуме губернатор оглядывал задубевшие, хмурые физиономии депутатов и видел, как недоверие постепенно уступает место тревоге и боевому азарту. Для большинства удельных князьков, вчерашних разбойников с большой дороги, цели южной кампании до сих пор оставались непонятны. Теперь изменили мнение даже те, кто шептал, что президент думает только о собственной мошне.
Война еще не докатилась до условных российских рубежей, но уже стояла на пороге.
С побережья Черного моря в глубь Украины стремились толпы беженцев, и этот шквал грозил вот-вот перекинуться на русские земли. Войска Карамаза перешли молдавскую границу. Болгарское правительство перестало существовать. На Одесском рейде стоял итальянский десантный корабль и обстреливал город из пушек. Ответить ему было нечем и некому. В Николаеве бушевали пожары, большинство горожан, не слушая призывов гетмана, ушли на север.
В Петербурге то ли гостил, то ли скрывался католикос. В Армении все, кто стоял на ногах и мог носить оружие, уже месяц удерживали Ереван. Русская дивизия оттянула на себя значительные силы нападавших, и это позволило вывести тысячи армянских беженцев в палаточные лагеря на северный берег Куры. Католикоса привез в столицу Руслан Абашидзе и вместе с соборником прихватил троих пленных, захваченных в боях за Нахичевань. Двое пленных оказались иранцами и один - узбеком. На месте их никто не мог допросить. Все трое не знали ни слова по-русски, как, впрочем, и по-турецки.
