Конечно, не обошлось без накладок. Не хватило конюшен, потом не хватило постельного белья в переполненной гостинице и не подвезли солярку для автомобилей. Пришлось спешно пустить на простыни полотно из армейских запасов, а топливо втридорога купили у норвегов. На второй день заседаний выяснилось, что многие делегаты не стесняются брать на кухне добавку, а поскольку столы накрывали в бывшем ресторане в две смены, то второй смене мало что оставалось. Рубенс еле смог погасить скандал, перебросив в центр две армейские кухни и отдав под нож еще десяток свиней с личной фермы.
Уже с первого дня поползли доносы криминального характера. Патрули выловили в кабаке несколько пьяных, затеявших драку, сволокли их в участок, и только утром выяснилось, что это был орловский губернатор со товарищи. Полицейские изрядно намяли бока провинциальному функционеру, и Рубенсу пришлось извиняться. Дабы пресечь подобные конфузы, на монетном дворе срочно отчеканили тысячу особых жетонов - для гостей и их ближних помощников, чтобы могли в любом месте удостоверить личность. Думали, выйдет как лучше, но не прошло и суток, как с такими же бляхами стали появляться в присутственных местах личности темные, самого разбойного вида…
Собственной курьерской службой Большая Дума обзавестись пока не успела; этот вопрос, как и тысячи других организационных тонкостей, как раз и предстояло решать на втором съезде. Папа Рубенс снял с занятий роту кадетов, и счастливые мальчишки целый день гоняли по городу, выполняя поручения Комитетов. Попутно открылся очередной грустный факт. Многие народные избранники не умели читать, но стеснялись признаться в этом. В зал доставили отпечатанные программки заседаний и доклады Счетной палаты, но когда пришло время обсуждения, многие делегаты понятия не имели, о чем идет речь.
Рубенс Бога молил о скорейшем возвращении президента, чтобы вывалить на него некоторые тонкие проблемы. Но Кузнец приехал и сразу ринулся утихомиривать начавшиеся баталии по верстке военного бюджета. Папа слушал пререкания, переглядывался с Левой Свирским, и оба они качали головами. В перерывах книжник умолял губернатора как-то повлиять на президента, чтобы тот окончательно не настроил против себя недовольные военными поборами черноземные провинции.
За эмиссию миллиона рублей медью проголосовали легко. Кроме прожженных торговцев, почти никто не понял, чем это вскоре обернется.
Кое-как согласились купить для армии три тысячи племенных лошадей. В этом сезоне цена на них поднялась вдвое; ковбои просто не успевали разводить их с такой скоростью, с которой росли потребности государства.
Случились и неприятности. Не приехал губернатор Перми, и пропала всякая связь с мытарями, работавшими в регионе. Только сегодня до столицы добрались уцелевшие клерки. Стало известно, что губернатор и питерские чиновники убиты и, кроме них, уничтожено еще около десятка верных президенту начальников. Власть захватила так называемая Освободительная армия, и к разбойникам, как ни грустно, примкнуло духовенство. Они там сформировали свое собственное правительство, объявили Пермь и близлежащие городки вольными поселениями и предложили всем провинциям к ним присоединиться.
В смысле, отойти от Петербурга. Примечательно, что восстание они начали после того, как получили от Питера караван с ценнейшим оборудованием, поднятым из хранилищ…
Теперь в столице губернии шла настоящая бойня, крестьяне с топорами гоняли по лесам остатки гарнизонов и вешали всех, кто им не нравился. В Чайковском ночью зарубили шестерых питерских вместе с женами и детьми. Из этих шестерых только один представлял налоговое ведомство. Под горячую руку попали учителя, лекарь, картограф и счетовод…
За лето, пока шла подготовка к южной кампании, никто в Питере не обращал внимания на тревожные сигналы из Перми и никто не доложил Кузнецу об измене. Но самое неприятное ждало впереди. Прямо на съезде вскрылись факты столь жутких злоупотреблений центральной власти, что в зале начал нарастать недовольный шепот. Те, кто боялись сказать президенту правду и не знали, где искать сочувствия, подняли головы. Оказалось, что ставленник Питера обложил мастеровых непомерным налогом, ссылаясь на указания сверху. В рекруты крестьянских детей сгоняли насильно, гарнизон жег усадьбы, уклонистов вешали без суда…
Рубенс терялся в догадках, какого беса Кузнец вынес на всеобщее обсуждение столь деликатную тему. Ну, послать туда пару полков чингисов, они за неделю наведут порядок! Депутаты галдели, как стая вспугнутых ворон. Охрипший спикер с трудом наладил очередь к трибуне из желающих выступить.
Упреки посыпались, как пшено из порвавшегося мешка. Каждый норовил прокричать о наболевшем. Там сборщики отняли половину урожая, здесь - заковали в кандалы ковбоев за самовольный захват земель. В Челябинской губернии, оказывается, всё лето секли за недоимки, а майор, командир гарнизона, бил Старшин при народе кулаком в лицо…
Под Саранском тоже третий месяц буянили, и ставленники Кузнеца ничего не могли с этим поделать. В донесениях они указывали, что всё идет по плану, а на самом деле половина сельских жителей ушла в леса, вторая же половина скрывала урожай. Всех людей в форме просто вешали без разбору. Саранский папа чуть не плакал. На него уже восемь раз покушались. Партизаны, нанятые богатыми ковбоями, нападали на губернское начальство среди бела дня. Селяне не возили товары на ярмарку, опасаясь разбоя…
Самую большую неразбериху вызывали постоянные перетасовки в гарнизонах. Папы лишились собственных дружин, вместо уроженцев областей служили теперь пришлые солдаты, не уважавшие гражданскую власть, и население платило им взаимной ненавистью. В Смоленске гарнизон вел непрекращающиеся войны с деревнями, не успевая гасить очаги восстаний. Губернатор признавал, что год назад, до присоединения к Федерации, жилось не лучше. Однако никто не оценил новые школы и больницы, люди быстро привыкли к автомобилям, почте и бесплатным праздникам. Кабаки, постоялые дворы и транспортные конторы открывали, опять же, богатые столичные купцы и чужеземцы, которых президент напустил в страну видимо-невидимо, а простым гражданам оставалось завидовать и потихоньку откручивать гайки от неловкой государственной машины…
Рубенсу казалось, что конца не будет обвинениям и недовольству. В какой-то момент он даже начал бояться, как бы машущая кулаками толпа не хлынула в президиум, и не пришлось бы, как в молодости, отстаивать власть врукопашную. Охранники президента тоже напряглись, готовые отбиваться от депутатов прикладами автоматов. Но Кузнец сидел очень спокойный, хотя и бледный, баюкал на перевязи руку, которая, судя по всему, доставляла ему немалую боль. Он кивал, промокал пот со лба и прихлебывал из кружки лечебный отвар. Рубенс не мог не позавидовать такому хладнокровию, а спустя час заметил, что страсти начали стихать. Выпустив пар, бородатые мужики смущенно возвращались на места, закуривали, перебрасывались шутками. Как только очередь к трибуне иссякла, спикер объявил перерыв, а в холле всех желающих уже ждали блины с вареньем, чарка медовухи и каша в неограниченном количестве.
Заправившись, депутаты плюхались в кресла слегка осоловевшие, охрипшие и гораздо более мирные. Кузнец жал руки, улыбался, принимал конверты с частными жалобами, осведомлялся о здоровье жен, о рыбалке, о рождении детей… Рубенс прекрасно знал, что именно его внук составлял для президента списки делегатов с подробными пометками относительно личной жизни и личных проблем каждого, но никогда бы не подумал, что такую уйму сведений можно удержать в памяти!
В результате по Перми приняли постановление гораздо более жесткое, чем губернатор Рубенс ожидал. По предложению президента, проголосовали за еще большее ужесточение Уголовного кодекса. Рубенс полагал, что нового губернатора доставят в мятежный город на штыках, усилят гарнизон, повесят три десятка зачинщиков - и делу конец. Но впервые затеялось серьезное действо. На место под прикрытием чингисов собирались четверо старцев из Судебной палаты. Собирались вести следствие и судить буквально каждого жителя города и мятежных областей. Кто-то в зале засмеялся, но президент тихонько заметил, что у палаты времени полно. Если понадобится, они проведут в Перми год или два…
