Только теперь он начал понимать, какую цену требуют горные колдуны за право носить синюю рясу.
Так и не приняв решения, Коваль поднял блестящую крышку. Он сумел сохранить спокойное выражение лица, но в груди словно лопнул надутый шар, мешавший дышать. Монахи не стали вторично испытывать его привязанность к родным.
Невообразимо далеко, у крыльца своей избы, курил трубку пожилой мужчина, похожий на американского актера Сильвестра Сталлоне. Дверь избушки распахнулась, на крыльцо вышла женщина в белом платье с венком в седеющих волосах. Она улыбнулась мужу, что-то сказала и потерлась щекой о его плечо. Бердер поцеловал ее в лоб, затем медленно поднял глаза, словно почувствовал взгляд Артура…
– Почтенный Настоятель упомянул, что каждый играет на принадлежащую ему вещь. Значит, господин Ли считает жизни моих друзей своей собственностью?
– Почтенный Настоятель не сказал, что хочет забрать чужую жизнь. Он играет на то, что связывает тебя с этими людьми.
– И если я проиграю?..
– Можешь не беспокоиться, мирный человек. В любом случае ты унесешь летучих червей с собой. Ты доказал, что сумеешь позаботиться о них.
– Я спросил, что станет с моими друзьями, если я проиграю?
Господин Ли сделал легкое движение кистью, и три кувшина перед ним исчезли.
– Право начать игру принадлежит гостю.
То, во что Ковалю предложили играть, весьма отдаленно походило на шахматы. Бурят откинул медные застежки на продолговатом ящичке, высыпал фигуры и развернул на полу разлинованную тряпку. Поле было поделено на множество мелких черных и белых квадратиков. Фигуры состояли из четырех наборов глиняных табличек. Наборы отличались цветом, а в остальном они были очень похожи между собой. Каждую табличку разделяла пополам поперечная черта; с одной стороны от черты находилась цифра от нуля до двенадцати, с другой - изображение птицы или животного.
Коваль следил за руками Настоятеля, одетыми в серые кожаные перчатки, и гадал, каковы шансы подцепить от почтенного мастера проказу. Толмач тем временем закончил приготовления и с поклоном отодвинулся в сторонку.
Это было домино. Чудовищно усложненное, помноженное на четыре, возведенное в квадрат домино.
– Я не знаком с такой игрой, Настоятель, - на всякий случай предупредил Артур, понимая, что выкрутиться не удастся.
– Это несложно, мирный человек…
На поверку игра оказалась чертовски сложной. Но, вникнув и сделав пару пробных ходов, Коваль ощутил вдруг необычайный интерес. Он уже не думал о проигрыше, настолько завораживающие перспективы открывались. Конструкторы игры сумели пройти по тонкой границе между мудреным изяществом шахмат, легковесным азартом карт и простоватой бухгалтерией обычных доминошных костяшек. Каждый игрок брал по очереди фигуры из разных кучек и начинал складывать на клетчатом поле двух драконов. Если Настоятель брался за создание оранжевого и красного, то Артуру доставались белый и голубой. Противник не имел права пропустить ход, если у него на руках оказывались таблички с соответствующим значком, пусть и другого цвета. Он был вынужден удлинять вражеского дракона, хотелось ему этого или нет.
Противники могли вредить друг другу. Заявив определенную клетку для драконьего глаза, Артур был волен вытягивать морду и хвост в любом направлении, помня о том, что в дальнейшем предстоит захватить поле врага. Голубой и белый драконы ползли навстречу друг другу из диагонально расположенных углов поля, перемещаясь на одну клетку, если возникала "рыба". Чтобы не дать оранжевому и красному соединиться, президент мог орудовать своими фигурами, наращивая вражеским рептилиям лапы. Если у Настоятеля не находилось костяшки для продолжения "морды", он вынужден был, скрепя сердце, закручивать собственный хвост или удлинять и без того бесконечные крылья. На поле допускались различного рода рокировки, фигурировали "пустышки", годные для обменов. Если удавалось загнать растущего дракона противника на заштрихованную клетку, тому приходилось изгибать шею, обходя препятствие, и терять, таким образом, набранный темп.
Самой запутанной Артуру показалась вторая фаза игры. Если каким-то чудом возникала патовая комбинация, все костяшки ложились на поле, и драконы замирали на равном расстоянии от центра, противники начинали оперировать цифрами на табличках, как картами при игре в "очко". Но Настоятель предупредил, что до второй фазы доходят лишь изощренные мастера, к коим он себя не относил.
Артур не ожидал, что его настолько захватит. Он забыл о времени и опомнился только тогда, когда в прорези купола загорелись звезды. Настоятель тоже проявил недюжинный темперамент. Он хлопал себя по коленям, откидывался назад и ругался сквозь зубы, когда делал неверный ход.
Первую партию Артур проиграл на двести семнадцатом ходу. Красный и оранжевый драконы не добрались до центра поля, но соприкоснулись передними лапами. Ли предложил закусить и выкурить по трубочке.
Артур думал, какой из кувшинов Настоятель изберет. Внешне ничего не изменилось, толстяк даже не упомянул о своем выигрыше. Он гостеприимно потчевал гостя засахаренными грушами, глазированными орешками и подливал в пиалу терпкий зеленый чай. Когда Артур осторожно заикнулся насчет военной истории Храма, Ли не стал скрытничать. Он проявил глубокое знание предмета. Он рассказал, что первые монахи пришли в горы около ста лет назад, но точной даты никто не знал. Было известно лишь, что люди, основавшие Храм, до того служили разным богам. Имена основателей хранились в тайне.
Монахи потратили много времени, чтобы убрать грязь, а затем придумали сложный обряд посвящения. С самого начала они не планировали миссионерской деятельности, но очень скоро в Храм Девяти Сердец потянулись люди, заслышав о добрых волшебниках. Отцы-основатели действительно обладали нешуточным могуществом; по крайней мере почтенный Ли считал себя по сравнению с ними ребенком. Они создали ритуал, согласно которому каждый вступивший в Орден оказывался привязан к нему на всю жизнь. Ценой этой несвободы стали тайные знания…
Об этом пункте Настоятель скромно умолчал, и Коваль решил не докапываться. Зато толстяк чуть ли не с гордостью сообщил, что Настоятели Ордена избираются исключительно из числа тех, кто рожден под землей и имеет явные уродства. Это делает их похожими на отцов-основателей и подразумевает передачу могущества.
Артур спросил, что значит родиться под землей. То, что он услышал в ответ, перевернуло всё его представления о Хранителях. Женщины почитали за честь зачать и выносить ребенка в непосредственной близости от складов ядерных боеприпасов, Ли охотно согласился, что далеко не все дети подземелий появлялись на свет с врожденными колдовскими способностями, и девять из десяти младенцев приходилось умерщвлять в первые годы жизни. Зато те, кто выживал, умели видеть будущее, взглядом разжигать огонь и повелевать дикими зверями. Некоторые, как Настоятель Гоа, без труда удерживали в повиновении сотню разбойников и могли заставить любого человека, например, прыгнуть со скалы.
В способности Двуликого Коваль безоговорочно поверил. Он еще не забыл, как чуть не перерезал себе горло.
Братьями в зеленой одежде, по словам Настоятеля, могли стать мужчины, принесшие свой дар из других мест. "Зеленые" занимались тем же, чем и русские Качальщики. Колесили по стране в поисках Слабых меток, стирали грязные промышленные районы, высаживали леса и очищали воду в реках. Братья с большим уважением относились к поморским Хранительницам Книги, водили дружбу с уральцами, но по части предсказаний у них имелись свои методы.
"Синие" послушники при известном старании могли получить зеленую одежду, но чаще навсегда оставались в статусе обслуги. Их это устраивало, и конкурс всегда оставался большой. Храм давал защиту в смутные времена и укрывал обиженных в периоды раздоров. А раздоры в новом Китае не прекращались.
Сложнее всего оказалось разобраться с идеологической платформой. Здесь Артур почти сразу сдался, а Настоятель дал понять, что только постоянно проживающие в храме послушники имеют шанс приобщиться к вере. Господин Ли сыпал цитатами из Конфуция, Лао Цзы и менее известных буддистов. Как ни странно, он неплохо относился к Мао и ставил Председателя на одну доску с Мэн Кэ и Сунь Цзы. Подводя итог размышлениям, он напомнил Ковалю, что в Китае нравственные установки никогда не носили характер религиозных догм.
