Она застонала, уткнувшись лицом в ладони.
— Прости, — пробормотала Сакура, глядя на него сквозь пальцы.
— Не нужно извиняться, — мягко сказал Итачи. — Я был… польщён.
— О? — её щёки залил румянец.
— За мной не так уж часто подглядывают в моём собственном доме… — сказал Итачи, и его лицо осветила улыбка. Сакура насмехалась над ним в притворном разочаровании, пока его слова не дошли до её сознания.
— Ты… не часто приводишь сюда женщин? — застенчиво спросила Сакура.
Итачи посмотрел на неё, и с его губ исчезла улыбка, он убрал руки в карманы. Его уверенность, казалось, почти исчезла, а щёки украсил слабый румянец.
— Ты первая увидела мою спальню.
— О… — выдохнула она.
Итачи сел на кровать, наблюдая за ней с другого конца комнаты, будто он не доверял себе находиться к ней ближе. В каком-то смысле Сакура полагала, что он прав. Между ними возникло странное притяжение; даже сейчас её тело жаждало продолжить с того момента, на котором они остановились — почувствовать его губы на своих губах.
— И что теперь? — спросила Сакура, усаживаясь на стул возле стола и водя пальцем по краю чашки. Она не осмеливалась смотреть на него. Вместо этого её взгляд упал на фотографию в рамке на его столе: она легко узнала маленьких Саске и Итачи. Судя по виду Саске, он только что поступил в академию. Позади обоих братьев стояли совершенно потрясающая темноволосая женщина с доброй улыбкой и строгий мужчина с каштановыми волосами.
Рядом с рамкой стояла еще одна фотография Итачи, на которой он был гораздо моложе. На ней он был примерно того же возраста, что и в тот роковой день, когда она встретила его. Мальчик постарше, лохматый, с широкой улыбкой, обнимал его за шею и, глядя в камеру, показывал знак мира.
— Давай поговорим, — сказал Итачи. Она обернулась.
— Поговорим?
Он наклонился вперёд, упёршись локтями в колени, сложил руки вместе и внимательно посмотрел на неё.
— Да.
Сакура скрестила ноги, надеясь выглядеть немного уверенней, хотя чувствовала, что погружается в глубокую яму. Она надеялась, что он встанет со своего места и заключит её в объятия. В то же время Сакура понимала, что он был человеком аналитического склада ума, который, вероятно, был глубоко смущён тем фактом, что его влекло к ней до такой степени, что его железную волю полностью сметало каждую их встречу. Она знала, что это так.
Итачи долго молчал.
— Мальчик на фотографии, это Шисуи? — нарушила молчание Сакура. Он поднял глаза, вздрогнув на долю секунды, и кивнул. Сакура снова повернулась к рамке и увидела увековеченную улыбку Итачи и восхищение в его глядящих на Шисуи глазах. — Он выглядит добрым.
— Он и был добрым… Шисуи был мне как старший брат.
Сакура не отрывала глаз от фотографии.
— Ты упоминал, что он умер до резни… Как это случилось?
— Он покончил с собой, утопился.
У неё перехватило дыхание, и она снова перевела взгляд на Итачи, смотревшего на рамку с фотографией, которую она изучала.
— Я видел, как он прыгнул в реку Накано.
— Я… прости, — пробормотала Сакура, смаргивая жгучие непролитые слёзы.
— Не нужно извиняться, — сказал Итачи, его тёмные глаза потеплели, когда он окинул её взглядом. — Должен признаться, когда ты сказала, что хочешь открыть детскую психиатрическую клинику, моя первая мысль была о Шисуи.
— Расскажи мне о нём, — осторожно попросила Сакура.
Итачи поднял на неё открытый и тёплый взгляд и некоторое время рассматривал её.
— Я познакомился с Шисуи, когда мне было четыре или пять, во время тренировки по метанию сюрикенов. Он тоже Учиха, дальний родственник. Даже в своём юном возрасте Шисуи был недоволен мироустройством и хотел его изменить. Меня тянуло к нему и его идеализму, и я обнаружил, что его идеалы совпадают с моими.
— Пацифизм? — спросила Сакура.
— И не только. Я поделился с ним своей мечтой стать Хокаге и надеждами на установление прочного мира. Хотя большинство Учиха посмеялись бы надо мной, Шисуи спокойно выслушал меня и начал вынашивать планы, как это сделать и как укрепить ослабленные связи между Учиха и Конохой.
Сакура слушала, как Итачи рассказывал ей истории о себе и Шисуи, о том, как Шисуи демонстрировал ловкость рук при обращении с острым как бритва кунаем, и как он стал известен как Шисуи Телесного Мерцания. В свою очередь, она рассказала ему об Ино, о том, как её дразнили в детстве, и как она наконец обрела в Ино своего первого друга; как она решительно разорвала дружбу, чтобы выйти из тени Ино, и как они снова нашли друг друга во время первых совместных экзаменов на чуунина.
Она рассказала ему всё об их первой встрече с Орочимару и покраснела, рассказывая о том, как защищала Саске и Наруто от шиноби Звука в Лесу Смерти. В свою очередь, Итачи рассказал о том, как во время нападения Девятихвостого, когда он был пятилетним мальчиком, сбегал с Саске от достигших квартала Учиха разрушений, защищая младшего брата.
Когда она закончила свой рассказ о том, как Команда Семь, наконец, сумела утереть нос Какаши, угрожая рассказать ему сюжет его новой грязной книжки — вызвав тихий смешок у понимающе кивнувшего Итачи — он поймал её взгляд.
— Расскажи мне о нём.
Она замерла.
— О Какаши? — Итачи молча кивнул. — Это немного неловко, — сказала Сакура, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. Она поёрзала на стуле, задумчиво глядя на Итачи, и сокрушённо вздохнула. — Я начала понимать, что влюбилась в него примерно в это же время в прошлом году, если вкратце. Это безответно, и Какаши не знает. Вчера вечером Ямато дал мне понять, что Команда Семь — это семья. Я сделаю всё, чтобы уберечь эту связь.
Она молчала, пока Итачи обдумывал то, что она сказала ему.
— А что насчёт Югао? — наконец спросила она, во рту у неё пересохло.
Тёмные глаза встретились с изумрудными.
— Я присоединился к АНБУ в раннем возрасте и попал в отряд Какаши-сана. Узуки Югао была одним из членов АНБУ в команде Ро — так назывался наш отряд. Она также была знакома с Шисуи, окончив академию в том же возрасте, — он сделал паузу. — В ту ночь, когда ты нас видела, я был один и случайно столкнулся с ней.
Сакура наклонила голову и закусила губу.
— Итачи, что ты имел в виду, когда сказал, что не можешь быть этим человеком?
— Чего именно ты хочешь?
— Отвечать вопросом на вопрос очень невежливо, Учиха-сан, — шутливо сказала Сакура, вызвав у Итачи звук удивления. Она посерьёзнела, обдумывая вопрос. — Я… я не знаю. Любви? Это звучит так глупо, — Сакура подняла голову и встретила его вопросительный взгляд. — Я хочу чего-то… настоящего.
Где-то в глубине души Сакура задавалась вопросом, как до этого дошло. Она решила прийти к Итачи, чтобы внести ясность и либо отказаться от этого увлечения и остаться друзьями, либо полностью отказаться от участия в его жизни — и всё же она была здесь, обнажая всё это перед ним свои мысли. Ей казалось, что она вот-вот очнётся от сна.
— Настоящего, — Итачи перебирал это слово на языке, словно пробуя его значение, глядя в окно.
Вдруг ей пришло в голову, что она, возможно, не хочет ответа. Это откровение ошеломило её, и, сидя на стуле совершенно неподвижно, Сакура поняла, что не хочет, чтобы он её отверг. После бесчисленных отказов Саске это был один из немногих случаев, когда она открылась мужчине, и более того, Итачи ей действительно нравился. Если бы она спрятала ту часть себя, что была влюблена в него, они могли бы продолжить свою дружбу, не усложняя ситуацию.
— Не надо… — слабо прошептала она, когда Итачи снова повернулся к ней. — Ничего не говори.
Он продолжал молчать.
— Давай… давай забудем, ладно? — с надеждой спросила Сакура. — Ты не можешь быть таким человеком, и я не могу заставить тебя стать тем, кем ты не являешься, или не хочешь быть, или не можешь быть. Да я бы этого и не хотела, — она встала со своего места. — Я просила тебя быть эгоистом со мной, но, по правде говоря, только сегодня быть эгоисткой с тобой хотела я, — она одарила его фальшивой улыбкой, обогнула стул и направилась к двери, одержимая желанием сбежать, прежде чем рассыплется на части, хотя прекрасно понимала, что это уже почти произошло. — Извини.