Новая работа оказалась необременительной, сиди и читай себе служебную переписку, время от времени в гроссбух выписывая своей рукой чужие имена. Где-то раз в полгода Юрий Владимиров меня вызывал к себе, чтобы пролистать гроссбух и мне задать кое-какие специфические вопросы. Возможно, благодаря своим ответам на вопросы председателя, всего лишь за четыре года я от капитана вырос до подполковника. И тогда начались мои личные невзгоды! Практически все мои друзья и не друзья по работе меня считали любимчиком председателя, а значит он полагали, что я был где-то и стукачом. Поэтому некоторые из друзей со мной стали вести соответствующим образом, они мне или льстили напропалую, или же глубоко презирали. Так что вскоре я сам был вынужден признать, что я лишился всех своих настоящих друзей!

Но хуже всего оказалось то, что к моему сейфу неизвестные стали проявлять повышенный интерес и внимание со стороны, его пытались несколько раз вскрыть или взломать. Понятно, что их всех интересовало, что же такого я записываю в свой гроссбух. Причем, поверьте мне, что все они до одного были уверены в том, что я о них записываю одно только плохое, сочиняю пасквиль на каждого из них! Когда мой сейф попытались в третий раз взломать, то я завел второй гроссбух, ничем не отличавшийся от первого, стал его хранить в своем сейфе. Первый же и самый главный гроссбух я стал хранить в совершенно другом месте. Таким образом, мои дела по работе усложнились, но я пока еще выживал во многом благодаря поддержки Юрия Владимировича.

Но однажды он меня вызвал к себе. Когда я вошел в кабинет председателя, то он взволнованно расхаживал по кабинету. Жестом он мне предложил без рапорта занять одно из кресел, стоявших перед его столом и, продолжая за моей спиной расхаживать по кабинету, он мне вдруг сказал.

– Вам, молодой человек, видимо, придется нас покинуть! Так как вам угрожает смертельная опасность! Западные разведки прослышали про мои с вами делами. Вернее, про ваш гроссбух! Они начали планировать операции по вашему уничтожению, чтобы любой ценой узнать, что вы там понаписали в этом своем гроссбухе. В принципе, случилось именно то, что я планировал. Благодаря вам и вашему гроссбуху нам удалось раскрыть многие дела, а также выявить предателей родины, скрывавшихся в наших рядах, а также потенциальных перебежчиков. И все эти люди полагают, что именно вы их раскрыли, так что задуманный мною маневр сработал!

В это момент Юрий Владимирович подошел ко мне, он меня внимательно осмотрел. Видимо, в этот момент он по мне принимал окончательное решение. Затем снова продолжил расхаживать взад и вперед по кабинету. Некоторое время он хранил молчание, а потом сказал:

– Я тебе решил присвоить звание полковника и даю три месяца на то, чтобы ты должным образом подготовился к тому, чтобы нас навсегда покинуть! Нас ты должен исчезнуть таким образом, таким способом, чтобы об этом никто бы не узнал! Считай, что сегодняшнего дня я тебя перевожу на нелегальное положение! В твое распоряжение ты получишь все наши ресурсы на организацию своего побега за рубеж. Главное, твой гроссбух должен исчезнуть вместе с тобой, тебе не следует его уничтожить, но его никто не должен будет найти!

Я очнулся, нет, было бы более правильно сказать, на этот раз это меня кто-то привел в сознание. В тот момент я находился, кажется, в небольшом по своим размерам помещении, погруженном в густой сумрак. На что я сразу же обратил внимание, так это было то, что в помещении не было освещения, не горело ни одной осветительной лампочки. Что попросту не могло бы случится в нашем современном мире. Отсутствие света могло бы только означать, что в этом помещении находился еще кто-то, кто не хотел бы, чтобы я его увидел бы или бы узнал. Эта мысль как бы подстегнула работу моего разума, моего сознания. Несмотря на общую слабость во всем моем теле, я сумел сосредоточиться, вспомнить обо всем, что со мной происходило до момента схватки-столкновения с Фредом. После чего я принялся со всем вниманием изучать окружающую меня обстановку, так как мне требовалось понять, где я в данную минуту нахожусь и что со мной происходит?!

Окна в помещении были плотно зашторены, сквозь плотные шторы едва проглядывала наша луна. Она в основном и освещала то помещение, где меня только что уколом в плечо привели в сознание. Я по сию пору ощущал в своем левом плече крохотный источник то ли боли, то ли ломоты, так обычно бывает после прокалывания кожи иголкой или шприцем.

Из-за густого сумрака я так и не смог определить реальные размеры этого помещения. Тогда я принялся изучать как бы самого себя, в тот момент я лежал на широкой койке с высокоподнятым изголовьем. Можно было бы смело предположить, что это была больничная койка, так как изголовья кроватей так высоко не поднимаются ни дома, ни в гостинице. Из чего можно было бы прийти к выводу о том, что я пока еще нахожусь в больнице, а не в тюремной камере. От этой мысли я даже немного повеселел, так как у меня все еще сохранялся шанс попытаться избежать тюрьмы!

В больничной кровати я как бы полусидел, а не лежал. Подобное положение мне как бы позволяло осматриваться вокруг себя, но опять-таки я хочу повторить, что в густом сумраке было бы попросту невозможно что-либо разглядеть и понять, что со мной происходит? Но к этому времени мне удалось прийти к умозаключению, что я, по-прежнему, нахожусь в палате одной из больниц Тель-Авива.

Я вдруг обнаружил, что во всем этом помещении только я по торс освещался блеклым пятном, его было бы даже нельзя назвать пятном света, настолько он был блеклым. Справа от моей койки стоял небольшой медицинский столик на колесиках, он тоже в темноте помещения выделялся светлым, но блеклым пятном. Видимо, для того, чтобы я сразу же обратил внимание на то, что его поверхность была вся заставлена медицинскими препаратами. А в верхнем его правом углу стояли три медицинских лотка со шприцами, заполненные жидкостями различного цвета от ярко желтой до ядовито зеленой. Это бы мне намек, и он означал, что мне предстоял допрос. Что в случае моего нежелания отвечать на вопросы допрашивающих, то ответы на вопросы они получат, применив ко мне все эти наркотические средства или сыворотку правды.

Я не стал свои глаза прикрывать веками, с широко раскрытыми глазами продолжал размышлять о том, что же все-таки происходит в этом помещении. Видимо, эти люди вокруг меня, скрывающие свои лица в густом сумраке помещения, все же были не так хорошо обо мне информированы?! По крайней мере, они не знали, что я – Карл Донован, мультимиллиардер и владелец всемирно известной компании «Финикс Фармацевтикал Лабораториз», производящей сердечные лекарства! Иначе, они передо мной не демонстрировали бы этот дурацкий столик с наркотическими препаратами, и они себя повели бы несколько по-другому. Этими наркотическими препаратами они не могли бы меня настолько испугать, чтобы я бы заговорил, начал бы честно отвечать на все их вопросы. Дело в том, что в свое время под руководством полковника Андерсен одна из моих лабораторий разработала препарат антидот, при его регулярном приеме ни одно наркотическое средство, существующее в этом мире, мне не страшны!

В этот момент в тишине, все еще продолжающейся сохраняться в моей больничной палате прозвучало великолепное женское сопрано:

– Мы знаем, кто ты есть на самом деле!

Но я никак не отреагировать на этот вопрос, так он был мне задан на русском языке, я же его по легенде не должен был бы знать! Да и вообще я начал уставать от одного того, что у нас на Западе все, кому не лень, источник любой опасности видели только в русском человеке! Вот и на меня израильская полиция решила повесить убийство Мартина, начав допрос с плохо отрепетированной инсценировки. Только полному идиоту могло бы прийти в голову, чтобы какая-либо российская певица с таким красивым и мощным певческим голосом принять участие в полицейском допросе какого-то бомжа, которого только что прооперировали!