– Отсутствие автономии, тотальность. Нам, к примеру, сложно понять, почему во многих западных странах полиция не имеет права входить на территорию университетов. Понятно, что это не значит, что на территории университетов творятся хаос и беззаконие, университеты содержат свои службы безопасности – но да, полиция не заходит. В императорской России тоже так было, и к чему все привело? Потому эти запреты в России сегодняшней могут вызвать лишь усмешку. Полиции проход всюду.

– Российская политика, а равно и взаимоотношения общества и государства – отличаются обоюдным презрением к компромиссу и стремлением к полному контролю и даже в каких-то случаях уничтожению противоположной стороны. Это тоже наследие тех невеселых времен и трагического первого опыта русской публичной политики, когда обе стороны, но общество все же больше чем власть – презрело компромисс и при первой же возможности— продолжило наступление чтобы получить всё.

Я думаю, многие удивятся моим следующим утверждениям – но только изучая это время, я понял, как в нашей стране мог случиться сталинизм. Как мы сумели пройти за двадцать лет от анархии – до одного из самых страшных тоталитарных режимов в человеческой истории. Как мог случиться 1937 год? Ведь для того чтобы что-то подобное могло случиться, недостаточно просто неуважения к закону и безнаказанности чекистов. Нужно, чтобы все участники этого жуткого действа НА САМОМ ДЕЛЕ ВО ВСЕ В ЭТО ВЕРИЛИ. Что существуют люди, которые травят скот, пускают поезда под откос, устраивают аварии на шахтах, шпионят разом на пятнадцать разведок. Что страна кишит шпионами, предателями, вредителями, врагами. Про Сталина и его Политбюро можно много плохого сказать – но вряд ли эти люди лукавили, когда подписывали смертные приговоры. Думаю, они и в самом деле верили, что эти люди виновны в том, в чем их обвиняет НКВД. Но почему?

Сталин – он ведь тоже из 1917 года, как и вся его управленческая команда. Они все собственными глазами видели все тогда произошедшее, всю анархию. Видели, как рушится страна. Видели Гражданскую войну как итог всего этого. Читали газеты, в которых подогревалась шпиономания и политическая истерия. Все это осталось с ними на всю жизнь, они в то время получили травму, были глубоко потрясены. Думаю, сильнее остальных был потрясен Сталин – помните, он отказался печатать в "Правде" статью Ленина, в которой тот призывал к поражению России. Сталин этого никогда не принимал и не понимал. И придя к власти— все его действия были направлены на недопущение повторения того что произошло в 1917 году и ранее, во время Первой мировой. Событиями 1914–1924 годов Сталин был тяжело травмирован. Это была психологическая травма, которая определила его решения на всю его последующую жизнь.

Трудно ожидать от людей, которые своими глазами видели 1917 год, которые прожили его в России – каких-то иллюзий и какого-то пиетета по отношению к представительной демократии.

– Россия тяготеет к президентской форме правления. К тому, кто «взнуздает народ», к «отцу». Причина – опять повторюсь – в трагическом опыте первой русской демократии, в первых четырех Думах, во Временном правительстве.

– В России – необычно силен спрос на «сильную руку» и это не наследие рабства, как говорят некоторые, русские – не потомственные рабы или холопы. Это трагическое наследие того самого, первого опыта русской публичной политики, когда во власть ворвались люди, ни во что не ставившие ни стабильность, ни чужую собственность, ни закон, ни даже жизни. Российский парламент в 1905 году – вероятно, единственный парламент в мире, который аплодисментами встречал известия о политическом убийстве – больше такого не было нигде. Поэтому консервативная часть общества – не верит в диалог и уступки как способ обеспечить некое движение вперед, развитие – и в то же время не допустить революции и краха. Помня про те времена и те уступки – она всегда ищет «сильную руку», то есть того, кто сможет применить по отношению к радикальной части общества насилие и восстановить порядок силой. В России – очень силен спрос на это консервативное насилие.

Обратите кстати внимание – Россия едва ли не единственная страна в мире, в которой при беспорядках и протестах сочувствуют… полиции. Только в России могли выдвинуть лозунг «мы все Беркут!» в ответ на события на Украине. Только в России сегодня, во время протестов в США – большинство на стороне… полиции. Это все тоже – итог трагедии 1917 года, а не наследие холопства. Страх перед беспорядками, перед крахом государства – у нас теперь в генах.

Вот именно поэтому – для того чтобы перешагнуть через свои страхи, комплексы, излечить свои травмы и двигаться дальше, а не бегать по кругу – мы должны понимать, что происходило тогда, как и почему. Именно поэтому я пишу эту книгу и надеюсь, что Вы ее прочтете.

Приятного чтения.

Один из выводов, к которому я пришел не сразу, спустя очень большой промежуток времени с того момента, как я начал изучать историю России начала 20 века – так это тот, что мы не понимаем тогдашней системы власти, ее составляющих и соотношения сил между ними – а потому раз за разом приходим к неверным выводам относительно того что произошло. Мы экстраполируем на тогдашнюю ситуацию советский и современный российский опыт – чего делать нельзя. РИ, СССР и РФ – это три разные страны.

Начнем вот с чего: самодержавие. Что вы думаете, слыша это слово? Наверное, что вот, есть самодержец, который может все что угодно и с кем угодно сделать, правит так как захочет его левая пятка.

На самом деле, это очень далеко от истины. То, что мы представляем – это тоталитаризм. В нашем случае – сталинизм. Но никак не самодержавие.

Действительно, самодержец был «хозяином земли русской», формально он в своем правлении не был ограничен вообще ничем (по крайней мере, до 1905 года). Но это на словах. А что было фактически.

Представьте себе – Россия. Интернета нет. Телевидения нет. Самолетов нет. А страна еще больше чем сейчас. Телефон роскошь. Бумаги печатаются на машинке. Из баз данных – картотека и память.

Вопрос – как реально управлять страной?

Что такое вообще управление. Управление – это оказание воздействия на управляемый субъект с целью добиться изменений. Например, мы поворачиваем руль автомобиля, оказывая на него воздействие чтобы он ехал в нужном направлении. Но для этого нам надо видеть дорогу, иметь руль и педали. А что было рулем и педалями в Государстве Российском?

…

Придворный штат в 1894 году был 561 человек, в 1914 он вырос до 1129 человек, в 1917 году сократился до 1044 человека причем немалое число должностей было чисто церемониальным.

…

http://www.strana-oz.ru/2004/2/mnogo-li-chinovnikov-bylo-v-rossii

Точных данных о численности государственного аппарата в конце XVIII века не существует. Предположительно ее определяют в 21,3 тысячи человек, в том числе от 12 до 16 тысяч чиновников. Цифра эта получена путем расчета, исходя из темпов роста различных категорий чиновничества в предшествовавший период. Располагая конкретными сведениями о численности чиновников и канцелярских служителей отдельных губерний (в зависимости от количества уездов она колебалась от 1 000 до 600 человек), выскажем предположение, что к концу XVIII века только на местах было занято свыше 30 тысяч человек. Тем не менее при населении в 37,4 миллиона Россия управлялась намного меньшим числом чиновников, чем европейские государства. Например, во Франции, где проживало тогда 26 миллионов человек, насчитывалось около 90 тысяч чиновников.

Министерская реформа начала XIX века способствовала дальнейшей бюрократизации системы государственного управления, получившей наиболее полное развитие при императоре Николае I. Именно в годы его правления численность бюрократии росла особенно быстрыми темпами. Если в 1842 году работу государственной машины обеспечивало 74,5 тысячи чиновников и канцеляристов, то в 1857 году для этих целей потребовалось уже 122,2 тысячи человек, т. е. в 1,6 раза больше. Если соотнести эти сведения с общей численностью населения (59,3 миллиона человек в 1858 году), то окажется, что на каждого служащего приходилось 480 жителей России. Но даже в самый «бюрократический» период своей истории Россия в этом отношении по крайней мере в два раза отставала от Австрии, Франции и Великобритании. Например, в Австрии уже в 1804 году при населении в 21,8 миллиона человек насчитывалось 102 тысячи чиновников, т. е. на каждого из них приходилось по 214 жителей.