— Ты бы хотела этого, — уже тверже повторил мужчина, сжимая худое, остроскулое лицо.

Наверное, стоило проявить больше нежности, но Елена была слишком накручена, чтобы заметить что-то. Она тихо застонала, а потом откинула голову на спинку, изгибая шею. Прическа распалась, как будто только и ждала этого, отчего волосы расплекались светлым золотом.

— Д-да, — рвано выдохнула она, — о боги, да… Нортон. Как же ты еще не понял, — шепот патокой стекал с ее губ, — я всегда была только твоей…

— И твой блеф в сторону Астрагора был невинной шалостью? — мужчина не смог удержаться от легкой шпильки.

Туман в голубых глазах подернулся изморосью, и Елена чуть поерзала.

— Иногда приходится быть немного сукой. Иначе не выбраться… но я бы не отвернулась от тебя. Никогда.

— Я верю тебе.

Казалось, только этих слов она и ждала. Рука Мортиновой тут же запуталась у него в волосах, а другая стала по пуговице ослаблять рубашку. Вот уже груди коснулись острые ногти. Нортон почувствовал, как Елена все больше прижимается к нему, и ее тело мягким шелком льнет к его. Проворная гадина.

— Тогда нам стоит обсудить еще один момент. Для полного понимания.

Огнев слегка отстранил Елену, заглядывая ей в глаза. Женщина вильнула бедром и облизнула верхнюю губу. Она могла источать порок столь тягучий, что тот оседал мазутом на руках.

— Мы можем, — рука с бордовыми ногтями, Нортону они напомнили о застывшей сукровице, надавила на впадинку между ключиц, — отложить понимание до завтра… А сегодня… сегодня нам не надо слов.

Перед глазами застыло бледное лицо Лиссы с тонкой кожей, похожей на пергамент и потухшим пламенем волос. Ее ломкие запястья, впалые скулы, горечь в уголках губ и невыплаканные слезы… Тут действительно не нужно слов, чтобы понять все.

— И все же тебе будет полезно это услышать.

Нортон отошел к стойке за креслом, которая была вмонтирована в стену и оттого сохранилась. В ней хранилась редкая коллекция вин, привезенная изо всех уголков планеты: сладкие чародольские, остальские с терпкими северными травами, была даже парочка астрогардских, залитых в бутылки при старине Эфларусе.

— Какое предпочитаешь?

Елена подобралась, снова налившись холодной настороженностью. Она явно ждала подвоха, и в глазах метался вопрос: как быть дальше.

— На твой вкус.

Нортон усмехнулся, достав первую попавшуюся бутылку, оказавшуюся остальской настойкой. Янтарная жидкость плавилась за стенками графина, похожая на медовые соты… а скоро она полыхнет адским пламенем.

— Так что ты хотел сказать мне?

Огнев кинул на Мортинову ленивый взгляд: спина прямая, руки на столе, а в глазах — ни капли теплоты. Неужели начала догадываться.

— Терпение, Елена… я еще не приготовился.

Мужчина открыл ящичек, доставая оттуда одну единственную рюмку, но подумав, заменил ее на бокал. Это конечно кощунственно по отношению к напитку, но сюда поместиться больше и шанс осечки снизится.

— Огнев, — прошипела женщина, — не играй со мной… ты же знаешь, как я опасна.

Нортон поставил бокал прямо перед Еленой и не торопясь наполнил его почти до краев. Елена постаралась незаметно дотянуться до кнопки под столешницей, чем вызвала лишь усталую усмешку… никто сюда уже не придет.

— Глупо звать на помощь в чужом доме, — только и сказал он.

В щеки Мортиновой бросилась кровь.

— Ты тут давно не хозяин, Огнев. Это все принадлежит, — она осеклась, поймав его насмешливый взгляд. — Астрагор не простит тебя, если со мной что-то случится. Слышишь?!

Нортон достал из кармана пиджака меленькую пилюлю с разноцветными гранулами внутри. Синие, красные, белые — она напоминали детские кубики или десятки воздушных шариков… только вместо воздуха там лопалось нечто другое.

— Хватит! Выйди вон. Или тебя выведет охрана… слышишь?

Пилюля упала на дно бокала. По янтарной глади пошла белая шипучая пена. Секунду все бурлило, похожее на вскрывшийся нарыв и казалось белесый гной тает прямо в золотистом коконе. Красивого в таком было мало.

— ЗолМех всегда был и будет вотчиной Огневых… Астрагор знает это, потому и убрал своего щенка. Надо обладать огромным тщеславием, чтобы позволить обмануть себя. И еще большей глупостью, чтобы вовремя не понять, когда стоит остановиться.

Елена замерла в кресле. Ее руки дрожали, хотя женщина старалась скрыть это. Нортон позволил себе насладиться видом. Говорят, глаза отражают душу, а губы искривляют ее. Если ртом человек может строить любые гримасы и тот послушен ему, то взгляд не обманет. И сейчас в прозрачном хрустале не осталось ничего от прежней властной хозяйки и от искушенной любовницы. Осталась лишь одинокая обманутая женщина. Один на один со своими страхами.

— Но ты пошла еще дальше, ты навредила единственной женщине, которая дорога мне, — Мортинова на этих словах зашипела и постаралась встать, но Нортон вдавил ее в спинку, — матери моих детей, Елена… и после всего еще решила остаться победительницей. Но ты уже не выйдешь отсюда.

— Она предала тебя… она воспользовалась тобой, — зашептала Мортинова, — одна я… одна я была верна тебе, Нортон. Одна я. Скажи, чего ты хочешь? Я дам тебе все… Змиулан, РадоСвет или… — женщина проникновенно понизила тон, — или ты истосковался по семье? Нортон… я… я поняла, что хочу детей. От мужчины…

Договорить она не смогла, так как Огнев с силой сдавил ей горло. Даже сейчас плюется ядом и сама не понимает, как ложь проступает сквозь каждое слово.

— Пей. За свое здоровье, — Нортон пододвинул к Мортиновой бокал.

Женщина секунду глядела на него, а потом резко махнула рукой. Огнев успел сдавить запястье, не позволяя настойке залить весь стол. Видимо, придется действовать грубо.

— Ч-что там? Что ты подмешал туда! — Елена второй рукой постаралась ударить Нортона, но тот легко увернулся. Из ее лица медленно исчезало все человеческое.

— Там успокоительное. Очень сильное, — с каждым его словом Мортинова бледнела все больше, — оно подействует безотказно, можешь не сомневаться. А в комбинации с крепким алкоголем в таком количестве…

— Помогите! — Елена закричала так истошно, что Нортон испугался за ее связки, — охрана! Кто-нибудь…

— Никто не придет. Как я уже говорил, ты в чужом доме… надо было лучше слушать.

Но женщина его уже и вовсе не слушала. Она извивалась, царапалась и до последнего билась в силке его рук. По ее подбородку потекла кровь, видимо, прикусила язык… Огнев понял, что пора заканчивать, иначе на несчастный случай списать ее состояние не удастся. Он ухватил лицо Елены, поудобнее разворачивая его, и сжал скулы. Понемногу, как дверь на ржавых петлях, ее рот приоткрылся. Огнев не спеша влил туда содержимое бокала так аккуратно, чтобы по подбородку потекло лишь две тонкие струйки…

Какие у нее были глаза… Огнев знал, что запомнит их на всю жизнь и теперь у любого его кошмара будет ее лицо… особенно у самого главного, который рано или поздно приходит за каждым.

Елена, тяжело дыша, отбила его руку и упала на пол. Она задыхалась, по ее лицу вместе с тушью текли самые настоящие слезы. Женщина схватилась за грудь, будто проверяя, бьется ли еще ее сердце.

Нортон присел перед ней, отставляя в сторону пустой бокал.

— Это все из-за нее? — шептала Елена, — из-за нее… все из-за нее.

Наверное, ее разум уже слабел, и организм медленно проигрывал последнюю битву.

— Пускай она тоже сдохнет, пускай…

Мортинова резко замолчала, и в ее взгляде вспыхнули угольки былого пожара.

— Ты не будешь счастлив. Никогда не будешь… И она тоже… Вы оба…

Она пошатнулась, заваливаясь в бок.

— … оба… не знаете про… ваша дочь погубит вас.

И на ее губах застыла последняя, торжествующая улыбка.

Нортон напрягся, хотя знал, что последние слова человека значат ничуть не больше первых. Елена Мортинова еще раз дернула головой, глотнула ртом воздух и уснула. Только ее глаза продолжали смотреть на мир талым льдом.

За окном гремел город, и Огнев подумал, что стоит поторопиться, если он хочет успеть в еще одно место.