До озера они добежали все мокрые, красные и почти охрипшие. Шарфы давно сбились и потяжелели от прилипшего снега, перчатки болтались из карманов, только шапки кое-как держались на месте и то только благодаря окрикам Василисы.

— А вот и главная жемчужина Драголиса — озеро! — Фэш бесстрашно спрыгнул на лед, подавая руку ЧарДольской. — Только посмотри на этот простор.

И Василиса утонула в дали, сплетенной из серебристого шелка.

На далекие мили под ними текла вода, а ее блестящий панцирь слепил глаз. Это озеро казалось бескрайним — будто дорога в неизведанные края. Хотелось просто идти по ледяной корке, оставляя первые следы, пока зима не кончится.

— Я бы многое отдала, чтобы просто остаться тут.

Фэш понимающе усмехнулся, и они просто молчали, стоя рядом. На небе пробивались сумерки, делая его золотисто-сиреневым, а лес вокруг обрастал тенями. Их окружала сказка.

В доме, наконец, воцарилась тишина. Она царственно вошла в пустующие комнаты, убаюкала трескучий мороз за окном, и только негодник-камин пытался нарушить ее порядок.

Василиса стояла на крыльце, обмотанная шерстяной шалью, и разглядывала ясное зимнее небо. Звезды хищно блестели на черном бархате россыпью осколков. Где-то упал сугроб, а потом все снова замерло.

— Тебя так заметет к утру, — дверь приоткрылась, пропуская Фэша в домашних тапочках. Выглядел он чуть помятым.

— Почему тут так тихо?

— Здесь не бывает по-другому… Драгшир всегда молчит.

Девушка поежалась. В самом деле, уже стоило пойти в дом, а то на завтра можно схлопотать насморк и головную боль.

Но тут сверху пошел снег.

Как будто кто-то просыпал жемчужную пыльцу, и теперь она падала-падала на головы людям. Огромная снежинка приземлилась прямо на протянутую ладонь, тут же растекаясь прозрачной лужицей.

ЧарДольская вдруг вспомнила, как в детстве она ждала первого, настоящего снега. Такого, что не таял по утру, становясь серой кашицей, и не колол глаза острой крошкой. Нет, настоящий снег — это пушистое, рассыпчатое одеяло, укрывающее весь мир.

Василиса выбежала на расчищенную дорожку и вдохнула ночной воздух полной грудью: легкие защипало от мороза. Девушка закружилась, прикрыв глаза. Снежинки кружились вместе с ней, оседая на волосах, ресницах, одежде. Их невидимые поцелуи жгли кожу.

А потом по тело разлилось уже живое тепло.

ЧарДольская вмиг оторвалась от земли, и голова пошла кругом.

— Что ты делаешь? Тут же скользко! Мы упадем, — кричала она в перерывах между смехом.

Драгоций тоже смеялся, но как-то хрипло и очень тихо. А потом мир замер, и они остановились, все еще прижатые друг к другу с тяжелым, сбившимся дыханием. И снова Василису поразила свалившаяся им на головы тишина. Такая плотная, что девушке стало неудобно за их детскую возню минуту назад.

— А теперь нам действительно пора в дом, — прошептала она.

Жарко растопленный камин ласково встретил их трескучим ворчанием. Фэш уселся в большое кресло, в одной руке держа чашку с чаем, а другой лениво переворачивая страницы какой-то книги. Василиса грелась прямо перед самым огнем, на ковре. Она пальцами старалась распутать намокшие, тяжелые пряди.

— Фэш… я могу задать тебе вопрос.

Драгоций отвлекся от чтения и остро взглянул на нее потяжелевшим взглядом. Его голова медленно кивнула.

— Расскажи про свою семью.

Полено звучно дало сноп искр, и рыжее пламя на миг подпрыгнуло. Василиса отодвинулась от решетки и, подумав, переползла ближе к креслу.

— Что именно тебя интересует?

— Какими были твои родители?

Драгоций усмехнулся, а потом будто выпал из реальности, переносясь туда, где его ждали.

— До четырнадцати я считал их самыми лучшими родителями на свете… Они будто были слишком хорошими, чтобы оставаться всегда рядом. Мы жили здесь, словно в непрекращающейся сказке. Ждали каждый день, умели радоваться любым мелочам…

Он замолчал, прерывая сам себя.

Василиса улыбнулась и уселась вплотную к его креслу, положив голову на колени. Теперь она напоминала себе большую рыжую кошку на хозяйской ноге. Драгоций рассеянно улыбнулся, начав мягко перебирать ее пряди.

— Но потом они оставили нас одних… Я до сих пор задаюсь вопросом, зачем было отдавать нам столько себя, если им так легко было оборвать все… лишить всего…

Фэш говорил все тише и тише, и под конец его голос заглушал даже ветер за окном. Его рука непроизвольно сжала локон, но тут же отпустила.

— Мои родители убили себя в этом доме…

ЧарДольская хоть уже и догадывалась об этом, все равно вздрогнула. Ей показалось, что незнакомые мужчина и женщина с фотографии тоже слушают их разговор.

— И уже через пару дней нас забрал к себе дядя, вмиг определив всю последующую жизнь. Знаешь, папа никогда не хотел, чтобы мы с сестрой участвовали в делах семьи. Он говорил, что на свете есть тысячи других способов скоротать время… Но дядя явно так не считает. Для него интересы Драгоциев стоят выше всего прочего.

— И поэтому он отдал все постороннему человеку? — ее голос был слишком звонким для этих стен.

— Я не верю, что Астрагор так поступит. Он просто затеял очередную игру, где… А знаешь, к черту его. Сегодня я не хочу даже вспоминать о нем, — Фэш с чувством опустил книгу на стол. — Сегодня я хочу услышать твою историю, Василиса Огнева.

Драгоций мягко поднял ее голову, чтобы в следующий миг тоже переползти на ковер. Теперь они сидели, странно привалившись друг к другу, похожие на сплетенные вместе корни одного дерева.

Василиса никому не рассказывала о своем прошлом, предпочитая отшучиваться или вскользь упоминать какие-то обрывки. Ей казалось, что поведай она обо всем, что-то внутри треснет и оборвется. Но Фэш минутой назад выпотрошил перед ней душу.

Теперь ее черед снимать с себя замки.

— У моего отца была другая семья, еще до мамы. Норт и Дейла как раз родились от той женщины… Ниры, кажется, но потом она умерла, а папа уже с самого института заглядывался на маму. Свадьбу они сыграли быстро, слишком быстро, чтобы все поверили, что Нортон скорбел по прошлой жене. Елена как-то сказала мне, что мама просто была на тот момент уже беременна, отсюда и такая спешка…

Василиса чувствовала, что путается в словах. Их было слишком много, и они вылетали из нее неконтролируемым потоком. Но Фэш никак не прерывал ее, он просто слушал, очень внимательно слушал.

— Так вот… Они поженились, и, знаешь, мое детство было просто превосходным. Я тогда была действительно счастлива, у меня все было, даже если порой казалось, что родители слишком увлечены работой, а брат с сестрой отдаляются… У меня все было. И за эти годы я, пожалуй, готова простить все последующие ошибки.

Пламя в камине то прижималось к решетке, то вытягивалось вверх. Каждый раз казалось, что еще немного и огонек перескочит на белый ковер, побежит по нему стаей моли… За окном завывала метель.

— Я не знаю, что произошло, но мои родители очень крепко разругались. Говорят, к этому приложил руку твой дядя или Елена… Сначала я осталась с отцом, но уже тогда между нами пробежал разлад. Норт с Дейлой словно забыли, сколько лет мы жили вместе одной семьей, а отец с головой ушел в работу — с каждым днем я чувствовала, что люди вокруг меня становятся чужими. Знаешь, это так странно было разглядывать старые фото, где мы все улыбаемся, смеемся, обнимаем друг друга… А потом мне стукнуло восемнадцать, и добрая матушка передала мне в подарок свою часть чертовых акций ЗолМеха. Господи, Фэш, какая я была дура… Я так надеялась, что отец после этого примет меня, что заметит… Я ночами не спала — видела, как папа мирится с мамой…

В горле запершило. Василиса замолчала, чтобы совладать с собой. Все то, что она хотела похоронить, сжечь, навеки забыть, поднималось из глубин памяти, медленно утаскивая ее обратно, на дно. Руки мелко затрясло.

— Я могу проводить тебя в спальню, — Фэш, кажется, тоже напрягся.

— Нет-нет, просто посиди рядом… Я еще не закончила.