– Прикажи им стать незаметными, – снова проинструктировал меня Риан.

– Как? – спросила я, но и сама поняла, сколь глупый вопрос задала.

Надо сказать, змейки сделали даже лучше, чем мне хотелось: они стали не только невидимыми, но и неосязаемыми. Во всяком случае, лапа, пройдясь по загривку, не встретила на своем пути ничего, кроме шерсти. Запоздалое сожаление шевельнулось во мне – если бы я раньше знала, что змейкам достаточно приказать замаскироваться, и их никто не найдет, я бы не лишилась собственного тела.

– Пора в путь, – заметил Риан, прерывая грустные мысли.

– Только захватим кое-что с собой, – предупредила я, и мы ловко вскарабкались на иву.

Когда из дупла на свет был извлечен пучок петрушки, Риан сильно удивился:

– Это еще зачем?

– Для твоего подопечного. Святой Рохля в своем трактате пишет, что это одно из лучших противовоспалительных средств, – сообщила я и с гордостью процитировала: – «Сия травка содержит в себе благословение Святого Петру, так как помогла ему избавиться от ушной боли. Употребление петрушки тем успешнее, чем богоугоден смертный. В противном случае в больших количествах вызывает головную боль, повреждение почек и судороги. Нельзя применять женщинам во время нечистых дней, чтобы не вызвать гнев Святого Петру».

Но вместо заслуженного восхищения мной любимой, заработала в ответ лишь еще одно насмешливое фырканье. Впрочем, препятствовать мне Риан не стал. Мы сжали в зубах заветный пучок и бросились к знакомой тропке.

– Лира! Ну, где же ты?!?

Подруга в нетерпении расхаживала взад-вперед около пышного куста жасмина. Даже капюшон откинула, чтобы лучше видеть. Когда колокола Святого Иеремии предупредил об окончании сиесты, нетерпение на лице Норы сменилось растерянностью и даже испугом.

– Святой Иеремия, прошу, пусть сейчас появиться Лира, – взмолилась она и молитвенно сложила руки. – Я тогда… тогда…

Подруга задумалась, и я поняла: она пытается сообразить, какой обет лучше произнести.

– Чего медлишь? – зашипел Риан, но я заставила нас плюхнуться на попу.

– Еще чуть-чуть, – попросила я и принялась умываться.

Не хочу перед подругой предстать неопрятной. К тому же, признаться, мне стало вдруг очень любопытно, чем Нора готова пожертвовать, ради меня.

– Тогда, – торжественно возвестила она, – клянусь добрым Сеятелем, исполнить любое желание Анри.

– Наверно, это великая жертва, – с сомнением покачала я головой, догадавшись, что так зовут нашего больного.

Удивляло, когда Нора успела узнать имя у этого наглого типчика. Оставляла я его умирающим.

– Мы связаны. Забыла? Нашему телу стало лучше, соответственно, ему тоже, – фыркнул Риан и вытолкнул нас из кустов.

– Тая! – удивленно воскликнула подруга.

Я с удовольствием потерлась о ее ногу. По телу сразу разлилась нега, а в животе защекотало.

Сейчас бы молочка, а еще лучше сливочек. Мр-р-р! Добрая Нора, отнеси нас на кухню. Сливочек!

Когти непроизвольно стали сжиматься и разжиматься в сладком предвкушении. Я и сливки – мр-р-р – созданы друг для друга.

– Сливки фигня, – решительно возразил Риан. – Вот грудка фазана! Или, на худой конец, курицы… МР-Р-Р!

Когда Нора присела, мы с готовностью торкнулись ей в руки и разжали зубы. Обслюнявленный пучок противно-терпкой петрушки переместился в ее ладонь. Травке Святого Петру Нора не столько обрадовалась, сколько испугалась.

Отпрянув, Нора уставилась на меня широко распахнутыми глазами.

– О, Святой Контролер! Лира, неужели это ты?

– Мяу, – с достоинством ответила я.

– Ты обещала принести травку и принесла, – судорожно зашептала подруга и страшно побледнела. – Тебя проклял Контролер за кощунственные мысли умертвить больного. И теперь твоя душа переселилась в нашу бывшую кошку… То-то у меня поутру так сердце екнуло… Ох, это я виновата! Зачем? Ну, зачем я отпустила тебя? О мертвых, конечно, или хорошо, или никак, но ты была таким ребенком. Совсем без короля в голове!

Это, значит, я – ребенок?! Это, значит, у меня короля в голове нет?! А ты, подруженька хвостатая, у нас, значит, образец осторожности и предусмотрительности? Меня это так возмутило, что я выгнула спину и зашипела.

Но Нора неожиданно улыбнулась сквозь слезы. Она подхватила упирающихся нас под живот и прижала к груди.

– Я буду заботиться о тебе сильно-сильно, – торжественно пообещала она. – И ты никогда не пожалеешь, что стала кошкой!

– Тогда тащи на кухню, и дай мяса, – рявкнул Риан, но Нора услышала лишь еще одно требовательное: «Мя-у-у!»

Мы влетели на центральный двор, почти опоздав на послеобеденное построение. Точнее, чуть не опоздала Нора, но нам с Рианом тоже пришлось несладко. Наши души чуть не вылетели из хрупкого кошачьего тельца – так крепко Нора прижимала нас к груди.

Все воспитанницы института благородных девиц уже выстроились идеальной полуподковой вокруг кострища, приготовленного для Зверя из Преисподней. Девушки выглядели неподвижно, как статуи святых, украшающих фасад нашего института. Лишь летний ветерок колыхал полы темно-синих плащей, открывая взору краешки подолов серых юбок и подошвы башмаков.

Как всегда разные курсы группировались в отдельные отряды. Их всего шесть. Наша с Норой и без того малочисленная группа, сейчас выглядела совсем сиротливо. И самое неприятное – чтобы добраться до трех однокурсниц подружке предстояло преодолеть весь двор, минуя классных дам. Они расхаживали каждая напротив своего участка строя, окидывая критичным взором подопечных. Накинутые на склоненные головы капюшоны делали всех воспитанниц неотличимыми друг от друга, но это не мешало нашим наставницам наводить последний лоск, безошибочно определяя нарушительниц дисциплины.

– Марьяна, не сутулься…

– Ирис, грудь вперед…

– Дьяна и Лис, закончили шептаться…

В отличие от своих воспитанниц, преподобные сестры лиц не прятали. Остроконечные крылья белоснежных головных уборов делали их такими строгими и благонравными, что меня тоже так и подмывало склонить голову, стыдясь своей грешной вольнолюбивой натуры.

Видно, Нора в тот момент чувствовала то же, что и я. Она на секунду замерла в нерешительности. Бежать через пять отрядов злорадствующих институток под прицелом полных осуждения взглядов классных дам – это, я вам скажу, то еще удовольствие!

Но выбора не было. Со свистом выпустив воздух, подруга сиганула во всю прыть зауженного платья на свое место.

– Мамочки, какой ужас! – мысленно простонала я, переживая за свою подругу еще сильнее, как если бы это была я.

– Что, выпорют? – поинтересовался Риан.

– Лучше быть выпоротой, чем гореть от стыда, – пробормотала я.

– Запомню, – хмыкнул этот злыдень.

Я хотела поинтересоваться, что он имел в виду, но…

Ба-ах! Я взвизгнула. Если бы не невероятно быстрая реакция Риана, на этом мой рассказ и закончился бы. Мы выскочили из-под Норы в последнее мгновение перед тем, как она упала.

– Кто это сделал? – вопросила преподобная сестра Ванда, грозно взирая на подведомственную ей группу.

Даже ветерок замер при этом суровом окрике. Разумеется, воспитанницы молчали, еще ниже надвинув свои капюшоны.

Моя бедная Нора! Слетевший капюшон открыл перепачканное кровью лицо, а рука, которой она еще недавно прижимала нас к себе, быстро распухала. Но ей на помощь уже спешила добрая Агнесс.

– Девочка моя, – воскликнула моя тетя, помогая Норе подняться, – разве ты не знаешь, что Святой Иеремий не любит тех, кто опаздывает, и карает их…

– Так же как и тех, кто ставит подножки, – отчеканила преподобная сестра Ванда, оглядывая своих подопечных. – Последний раз спрашиваю, кто это сделал?

Легкий шелест плащей, и Норину обидчицу вытолкнули из строя. Я выгнула кошачью спину и зашипела.

Свою вредную сестренку я узнаю за семью балахонами: невысокая, хрупкая, с рождения пахнущая фиалками бестия полуэльфийских кровей.