Ровная, тягучая, бесконечная, во всем устраивавшая жизнь встала на дыбы водопадом чувств. Захватила, захлестнула, перевернула, заставила утонуть и выплыть иной. Почему-то захотелось рассказать Мире больше. Поделиться остальным. Показать, почему когда-то возможность привести Ллэра показалась ей единственным выходом.

Чтобы вернуться, не понадобилось особых усилий. Роми посмотрела на Миру, сама сделала шаг навстречу её разуму, не задумываясь, к чему это приведёт.

Поначалу Мира услышала только голоса. Остальное — лишь размытые силуэты в призрачной дымке, похожей на густой туман. Но сомнений не возникало — перед ней Роми и Алэй. В Плеши. В очередной раз.

— … знаешь… Я был готов.

— Тебя не злило?

— Когда-то давно. Ещё в школе, когда поставили диагноз, когда прошёл отрицание и понял, что рано умру, то да. Злило. Ох, как злило… И подталкивало. Я мог… смог. Ты ведь сама знаешь!

— Знаю.

— А теперь я даже хотел бы.

— Как можно хотеть такое?

— Усталость и боль. Постоянная усталость и постоянная боль. Будто живёшь в коконе из иголок и надо ежесекундно напрягать мышцы, чтобы не уколоться и не уколоть тех, кто рядом. Их — сложнее…

Слишком мало. Мира жаждала видеть, а не просто слышать. И вдруг, как на скале, что-то внутри проснулось, лишило воли. Подчинило. Не объясняя зачем, научило как.

— Поделись, со мной, Роми. Откройся.

— Не могу.

— Можешь!

— Не хочу.

Первый шаг сделан. За вторым Мира почти перестала дышать, понимая — увидеть будет уже недостаточно. Картинки, слова не помогают разобраться, почувствовать. Необходимо стереть грань, суметь окунуться в чужие эмоции. И та, вторая, уже знакомая Мира внутри, знала, как это сделать.

Хрупкая преграда исчезла, позволяя снова проникнуть глубже в воспоминания. Слиться с ними, будто она сама сейчас — Роми.

Она протягивает Алэю руку. Его ладонь тёплая, сильная.

Алэй ловит её взгляд, улыбается. Она понимает, что он действительно не хочет. Мог бы или нет — не играет роли. Алэй не хочет, точнее — боится. Она самоуверенно начинает давить. Лишь на миг пробивается через барьер, прикасается к его ощущениям. Этого оказывается достаточно. На мгновение глохнет, слепнет…

— За…чем?.. Я… — Роми начинает задыхаться. Коктейль из колючей боли, страха и желания всё прекратить передаётся и Мире, но она не думает останавливаться. Даже когда Роми удаётся на миг захлопнуть дверцу в свою память, Мира давит сильнее.

— Не сопротивляйся, так нам обеим будет только больнее, — тихо просит она. — Покажи ещё. Ты же хотела мне показать.

— …останусь.

Роми кивает, потому что на слова сил нет, потому что, если бы Алэй ещё раз попросил вернуть его домой, вернуть его боли — она бы отказала.

— Я ничего с Алэем не сделала. Мы… — шепчет Роми. — Мы сде… ла… ли друг с дру… гом… — последнее почти по слогам. — Не… дам… Нет.

Мира чувствует, что Роми снова пытается вытолкнуть её из своего сознания. Отчаянно и безуспешно. Мира сильнее.

…тихий звон, мягкое прикосновение смеха… в самое ухо. Смех отражается от стен, чтобы заблудиться под потолком.

Горячие лапки бегущих по коже мурашек. Горячее дыхание.

— Ничего подобного, Рэм!

— Рэм?

— Да. Мне хочется так. Могу? Рэм… Если нет, скажи, и я больше не…

— Пусть! — Роми прижимает палец к его губам, заставив замолчать. — Пусть…

Замолчали оба. Ей тогда казалось — маленькую вечность. Смотрели друг другу в глаза. Потом Алэй мягко поцеловал этот самый палец. Едва-едва коснулся.

Мира опускается на колени. Замирает, глядя в растерянные глаза Роми. И прежде чем та успевает пошевелиться, обхватывает её голову пальцами, сжимая виски. В подушечки впиваются сотни острых шипов. Сопротивление обжигает разум ледяным холодом, боль нарастает, пробегается волнами по всему телу, не давая дышать.

Мира уверена — Роми чувствует тоже самое. Кажется, ещё секунда, и они не смогут вытерпеть. Ещё миг, и обе истошно заорут, рухнут на пол, корчась в судорогах и жадно хватая ртом воздух. Но что-то внутри Миры сильнее невыносимой боли. Что-то заставляет её продолжать. Стиснуть зубы, проглотить рвущийся наружу крик. Выдержать, чтобы позволить себе почувствовать, увидеть, осознать. Чтобы Роми смогла поделиться, а она — принять. Потому что по-другому не рассказать.

Ещё мгновение, и лёд голубых глаз превращается в прозрачную прохладную воду, куда так легко окунуться. Мира сомневается лишь на мгновение, а потом решается. Делает шаг навстречу памяти, успевая заметить собственное отражение в чёрных зрачках, как будто смотрит в огромное зеркало.

Грунтовая дорога делает крутой поворот и плавно поднимается на невысокий лысый холм. Сразу за ним неожиданно заканчивается, и вместе с ней обрывается мир.

Трава, перетекающая в небо. Облака, похожие на вату. На такой высоте воздух должен быть тяжёлый, непригодный для лёгких, но нет — дышится легко, свободно. Везде бы так.

Чем-то похоже на дом, но совсем иначе. Здесь самое обычное солнце, самый обычный мир. И самый необычный — тоже.

Вдалеке, словно остров, сквозь бело-синее море, залитое красными пятнами садящегося солнца, виднеется такая же горбатая плоскость — может быть, там ещё один город, им не довелось проверить. Мира ловит то, что знает Роми: атради не могут просто взять и перенестись на другой край. Чтобы оказаться там, пришлось бы сначала долго спускаться в Низины, потом топать по неизведанной местности. Непонятно почему в этом мире их способности не работают. Только войти и выйти. И только через Плешь. Зато местные могут многое. И живут долго. Можно даже забыть, что у тебя впереди вечность.

Роми нашла это место. Она виновата в том, что скоро произойдёт. Скоро — по её, их меркам. На самом деле пройдёт несколько сотен лет. Но сейчас они впервые здесь. И никогда ещё понятие «край мира» не было столь буквальным.

Роми ложится на мягкую траву, смотрит в пропасть, водит рукой по гладкой, отвесной скале.

— Всё ускользает. — Алэй сидит на обрыве, окунув в облака, как в воду, ноги.

Она переворачивается на спину:

— Всё?

— Мир. Реальность. Память. Ощущения. Ускользают от меня, Рэм. Сквозь пальцы. Всё — как вот эти облака. Они же есть. И в то же время их нет. Они не в состоянии задержать, они не могут дать опору. Ты тоже облако.

— Я не смогла стать опорой?

— Ты замечала, что любишь переспрашивать? — он тихо смеётся. — Не надо, не отвечай. Ты стала большим. Шансом. Частью… нет. Всем — мной. Как бы банально и упрощённо это ни звучало. Все эти тридцать два года я дышал, потому что дышала ты.

— Тридцать три. Почти.

— Три? Пусть три. Как же я давно не был дома. — Он опять смотрит на облака. — Если я умру, я окажусь там? Если прыгну сейчас вниз? Разобьюсь? Не говори… Ничего не говори. Я схожу с ума, Рэм. Безумных атради у вас ещё не было?

— Хватало. Это тоже проходит.

— Вот видишь. Даже это!

— Алэ, ты не безумен и никогда не был!

— Нет. Конечно, нет, — он снова смеётся. — Я всего лишь путаю вчера и завтра. Потому что завтра будет как вчера.

— Ты жалеешь?

Она садится.

— Жалею? — Алэй вмиг оказывается рядом, берет её руки в свои, сжимает, потом выпускает, чтобы тут же обхватить ладонями её лицо. Поцеловать. Провести по щекам, убрать падающие на лоб рыжие пряди. Зашептать: — Жалею? Нет! Никогда. Ни за что. Но ты тоже ускользаешь. Я так не хочу, так боюсь этого. Ты быстрая. Такая быстрая. А я нет. Я все ещё тот человек, которого ты встретила в Плеши. Пытаюсь поймать луч солнца.