Она уже вскинула руки, когда путь преградила Таль. Приблизилась к ней вплотную, обхватила ладонями её лицо, вынуждая посмотреть в глаза.

— Нет, девочка моя. Нет. Погибнут люди. Те, кто ни в чём не виноват.

Мира зло мотнула головой. Люди? Эти сытые ублюдки, лившие жизни Адана? Это о них она должна думать? Их жалеть? Да ни за что!

— Послушай меня, — не унималась Таль. — Обещаю, что разберусь. Накажу тех, кто… — голос дрогнул. Глаза подозрительно блеснули, выдавая слёзы. — Сейчас важнее всего на свете ваш ребенок. Он— будущее. Смысл всего, — Таль перевела взгляд за спину Миры, крикнула, обращаясь уже не к ней: —Забери её отсюда!

Зашелестел песок. Может, Ллэр вставал нарочито громко, может, её слух обострился, но Мире показалось, что сейчас она слышит каждую песчинку, вздрагивающую от его движений.

Миг, и Ллэр уже стоял рядом, обнимая за плечи.

Ещё миг, и вместо сиреневого неба— чёрное с россыпью звёзд. Вокруг— тишина, нарушаемая только биением сердца.

Нэшта.

Мира выдохнула, потом жадно схватила ртом холодный воздух, как будто не могла надышаться. Или правда не могла. Ощущения вернулись в норму, ненависть и ярость исчезли. Только боль никуда не делась.

— Таль права, я не должна… — пробормотала Мира. Покачнулась и почувствовала, как её подхватили сильные руки. — Не выпускай меня отсюда. Вряд ли смогу остановиться, если окажусь там. А вы не справитесь, потому что… — она осеклась, вспоминая, что ещё сказала Таль. Замерла, боясь поднять на Ллэра глаза.

— Ты беременна? — спросил он едва слышно в самое ухо, обжигая дыханием.

Мира нервно сглотнула, кивнула.

— Почему не сказала?..

Она не стала обманывать.

— Боялась твоей реакции. И всё ещё боюсь. Только… Я всё равно его оставлю, Эль, — Мира решилась посмотреть на него. — Не потому что он особенный. Потому что он наш.

Таким растерянным она его ещё не видела. Растерянным, удивлённым и, кажется, тоже напуганным. Но он улыбался.

Ллэр несколько раз моргнул, сглотнул. Обхватил её лицо ладонями.

— Это я должен бояться. И буду. За вас обоих.

— Будешь? — зачем-то переспросила Мира.

— Буду.

— Значит, ты… рад? — спросила она, не до конца осознавая его реакцию.

— Ты ещё спрашиваешь!.. — Ллэр рассмеялся, легко коснулся губами её губ, обнял, приподнимая над землей, снова поцеловал. — Ещё бы! — Он осторожно опустил Миру. Отстранился, крепко сжимая её плечи. — Да, я… да.

Из груди вырвался вздох облегчения.

— Какая же я дура! — Тем, что она сейчас жива, тем, что у них родится малыш, тем, что вообще встретилась с Ллэром, она обязана Адану. Только теперь уже никогда не сможет даже просто сказать ему спасибо. — Адан… Он говорил, что ты обрадуешься, а я не верила. Мы ведь… Мы из-за меня туда пошли. Это я захотела, — она судорожно вздохнула. В отчаянии обняла Ллэра и расплакалась.

Он крепче прижал к себе, ничего не говоря. И Мира, больше не сдерживаясь, дала волю слезам. А потом они ещё долго стояли, обнявшись. Молчали.

Наконец Ллэр шепнул:

— Ты сказала, наш ребенок будет особенным?

— Так считает Таль, — она отступила назад, чтобы видеть его лицо. — Помнишь ночь, когда я привела тебя на пляж, и мы… — Ллэр кивнул, и Мира продолжила — Таль уверена, что наши с тобой гены, помноженные на энергию доа после всех пережитых метаморфоз, плюс зачатие в мире тлай способны дать начало новой расе.

Он усмехнулся.

— И чем это нам всем грозит?

— Не знаю. Никто не знает, — Мира невольно улыбнулась. — Страшно?

— Да, — Ллэр улыбнулся в ответ. — И это совсем не смешно!

— Ты можешь отказаться, — она одарила его выразительным взглядом.

— Или рассердиться на подобные предложения, — ухмыльнулся он. — Да-да! Учти, ты от меня не отделаешься. Я никуда тебя… вас не отпущу. Просто знай. Тем более, — Ллэр лукаво оглянулся на поляну за спиной, снова посмотрел на Миру. — У меня как раз готов наш новый дом. Ну, почти готов. Думаю, Нэшта его примет. Хочешь посмотреть или пусть потом будет сюрприз?

Мира огляделась. Она могла вернуться на Эннеру. Наплевав на предупреждения Таль, разнести в пух и прах Сферу над Бэаром. Могла найти тех, кто виновен в убийстве Адана. Могла размазать их по стенам или заставить страдать, долго и мучительно лишая жизни.

Она могла сделать многое, позволив ярости одержать победу над разумом. Тлай умели ненавидеть. Без сожаления и страха преследовать, причинять боль. Но тлай умели и любить. Как и доа. И сейчас две половинки сошлись в едином мнении: рано или поздно гнев утихнет, уступая место раскаянию. Только ни одна сила во всех Вселенных не сможет исправить сделанное, отмотать обратно. И уже ничто не вернёт Адана.

Он погиб, спасая её. Не раздумывая, отдал жизнь, чтобы жила она, чтобы её ребёнок появился на свет.

Таль права, сейчас важнее всего на свете их малыш. Он— будущее. Надежда. Смысл всего. Ради него Мира обязана найти силы смириться и продолжить дальше. Адан хотел бы того же. В этом она не сомневалась ни секунды.

Мира уверенно обхватила протянутую горячую ладонь, ласково улыбнулась Ллэру:

— Показывай, где будет наш новый дом.

Город за окном спал, и огни фонарей, вывесок и рекламных щитов ему совершенно не мешали.

Ровно два лунных месяца назад, поздно вечером пришёл Ллэр. День в день. Он ещё ничего не сказал, а Роми уже знала, что не захочет слышать.

Выслушала. А потом — встала и ушла. Ни на кого не глядя. Он ещё говорил о чём-то с Алэем, непривычно долго и много. Но в тот момент ей было всё равно.

Позже Роми напилась. Сильно и в одиночестве — в плетёном кресле-качалке на веранде.

Теперь организм реагировал на алкоголь иначе. Хотя она знала, что теоретически легко может выгнать опьянение, делать этого не собиралась. Как и ускорять, чтобы забыться. Наоборот. В тот вечер она долго и безуспешно пыталась думать, вспоминать, перебирать мгновения, как будто это могло помочь найти в случившемся хоть какой-нибудь смысл. Будто в этом был способ принять то, что три дня назад Адана не стало.

Роми пыталась вспомнить, чем занималась эти дни — и выходило: ничем! Наслаждалась морем и солнцем, и всё. Глупо и бестолково, как будто ничего в её жизни не изменилось, будто никуда не делось бессмертие и впереди всё та же Вечность. А Адана — больше нет.

Это не укладывалось в голове. Не получалось представить, как такое вообще возможно, и почему она ничего не чувствовала в тот самый миг, когда Адана погиб. Казалось, должна была, пусть и не существовало между ними настоящей связи, как у него с Мирой. Несмотря ни на что.

Она ощущала себя в вакууме, который разрастался и пытался её раздавить. Кружилась голова, но не от выпитого. Роми задыхалась, но не могла разозлиться, расплакаться, не могла поверить. И поэтому пила.

Там же она и заснула, точнее, вырубилась, чтобы прийти в себя от рассветного холода и с дикой головной болью, которую было, как ни странно, приятно ощущать. Это означало, что она всё-таки способна на эмоции, а значит, поймёт, как справиться с другой болью и со страхом.

В то уже утро Роми сообщила Алэю, что они должны уехать. Куда угодно, только чтобы там не было никаких замков. Чтобы небоскребы — не выше ста этажей и разбитый асфальт под колёсами шумных машин, которые будут слышны даже с крыши самого высокого здания, и дождливое небо над головой. Чтобы никакого лета. А если там будет море — чтобы тоже ледяное, в котором даже в жару не захочется купаться, потому что оно такое же серое, как небо и сам город.

Алэй нашёл для них такое место.

Луна — маленькая точка, едва различимая даже в полнолуние, давала достаточно энергии, чтобы не возникал голод. Город, прекрасный своеобразной мрачной красотой, помогал успокоиться.

Роми нужно было время. Не чтобы подумать, а наоборот: не думать вообще.

Они сняли огромную квартиру под крышей пятидесятиэтажного дома. Обживаться не спешили, оба знали, что здесь ненадолго. Днём Роми искала одиночества в толпе. До темноты бродила по городу, глазела по сторонам, заходила в магазины, покупала никому ненужные, странные вещи и одежду. Она играла с самой собой в какую-то непонятную игру и ждала, когда начнут возвращаться настоящие чувства.