– Тогда начнем просматривать базу данных ГАИ? – Семен нарушил всеобщую задумчивость и уже напрягся для того, чтобы встать со стула.
– Бесполезная работа! – отрезал Иван.
Психолог потерял свою мысль о том, что пропустил какую-то значительную деталь, и переключился на дальнейшее обсуждение.
– Таких машин в городе как минимум тысячи три, можно конечно проверить все, но шансы на успех почти нулевые. И не факт, что машина зарегистрирована в нашей области, а это значит, что наши поиски увеличатся раз в сто, как минимум.
– Что тогда предлагаешь? – полковник, казалось, забыл свой недавний сарказм и с надеждой смотрел в лицо Ивану.
– Ждать и надеяться на удачу, – глаза парня превратились в лукавые щелки, а на губах появилась злая ухмылка.
Это произвело эффект, как хлопок в ладоши опытного гипнотизера, после которого все просыпаются ото сна. Последняя фраза снова нагнала красные пятна на лицо начальства.
– Чего ждать?!
Кролевич ударил ладонью по столу, тяжелое пресс-папье подпрыгнуло на сантиметр.
– Ты что хочешь сказать, что у нас завелся маньяк? – спросил полковник, шепотом произнося последнее слово.
Двое коллег Ивана потупили взгляды. Начальник озвучил самые гадкие предположения всех присутствующих. Каждый в этой комнате, имея определенный опыт работы в розыске, уже прикидывал, как худший вариант развития событий, серийность. Теперь же начальник стал той “вороной”, которая накаркала худшее.
Иван не отвечал, он все также ухмылялся, и казалось, полностью отключился от мира сего. Кролевич переключился на остальных, решив, что от психоаналитика больше ничего не добьется.
– Так, слушай мою команду, никакого общения с прессой, никаких неосторожных, а главное необдуманных заявлений. Главная версия та же – группа пьяных отморозков затащила девушку себе в машину, и задушила. Сдадите все свои дела и занимаетесь только этим убийством, и запомните, что в ваших интересах, чтобы найти виновных. Все! Свободны.
Иван возвращался к себе в кабинет с задумчиво-отстраненным видом. Это собрание не принесло ни крохи новой пищи для мозга. Ни одной зацепки. Был труп красивой девушки, находящейся на восьмом месяце беременности и все. Выдвинутая Иваном теория о наличии фургона у преступника, казалась теперь лишь логической выдумкой.
Иван вздрогнул и остановился. Эта мысль казалась не выдумкой, это прозвучало, как план. Так бы поступил он, если бы захотел убить. Ваня точно не знал, как он бы заманивал девушку к себе в машину, но делал бы он это в фургоне. Максимум удобств, минимум риска. Как же все обстояло на самом деле, покажет время. А пока единственным правильным решением оставалось ждать и надеяться на то, что в следующий раз, а он, непременно, должен произойти, убийца допустит ошибку.
Иван относил таких людей к роду наркоманов, которые один раз убив, становятся зависимыми. Они не могут существовать без этого. Им жизненно необходима та боль, то страдание, та беспомощность жертвы.
Иван подошел к кабинету, ключ сделал полных два оборота и полумрак небольшой комнаты поглотил человека. Тот не стал включать свет и раздвигать шторы, закрыл за собой двери и почти в полной темноте дошел до кресла. Фотографии, которые он оставил на столе, так и лежали веером, только картинки на них не было видно. Пялиться дальше в снимки было бессмысленно, пока что он не замечал того, что хотел сказать убийца. Но не было и сомнений в том, что тот хотел что-то сказать, а главное уже сказал. Иван закрыл глаза. Казалось, еще немного и он услышит крики девушки. Стоп. А были ли крики? Этот вопрос возник только сейчас. Душила ли сволочь жертву в бессознательном состоянии или дождалась, когда та придет в сознание? Иван не мог этого объяснить, но в тот момент он улыбнулся. Улыбнулся не от радости, а хищно, обнажая левый ряд зубов. Он знал ответ на свой вопрос, и это его тешило. Конечно, убийца дождался пока девушка придет в себя.
Тот урод сидел в полумраке фургона и смотрел, как сознание медленно возвращается в тело жертвы. Он улыбался, потирая руки и сдерживая дрожь в коленях от нетерпения, предвкушая забаву и истинное наслаждение, в сравнении с которым, секс был сродни профилактическому массажу в местной поликлинике. Вот она застонала, поджала ногу, в этот момент легкое платье было уже на уровне пояса, демонстрируя не совсем эротичное, но удобное, белье беременной. Вот она застонала громче, приподняла голову. На виске слева ужа появилась гематома. Быть может, жертва даже дотронулась до ушиба. И вот она открывает глаза, и пелена сна в них сменяется занавесом страха и непонимания. Она глотает воздух, пытаясь вспомнить события прошедших нескольких часов, в глазах уже пылает полноценный ужас, и жертва пытается закричать.
Иван вздрогнул, холодный пот покрывал его тело, руки дрожали, а во рту пересохло так, что язык прилип к небу. Что это было? Сон? Неужели он заснул? И что тогда его разбудило? В этот момент в двери постучали вновь.
– Да, – откликнулся Ваня.
Двери приоткрылись, стучавший опешил от полумрака и не спешил входить.
– Кто там? Входите!
Двери открылись шире, на пороге стояла Лилия. В руках она держала швабру и ведро.
– Все уже разошлись, я подумала, что давно тут не мыла пол, кабинет постоянно закрыт. Я помешала? – спросила она. – Можно включить свет?
– Да-да, то есть включи, но ты не помешала, я тут задумался просто.
При щелчке выключателя, Иван вскочил с кресла, осмотрел кабинет в поиске забытых вещей.
«Неужели ты заснул?» – спрашивал себя психолог мысленно. – «Хорош работничек, мало того, что проспал весь день, так тебя никто и не хватился! У вас убийство, все отделение на ушах, у всех задницы в мыле, а ты спишь с обеда до вечера, и этого никто не замечает! Что бы это значило? А? Догадываешься? Есть этому правильный психологический термин, когда сомневаешься в необходимости собственного дела?»
Лиля тем временем подняла единственный стул, подготавливая небольшую площадь комнаты к уборке. Иван же все еще стоял оловянным солдатиком, глупо оглядываясь по сторонам.
– Это она?
Вопрос уборщицы заставил его вздрогнуть.
– Что?
Иван проследил за взглядом девушки, и теперь тоже смотрел на верхнее фото. На нем – лицо девушки, и как бы сказали критики, фотографу особенно удалось передать цветовую гамму синяков на шее жертвы.
– Красивая, – задумчиво проговорила Лиля.
Иван сглотнул и посмотрел на уборщицу. На миг ему показалось, что шрам на лице девушки шевелится сам по себе. Словно эта белая сороконожка сжимает и шевелит своими лапками-морщинками. Словно какой-то паразит пытается залезть в голову Лиле. Он проталкивается сквозь маленькое отверстие где-то на виске девушки, и у него это получается.
– Жаль, конечно, – добавила уборщица.
Иван сглотнул. Обошел Лилю и вышел за порог кабинета.
– Я, наверное, пойду, – попытался уйти психолог. – Ключ тебе оставлю, а ты потом дежурному отдашь?
– Я быстро, что тут мыть, – она улыбнулась, поворачиваясь к нему стороной без шрама.
Этой улыбке Иван не смог отказать. Девушка тем временем, ловко натянула полупрозрачные медицинские перчатки. Поймала удивленный взгляд психолога.
– Это я у экспертов целую пачку взяла, все равно через начальство не выбьешь для уборки, а эти даже лучше, плотнее на руке сидят, почти не мешают.
Иван только кивнул. Лиля тем временем утопила тряпку в ведре, отжала и стала мыть пол. Гратко невольно засмотрелся на наклонившуюся девушку. Даже под синим рабочим халатом уборщицы, ее фигура пробуждала совсем «не чистые» помыслы.
– Я водичку сменю, еще буквально пять минут, и все.
Иван вздрогнул, а девушка бросила на пол отжатую тряпку и оперла швабру на стену. Она прошла мимо психолога и зашагала в туалет с ведром грязной воды. Гратко мотнул головой. Ему нужно было поспать, и поспать нормально в кровати, всю ночь, а не изучать потолок до четырех утра, а затем проваливаться в сонную бездну прямо за столом. А еще его почему-то привлекла отжатая тряпка на полу. Он сам и довольно часто, как для холостяка, мыл полы у себя дома, но такого идеально скрученного валика у него никогда не получалось. Иван настороженно глянул в сторону коридора, где за дверьми мужского туалета скрылась Лиля, и шагнул в свой кабинет на влажный пол. Он присел над тряпкой, словно это была мина, с тикающим таймером, и медленно протянул руку. Зачем он это делал? Ваня не понимал. В последнее время он сам себя удивлял.
