* * *
Вода — великая живая субстанция Вселенной, несущая жизнь, а потому вода — святая, и чтить, беречь и преклоняться надо перед ней: пред той, что пьёшь, и той, что грязь твою уносит.
Вода не только олицетворение жизни, но и сама жизнь. Вода развивает человечество, даёт ему память, несёт информацию, наделяет множеством других положительных качеств и свойств, к тому же она, родимая, большая труженица, целительница, украшает нашу серую повседневность, очищает нас от скверны и уносит нашу грязь, помогая нам отличаться от скотины.
Неудовлетворённый жизнью человек больше чувствует себя несчастным и одиноким в веселящейся компании, нежели в толпе, охваченной горем.
Когда человек завидует месту захоронения усопших, это не столько выражение неудовольствия этим фактом, сколько проявление усталости от жизни и (или) готовности лечь рядом с умершим.
Лишь после смерти гения один хвалебный голос заглушает хор хулителей, а при жизни всё наоборот: один хулитель заглушает целый хвалебный хор.
На дороге жизни случай поджидает многих: ленивым и трусам он копает яму, а работящим и смелым часто помогает.
Растрата времени в детстве — простительная шалость, в юности — глупость, в зрелом возрасте — осознанный удар по себе и своей семье, в старости — оправданная (простительная) форма существования.
Эпохи и тысячелетия меняются, а средства достижения цели остаются для человека неизменными: трудолюбие, целеустремлённость, полезность для других.
Даже адски тяжёлая жизнь (не жизнь, а пытка) не утешает человека, что жизнь коротка.
Многие люди не пережили бы вторую жизнь, если бы Всевышний предоставил такую возможность: от одного этого их хватил бы апоплексический удар от страха или счастья.
Людей невозможно научить умирать, но это незнание, к сожалению, не препятствует их смерти.
Смерть зародышем поселяется во всех людей (во всё живое) в один и тот же день — день рождения, а вступает в свои адовые умерщвляющие права в разное время, ибо смерть (в любом возрасте) всегда дееспособна — могущественна.
Прошлое будирует тоску и печаль из-за невозможности вернуть его или что-то там изменить; настоящее огорчает возникающими проблемами и суетой сует; будущее тревожит и пугает неопределённостью. Как видно, человек обложен, подобно волку, своеобразными «красными флажками», из которых ему не вырваться до конца жизни.
Абсурдность, бессмысленность поиска смысла жизни выражается уже в том, что это отвлекает и отрывает от самой жизни.
Преступление, глупость или мудрость данной эпохи одинаково не воспринимаются следующими эпохами как полезный урок.
Жизнь, пронизанная искусством, и отличает человеческое бытие от скотского существования.
Время, которое тратишь со здравым смыслом, приносит деньги, а которое тратишь неразумно, приносит долги.
Человеческая жизнь опутана вечной сетью явных и скрытых рисков (опасностей): тех, что люди осознают при своих поступках, и тех, что объективно существуют вне их сознания.
Честь и совесть чаще меняют на злато в смутные времена и при коррумпированной власти, а на почести их меняют в мирное время.
Человека без социальных и чувственных желаний трудно оценить, особенно его будущее, ибо он, по существу, живой покойник.
Равнодушие, безразличие человека — беда для его близких и просителей; равнодушие, безразличие народа — беда для него самого.
Грядущие поколения — более надёжные носители истины в определении величия человека, нежели его современники.
В своих молитвах люди всегда просят для себя счастья и здоровья, редко — благоразумия, и никогда — порядочности и совестливости.
Если материализм не братается с идеализмом, то в борьбе за примат он впадает в крайность: пытается отправить идеализм на эшафот небытия как проводника «крамолы» общечеловеческой нравственности и духа свободы.
Великие деяния (созидательные или разрушительные) совершаются как под влиянием реальной (истинной) идеологии, так и под воздействием лживой (несбыточной), и неизвестно какие идеи больше воздействуют на их свершение.
Идеи ушедшего из жизни учёного (мыслителя, писателя) чаще вспоминают современники не от любви или уважения к нему или преклонения перед глубиной, эпохальностью его мыслей, а в знак признательности судьбе, что был краток жизненный путь автора-смутьяна. Грядущие же поколения вспоминают труды этого великого автора в связи с истинностью его идей.
Каждая религия предпочитает, чтобы истина сопровождала её, а не она истину.
Фанатики обычно доводят свои идеи до абсурда, поэтому преследуемые ими цели оборачиваются штыками против них самих.
Фанатизм — почва не только невежества, но и безнравственности, часто взращивающая преступления.
Идеалы привлекательны не только красотой, но и загадочной романтикой, соприкасающейся с грёзами приверженца идеалам.
Принципы поведения, основанные на высокомерии, ослином упрямстве, глупости, зависти и недоброжелательности, — это грани паранойи самодурства, ведущие к неудачникам.
Хотя тщеславие, диктующее поступки, и опирается на эгоизм, оно должно подчинять его в межличностных отношениях реалиям, дабы не затруднить путь к желаемому и саму жизнь.
Мера поступков заключает в себя не только здравый ум, но и воспитание человека и его культуру.
Желания подслащиваются грёзами и мечтой, а свершения — удовлетворённостью или (и) злорадством.
Нет более мечущегося человека, чем тот, кто одержим честолюбием, но не знает границ своих способностей и недостатков.
Подражание — это форма внешнего выражения согласия, подталкиваемого восхищением.
Профессор — это студент, успешно защитивший публично свои научные трактаты.
Любопытство для учёных — двигатель познания истины, а для праздных и бездельников — манок, проводник к порокам.
Если искусство, облагораживая, совершенствует человеческую природу, то естественная природа, вдохновляя, подпитывает искусство.
Слова, трогающие сердце, подтверждают более высокий уровень ораторства, чем слова, доходящие до ушей, ибо порывы сердца чаще подталкивают к поступкам, нежели холодный разум.
Легче обнаружить иглу правды в копне лжи и даже отыскать новую истину в виде открытия в науке, чем найти и определить общую справедливость для всех, ибо у каждого человека своя справедливость.
Только люди с куриными мозгами и злобные параноидальные завистники, подвизаясь в роли ревнителей национальной культуры, стремятся хамски игнорировать и подло преследовать творческие личности за то, что они пишут о жизни своего народа не на родном, а на других языках, сочиняют не только национальную музыку, но и общечеловеческую, танцуют в иностранных балетах, а не в своих сельских клубах (или национальных театрах). Именно эти непризнанные преследуемые изгои — проводники национальной культуры к другим народам, а не те дремучие гордецы, завистники, а точнее дураки от культуры, которые рьяно насаждают местечковый сельский изоляционизм, неизбежно ведущий к упадку культуры и мраку феодализма.
Терпение — это стойкая вера в лучшее будущее.
Чаша терпения всегда наполнена «коктейлем» из переживаний, тяжких ожиданий, душевных и, подчас, физических страданий.
Ничто так не подрывает терпение человека, как потеря надежды на лучшее и когда только один он должен терпеть.
Когда возвышение в собственных глазах (самомнение) превышает своё социальное возвышение, человек перестаёт быть самим собой.
Мужество порождается убеждённостью и силой духа, а не дарится природой и не приобретается за злато.
Человеческие эмоции — это яркие краски картины повседневной серой жизни.
Музей — это зримо оживляющий реаниматор прошлой жизни и продлевающий её на века.
Ремень — средство прикладной педагогики в семье.
Даже самая долгоживущая мода никого ничему не учит.
Чем суровее климат, тем меньше мода проявляет свои сумасбродства.
Мода, как сорняк, никак не подходит даже к божественной триаде — разумному, доброму, вечному.