На «три» Мео нажал пальцем кнопку на секундомере, затем нагнулся, положил секундомер возле юлы, присел,  одной рукой выровнял ее, другой вытянул винтовой стержень и толкнул его вниз.

Клацанье винта прозвучало короткой дробью и сразу перешло в тонкий визг.

В течение следующих нескольких секунд происходило непонятное.

Только что Мео, сидя на корточках, толкнул винт юлы и вдруг оказалось, что он уже стоит. Стоял он странно – как-то зыбко и голова его все время оказывалась по-птичьи повернутой то под одним углом, то под другим. То же самое происходило и с его руками, они оказывались вдруг то разведенными в стороны, то поднятыми вверх, то прижатыми к груди. То их вообще не было видно. Зрелище было жутковатое и совершенно неправдоподобное.

С какого-то момента движения рук стали различимы именно как движения, хоть и рваные, дерганые. Визг превратился в жужжание. Мео неестественно быстро нагнулся и подхватил юлу, начавшую заваливаться набок. Как только он взял ее в руки, движения его сделались абсолютно нормальными. Жужжание прекратилось. Он положил юлу, взял с пола секундомер, нажал кнопку, выпрямился и стоял теперь, глядя во фронтальную камеру.

Паша обернулся по сторонам – на мониторы никто из присутствующих не смотрел, только на него.

Несколько секунд какого-то дурного сна. Завел юлу, начал дергаться. Будто движения ускорились.

Будто на перемотке.

Перемотка. Единственное разумное объяснение.

То есть все это просто запись, подделка. Потому и внутрь не пустили…

Значит, получается, что настоящий эксперимент происходит именно сейчас. И получается, что именно с ним. Но как реагировать? Показать, что догадался?

– Олег Евгеньевич, объясните лаборанту, что это было, а то у него, похоже, ступор, – сказал Еремин в микрофон.

– Вращение юлы генерирует поле, диаметром примерно два метра, – сказал динамик, закрепленный над мониторами, немного искаженным голосом Мео. – В этом поле скорость течения времени значительно ускоряется. Чем быстрее вращение юлы, тем выше скорость течения времени в этом поле. Максимальный показатель – примерно в десять раз.

Павел внимательно следил за его артикуляцией. Но потом понял, что если это все заранее записано, то, конечно, она будет совпадать.

Мео на экране шагнул ближе к камере и поднес прямо к ней остановленный секундомер. Рука его покачивалась и Павел, волнуясь, не мог толком разглядеть, что тот показывает.

– Минута пятьдесят пять, – озвучил Еремин, затем сунул Паше в лицо свой секундомер. – Четырнадцать секунд.

Мео вернулся в центр комнаты, ближе к микрофону на потолке.

– В десять раз на максимуме, минус ускорение и замедление. Сколько у вас, пятнадцать?

– Почти, – сказал Еремин.

– То есть, для наблюдателя чистое время вращения юлы составляет 5 секунд, а для меня 40, если так понятнее. Так понятнее?

Пора было прекращать этот явно отрепетированный балаган. Может, это вообще тест на дурака? Нужно было задать какой-то неожиданный вопрос.

– Олег Евгеньевич, а вы настоящий? – спросил Паша, наклонившись к микрофону и впился глазами в экран, следя за губами Мео.

– Настоящий? – переспросил тот. – Это трудный вопрос. Хотите поговорить на философские темы, э-э, коллега?

– Нет. Он думает, что мы его дурим… Ладно, – подумав, сказал Еремин, – пусть зайдет, в углу постоит. Покажите ему в динамике. Только аккуратнее, пожалуйста, Олег Евгеньевич. Лаборанты нам нужны.

– Хорошо, – кивнул Мео. – Заходите, Павел. Не бойтесь.

Сжав губы, Паша оглянулся и пошел к двери. Открыл. Мео стоял посреди комнаты, у его ног на боку лежала юла. Именно так, как это было последний раз на экране.

– Вот туда в угол идите… Стойте спокойно, главное – не двигайтесь. Нервы же крепкие у вас, юноша? И стол давайте вот так подвинем. Заблокируем вас немного на всякий случай.

Паша не был особенно уверен в крепости своих нервов. Он вдруг подумал, что если сейчас вживую увидит какую-то чертовщину, подобную той, что творилась на экране, то неизвестно еще что будет. И что значит «в динамике»?  С ощутимо бьющимся сердцем он стоял, уперев руки в стол.

Мео взял ящик со стола и подошел к лежавшей на боку юле. Поставил ящик рядом и опустил в него юлу. Некоторое время повозился, будто пытаясь наконечником юлы куда-то попасть. Затем закрыл крышку, из отверстия в которой, оказывается, торчал край колпачка на винте. Встал, прижимая одной рукой ящик с юлой к груди. Вынул из кармана халата руку с секундомером и поднял ее. Затем повернулся к Паше.

– Один… Два… Три! – сказал динамик.

На «три» Олег Евгеньевич нажал на кнопку, сунул секундомер в карман, затем поднес освободившуюся правую руку к ящику, вытянул винт и сделал толкающее движение.

Паша успел подумать, что тот юлу накачивает, а дальше началось невообразимое, когда он мог думать только об одном – как бы не заорать в полный голос и не опозориться.

Снова тонкий визг, здесь на месте гораздо более неприятный. Внезапно Мео оказался в противоположном углу помещения, все так же прижимая к груди ящик с юлой, потом в другом углу, опять в этом и так несколько раз оказывался в трех разных, не занятых Пашей углах. Появление его в очередном месте было настолько стремительными, что Паша едва успевал поворачивать голову. Момент начала его движения еще можно было различить, но потом он просто исчезал и возникал в другом месте. Но и там стоял неплотно, будто мерцая и только лишь короткий миг. В какой-то момент он так и остался стоять. Заглянул в ящик, сунул руку в карман. Очевидно, остановил секундомер.

Но тут уже и без всяких секундомеров все было понятно. Вернее, непонятно было вообще ничего.

Паша тяжело опустился на стоявший рядом стул и растер руками лицо.

Однажды в подростковом периоде ему залепили кастетом в челюсть. Сейчас он ощущал себя примерно как тогда, когда трудно вставал, в ушах тонко звенело и мир собирался заново перед глазами.

– Ничего не понимаю, – наконец признался он. – Как вы говорите?.. Генерируется поле? В котором ускоряется время? То есть это такой прибор?.. Машина времени, что ли?

– В каком-то смысле это действительно машина времени, только не в классическом ее представлении, – усмехнулся Мео. – И какой же это прибор? Вы разве не видели?

Все еще прижимая к груди ящик, он подошел и поставил его на стол. Открыл крышку и достал оттуда юлу.

– Это никакой не прибор. Это детская игрушка. Юла. Разве не видите? Только необычная. Не мы сделали ее такой. Мы не знаем, как это происходит. Мы только лишь обнаружили данное ее свойство, что оказалось нетрудно, и немного исследовали, что было посложнее… Вот этот ящичек, например, сделали.

– Чтобы не падала?

– Чтобы не падала. На дне подшипник. Это Игорь придумал… Вот такая у нас сейчас работа. Обнаружить особенное свойство у особенного предмета и исследовать его. И все.

– Но… – Паша зачарованно смотрел на юлу в руках у Мео, она была сейчас очень близко и выглядела настолько приземленной, настолько обыкновенной, не было в ней на вид абсолютно ничего особенного. – Это же невозможно…

– Ну почему невозможно, – сказал Мео, устанавливая юлу обратно в ящик. – Мы же многого не понимаем. Время, например, вообще любит фокусничать. Скакать, знаете ли.  Задумаешься на секунду и полчаса как не бывало.

– Нет, ну это же субъективно…

– А птицы, например? Эти их порывистые движения? Не обращали внимание? Я лично убежден, что для них время ускорено. Вернее, все вокруг им кажется замедленным. Не настолько, конечно, – он потрогал рукой ящик. – И механизм там другой, биологический…

– Вот именно! А тут физический. Вообще другое. Это же…