Так, а теперь успокоиться. Успокоиться и включить мозги. Нужно придумать, что врать этому еблану. Нужно придумать, как выцыганить из него деньги. Я справлюсь. Справлюсь. Блядь!

Я вылечу из этой ловушки. Я птица. У меня есть крылья!

========== Глава 15 ==========

Зеркальный лифт поднимает меня в ад. В ад, в который я сам напросился. Поднимаюсь, а в голове почему-то крутится моя песня:

Время полной Луны, когда

Просыпаются страшные сны.

В тёмном небе гаснет звезда.

Наступает время Луны…

Мне нужно успокоиться, нужно расслабиться и надеть маску паяца, маску шлюхи. Поэтому я и пою про себя. Но выбор песни странный. Нихуя не расслабляюсь. А нужно! Мне сейчас спектакль разыгрывать перед Кудряшем. Вчера же отлично справился…

Да, вчера. Вчера я ломал трагедию, или комедию. В общем, не знаю, что ломал, но выходило круто. Позвонив Кудряшке, я сразу заявил, что мне нужны деньги и немалые. Деньги нужны на сложнейшую операцию для мамы. Типа в Рашке оперировать отказываются, только в Штатах согласны. Половину нашёл, осталось десять лямов. И вот эти десять лямов нужны срочняк завтра. Взамен я отдаю Кудряшу свою задницу на два месяца в полное пользование, так как мой патрон на этот срок умотал в Европы. Я думал, он не поверит про операцию, начнёт выспрашивать, думал, будет спрашивать кто мой патрон. Но всё оказалось прозаичнее. Он быстро высчитал, сколько штук в день стоит мой зад, и спросил, а не многовато ли? На это я ему ответил, что он у меня первый в списке, но не единственный, таких, как он, желающих ещё полторы дюжины, и если он отказывается, то я вешаю трубку. Кудряш тут же загундел, что он не отказывается, просто прикидывает и завтра всё будет. Договорились встретиться в четыре в номере Ritz-Carlton — в том самом отеле, в котором я был с Дамиром около двух недель назад. Сам его назвал.

И вот теперь еду в ад и пытаюсь изобразить на своём лице дурака. Дурак не выходит ни в какую. Да ещё и песня эта с надрывом, с тревожным срывающимся гитарным ритмом и присвистом флейты:

С каждым часом всё ярче день,

С каждым днём всё синей небеса;

Но ночами всё гуще тень,

Тяжелей и страшней чудеса…

Всё. Приехал.

Лифт раскрывается, и я, шумно выдохнув, выхожу, иду по коридору в поиске нужной двери. А потом ещё минут пять стою возле неё и всё-таки натягиваю на себя маску. Дурака не получилось, так хоть шлюху натяну.

Стучу в дверь. Открывают почти сразу.

Кудряш… Ну вот Кудряш и есть. Во всей своей ебланской красе. Кудри в художественном беспорядке, рубашка расстёгнута наполовину, золотая цепочка, часики блестят, на морде сальная улыбочка, а глаза такие голодные, такие жадные, что лучше туда не смотреть вовсе.

— Привет, Валера, — говорю я, проходя внутрь, даже не разуваясь.

— Привет, Пташка, — тянет он и ловит меня за талию.

Но я выскальзываю из его рук, быстро прохожу в гостиную, оглядываюсь, бросаю взгляд на дверь ванной, затем хватаю тяжёлый стул и, подтащив его ближе к ванной, усаживаюсь, как наездник, верхом. Смотрю на Кудряша. Знаю, что это очень двусмысленная поза. Пусть пялится.

А он и пялится. Вопросительно так. Всё-таки сумел я его с панталыку сбить.

— Сначала деньги, Валера.

— Какой ты деловой, однако, — хмыкает Кудряш и скрещивает руки. — А где гарантии, что не сбежишь завтра с ними?

— Гарантии? — хохотнув, говорю я. — Ты сходи к Аллигатору, он тебе покажет гарантии. Долг сто миллионов деревянных — такие гарантии тебя устроят?

Кудряш усмехается. Да, его, похоже, устраивает. Поэтому сильно он не артачится, бросает:

— Ок, подожди, — и скрывается в соседней комнате.

Через пару секунд выносит оттуда дипломат.

Дипломат? Бля! Ну что за выебоны? Нормальную сумку не мог достать, что ли? Я ж с этим дипломатом, как придурок буду смотреться. Ай, ладно. Похер уже.

Кудряш кладёт дипломат на журнальный столик, и мне приходится вставать со своего места. Подхожу к столу и сам открываю этот новый кожаный пижонский кейс, а когда тот распахивает своё нутро, то вижу аккуратные пачки красно-коричневых банкнот.

— Ну как, доволен? — ухмыляется Кудряш. — Сделка состоялась?

Я меряю его взглядом и снисходительно улыбаюсь.

— Почти. Вот только пересчитаю сперва.

Кудряш возмущённо выдыхает.

— Так не доверяешь, Пташка?

— А с чего бы?

Он что, реально думал, что я пересчитывать не буду? Что я такая наивнота? Нет уж, я буду. Я всё пересчитаю. Каждую бумажечку просмотрю. И пересчитываю, просматриваю. Когда заканчиваю, убедившись, что Кудряшка не обманул, с громким щелчком закрываю дипломат.

— Теперь-то ты доволен? — спрашивает Кудряш, который всё это время скучал на диване.

— Да, теперь доволен, — киваю я и, не давая Кудряшке развернуться с инициативой, говорю: — Как насчёт того, чтобы принять ванну? Вместе?

Глазки Кудряшки сразу начинают лихорадочно блестеть. О! Ему явно нравится такое предложение. Он в восторге. Вон и слюни уже потекли.

— Отличная идея, Пташка, — лыбится он и встаёт.

Я обворожительно улыбаюсь и только сейчас снимаю свой пуховик. Опускаю на пол аккуратно, стараюсь не наделать много шума, он тяжеленный зараза. Затем я расправляю плечи и потягиваюсь, как бы невзначай задираю край толстовки, оголяя пресс. Кудряш подскакивает сразу и тут же начинает лапать, лезет руками под толстовку, оттягивает джинсы и пропихивает ладонь, мацает жопу, шумно дышит в ухо.

Блядь! Как же противно! Наизнанку выворачивает! С Дамиром, с этим ебучим монстром, всё совсем иначе было. Вот почему так? Они ж оба мудаки. Дамир ещё и похуже будет.

Но некогда мне сейчас об этом думать. Некогда. Нужно доигрывать спектакль.

Обнимаю Кудряшку за плечи и плавно, но настойчиво тащу к ванной.

И вот, когда мы уже заходим в это сверкающее хромом и кафелем помещение, я чуть отстраняюсь от лезущего с поцелуем Кудряша, делаю круглые глаза и говорю:

— Бля! Смазку забыл! Подожди, сейчас сгоняю.

Вылетаю из ванной, одной рукой хватаю стул, второй захлопываю дверь, пара секунд — и вешаю этот стул на крючкастую ручку, блокирую выход.

С той стороны раздаётся возмущённый крик, потом брань и удары ногами, но я уже не обращаю ни на что внимания. Хватаю драгоценный пуховик и кейс и рву к спасительной двери. Но тут дверь распахивается сама, чуть не сшибая меня, и путь преграждает незнакомый парниша.

— Куда-то собрался, Пташка? — спрашивает он, наступая.

Блядь! Этот уёбок что, группу поддержки с собой притащил? Вот ведь чмо ублюдочное!

Еблан в ванной орёт, чтобы меня схватили, связали, а потом выпустили его, а я зубы скалю. Ну нет, ребятки. Не прокатит. Я вырвусь!

Прыгаю на парнишу, делаю замах, как будто бы в лицо собираюсь бить, но бью ногою в пах. Парень загибается, а я пулей вылетаю в коридор, рву по ковровым дорожкам к лестнице. За спиной топот — очухался, значит. Но я не зря вчера схемы изучал, разбираюсь куда бежать. И бегу, а в голове стучит, пульсирует песня:

Затаись в это время теней,

Пережди время тёмных грёз.

Скоро день снова станет длинней,

И настанет время для гроз…

Слетаю по лестнице, выворачиваю из вертлявой кишки коридора, проношусь по холлу и тараню двери.

Улица. Я, блядь, на улице. Один рубеж преодолён.

На ходу надеваю пуховик и шпарю дальше к метро. Погони не вижу, но фиг их знает, так что скорость не снижаю. Лечу. Лечу!

Проскакиваю в метро и чуть не глохну от новогодне-сверкающей музычки, что звучит из динамиков. Да, сегодня праздник, и подземка решила порадовать всех. Под бравые песнопения ломлюсь к туалетам и там, в тесной кабинке, вспарываю подкладку пуховика и достаю оттуда банкноты, которые ночью зашивал. Достаю и сваливаю в кейс. Руки дрожат, но я держусь. Держусь. Ещё немного — и всё будет в злополучном кейсе. А потом я отвезу его Крокодилу и сразу на вокзал. Через три часа у меня электричка. В кармане только паспорт, билет и деньги. Больше я ничего не взял. Любой багаж будет тянуть на дно. А мне нужно всплыть. Вырваться. И я вырвусь. Дотяну!