— Значит, будет у меня ещё один сынок…
Слышу её тихий шёпот, чувствую её объятия и трясущимися руками сам обхватываю её, обнимаю так, как никогда не мог обнять собственную мать: сильно, крепко, уткнувшись в острое плечо. Я обнимаю её, и слёзы, крупные, горячие слёзы катятся по щекам.
========== 9. Нацуно: Будни ==========
— Сэй, ползи сюда, козявка! Папе нужно тебя одеть. Быстро-быстро. У папы сегодня первой парой злой и страшный Хасимото. Если папа пропустит его пары, Хасимото папе голову открутит.
Но Сэй залезла под стол, сидит, хитро сверкает глазками и выползать даже не думает. Козявка мелкая!
Ровно полгода назад эта маленькая чуда появилась в нашей с Касуми жизни, поставив её на уши и устроив настоящий кавардак в прямом смысле этих слов. Но мы справились и продолжаем справляться. Я всё же уволился с работы, в институте оформил свободное посещение, но на пары всё равно стараюсь ходить. И нередко, когда малышку не с кем оставить, я хожу на учёбу с дочкой. Поначалу это вызывало явное неодобрение некоторых преподавателей, но потом они привыкли и даже огорчались, когда я приходил без Сэй.
И вот сегодня мне придётся идти с ней, потому что наша любимая няня, госпожа Ямада, которая должна была прийти, неожиданно заболела, все наши родственники и знакомые заняты, а искать новую няню уже поздно. Да и кто знает, как Сэй её воспримет. Так что придётся брать её сегодня с собой.
Вообще «сегодня» у меня началось в полчетвёртого ночи, когда доча проснулась и неожиданно решила поиграть. Да-да. Не поплакать, не покапризничать, не поесть среди ночи, а поиграть. Целый час я пытался уложить эту игривую котёнку, но она лежала у меня на груди, улыбалась, трогала за нос, лезла в глаза, дёргала за волосы. В конце концов, мне это надоело, и я отпустил её на пол. И потом ещё час смотрел, как она с радостным лопотанием ползает по ковру, гоняет машинку, стучит кубиками, вываливает из ящика игрушки. Подходил Касуми, хотел составить мне компанию, но его я упинал обратно в кровать со словами: «Должен же хоть кто-то спать в этом доме». Ну а дочу мне удалось утыркать только к шести часам утра. Я уснул так крепко, что не заметил, как Касуми собрался и ушёл на учёбу к первой паре. Мой личный будильник разбудил меня радостным гугуканьем в восемь часов. Сэй, стянув штаны и подгузник, голопопой обезьянкой прыгала в кроватке.
Я никак не могу решить, что делать в таких ситуациях: то ли строжиться, то ли ржать. А ребёнок чувствует, что я, вроде бы, журю, но как-то несерьёзно, и с восторгом продолжает безобразничать. Вот и сейчас то же самое. Нам выходить, а она под стол залезла и улыбается. Троллик малолетний.
— Сэй, вылезай, — говорю я и сам лезу под стол, вытаскиваю её, а она брыкается и хохочет. — Сэй, нам нужно срочно одеваться, — серьёзно продолжаю я, глядя в её хитрючие глаза, и непроизвольно принюхиваюсь. — Блин! Да ты покакала! Сэй, ну разве нельзя было сделать это пять минут назад, когда я на тебе подгузник менял? Что за девчонка! Тьфу!
Снимаю с неё с таким трудом надетые штанишки, подгузник и уже, как заправский профессионал, иду в ванную мыть эту вертлявую задницу. Сэй висит у меня на руке и пытается её лизнуть. Ещё минут пятнадцать я трачу на то, чтобы обтереть хохочущую козявину, потом поймать, надеть новый подгузник, потом снова поймать и надеть штаны, ботинки, куртку, шапку и наконец-то запихать это чудо в кенгурушку.
Всё. Теперь точно не убежит.
— Па! — деловито говорит доча, хватая меня за хвост.
— Да «па», «па», — киваю я, с трудом выдирая свои волосы из цепких лапок. — Погнали!
И мы погнали. В прямом смысле слова. Быстро-быстро.
Я едва успеваю.
У профессора Хасимото есть негласное правило: заходя в аудиторию, он запирает дверь, и проникнуть на лекции после него невозможно. Поэтому, заметив его возле двери, я припускаю, что есть мочи, а он, кажется, приостанавливается и специально дожидается меня. Поздоровавшись, я пулей залетаю в аудиторию, проскакиваю на задний ряд и падаю за парту.
Уф! Успели…
— Ну что ж, — произносит профессор Хасимото, и голос у него отчего-то очень довольный, — самый главный студент прибыл. Можно и начинать…
На лекциях Сэйко ведёт себя очень прилично, тихонько играет, не шумит, всего пару раз только уползает в первые ряды, а к одиннадцати часам и вовсе засыпает. Для её сна у меня с собой лёгкая коляска и игрушечная собачка, та самая, которую Касуми в первые дни купил. Таскать всё это барахло, конечно, неудобно, но зато Сэй, обняв игрушку, утыкается в неё носом и спокойно засыпает. И никакой бубнёж преподавателей и студентов её не колышет.
Честно отсиживаю почти все пары, целых две. С третьей сбегаю. Во-первых, это философия, а во-вторых просыпается Сэй и, вспомнив, что она балованная козявка, начинает-таки шуметь.
— Па! Па, па, па! — выкрикивает она, поднимая с пола какую-то рваную бумажку.
— Это кака, — говорю я, выхватываю дрянь из её лапок и сажаю девчуху в коляску.
— Кака… — с жалостью произносит Сэй, печально провожая взглядом свою добычу, и обиженно добавляет: — Па…
— Па не кака, а хороший. И вообще, не «па», а «папа».
Вот ведь наказание. Слово «кака» говорит замечательно, а вот «папа» ни в какую говорить не желает, только «па».
Мы идём на ближайшую детскую площадку. Мы на ней часто бываем, и мамашки уже привыкли, не особо пристают с тупыми вопросами. К тому же в это время почти никого не бывает. А сейчас на наше счастье вообще ни души. Поэтому мы с восторгом носимся по площадке.
Ну как «носимся»? Носиться-то Сэй как раз ещё и не умеет. Ей десять месяцев, она уже давно встаёт и ходит, держась за стенки, но самостоятельно ходить ещё не решается. Поэтому приходится держать её за ручки. Вот мы и мотаемся от горки к лестнице, от лестницы к качелям, от качелей к кошке, а потом прёмся за кошкой в какие-то дебри.
Проделав долгое и познавательное путешествие, в котором мы увидели барахтающегося в луже жука, познакомились с собачкой, чуть не съели камень, упали с бордюра и перемазались, как чушки, мы возвращаемся на площадку и обнаруживаем, что теперь мы на ней не одни: молодая мамочка возится в песочнице с полуторогодовалым мальчишкой. Мальчишку этого я, кажется, видел, а вот мамочку не помню. Хотя спецом я не запоминал, могу и ошибаться.
Сэй без раздумий ведёт меня к песочнице и, плюхнувшись там на попу, начинает уверенно отбирать совочек у пацана. Тот насуплено сопротивляется.
— Шин, дай девочке совочек, у нас ещё один есть, — хлопочет мама и достаёт совок.
— Нет, пусть Шин крепче держит своё орудие, эта девочка слишком наглая, — говорю я и обращаюсь к Сэй: — Доча, отпусти совок. Вот ещё один. Возьми его.
Сэй пару секунд задумчиво смотрит на меня и, отпустив, наконец, совок пацана, берёт второй и начинает деловито ковырять песок.
— Так это ваша дочь? — почему-то удивляется молодая мама. — А я подумала, что племянница, как у меня.
А! Так вот в чём дело. Вот почему я её не помню. Это не мама пацана, а тётка. И похоже она тут впервые.
— Так редко можно встретить папу, гуляющего с ребёнком. Это так мило, — улыбается девушка. — Вашей жене очень повезло.
Ну начинается.
— У меня нет жены.
Брякаю я, и понимаю, что зря. Зря ляпнул.
Потому что, как только я произношу эту фразу, у девушки моментально загораются глаза хищным светом, и вообще она вся преображается, превращаясь из растерянной тётушки при племяннике в изящную соблазнительницу. Как ей удаётся это сделать за считанные секунды, я не понимаю. Но ей удаётся. И мне очень хочется сбежать, потому что в общении и соблазнении она крайне агрессивна. Я буквально не знаю, куда деться от неё. И главное, её абсолютно не смущает и не останавливает, что у меня ребёнок. Поразительно. Обычно всех это отпугивает.
Блин. Ещё чуть-чуть — и я начну хамить. А там и до грубостей недолго.
Положение спасает телефонный звонок. Звонит папа и говорит, что скоро он освободится и через пару часов может заехать к нам. Пользуясь случаем, я усаживаю Сэй в коляску, собираю наши манатки, поспешно прощаюсь и укатываю с площадки.
