Закончив с умыванием, расчёсываюсь и тут замечаю на полочке подвеску на цепочке. Голова лиса, судя по всему, серебряная. Беру в руки, любуюсь тонкой работой. Узкая мордашка, хитрый разрез глаз, ушки торчком, завитки шерсти. Серебро старое, потемневшее, только застёжка новая, бликами искрит. Наверное, Макс забыл, когда умывался. Ну или это его подружки. А чего нет-то? Хотя признаков проживания здесь ещё кого-нибудь я не заметил.

— Макс, это твоё? — спрашиваю, заходя на кухню.

— Да, — расплывается он в улыбке.

Протягиваю цепочку, и Макс, легко мазнув по моей руке пальцами, принимает её, аккуратно надевает. — Спасибо.

— Красивая подвеска, — подмечаю я, непроизвольно любуясь им.

Всё-таки спортивные парни — это всегда красиво. Рельеф мышц, широкий разворот плеч. Не то, что я. Что бы я ни делал, а всё равно останусь глистой сушёной.

— Дедушкин подарок на пятилетие. Он говорил, что ручная работа. Присаживайся, завтрак готов, — приглашает Макс.

Смотрю на стол, и понимаю, что Макс святой человек. Кофе, яичница, поджаренные тосты, джем в вазочке, порезанные овощи. Господи! Да я отродясь так не завтракал! А для него это, похоже, норма. Ну не ради меня ж он так старается, в самом-то деле.

— На пятилетие? — переспрашиваю я, садясь и начиная резать яичницу.

— Дело в том, что это украшение моей бабушки, которая умерла, когда мне только два года исполнилось. Она имела японские корни. А в Японии есть особые традиции для детей. В праздник сити-го-сан пятилетние мальчики должны посетить синтоистский храм и помолиться о долголетии. Вроде как, в этом возрасте они преодолевают ступени взросления. Этот праздник проходит 15 ноября, а я как раз родился в этот день. Никаких синтоистских храмов у нас, понятное дело, нет, да и дедушка верующим не был. Но бабушка очень хотела, чтобы со мной осталась частичка её мира, поэтому и просила дедушку подарить мне на память её подвеску.

— Ничего себе! — вырывается у меня. — Какая история. Наверное, для тебя эта подвеска много значит.

— Ну да, — улыбается Макс. — Для меня она всегда была чем-то типа оберега, талисмана на удачу. В детстве, когда прочёл про японских лисиц-оборотней, решил, что в подвеске живёт дух лисы, и просил у него помощи перед всякими важными событиями.

— И как? — улыбаюсь я в ответ. — Дух помогал?

— Не знаю! — смеётся Макс. — Но мне фартило. В общем, тема лисиц мне всегда импонировала и вчера, увидев твоих лисов, да и вообще все рисунки, я просто не мог их там оставить. Они шикарны! Я не шучу и не преувеличиваю. Я такой красоты давно не видел.

— Да ладно тебе, — смущаюсь я и утыкаюсь в чашку с кофе, к слову, просто офигенного кофе. — Тоже мне, нашёл шедевры.

— Я не вру, — серьёзно говорит Макс. — И это не только картин касается. Твои дизайны, разработки логотипов, они интересны, необычны и в то же время просты. Ты невероятным образом одной линией умудряешься передать всё. Вот у других закорючка — это просто закорючка, а у тебя это логотип Nike.

— Всё. Я сижу смущаюсь, — бурчу я.

И правда ведь смущаюсь. Вот, вроде бы, сам знаю, что неплох в дизайне, реально оцениваю себя, а от такой искренней и душевной похвалы почему-то теряюсь.

— И совершенно зря! Нечему тут смущаться. Я вот поражаюсь, что ты в этой оперативке забыл с твоим-то талантом.

— Ну как что забыл? — усмехаюсь. — Опыт работы. У меня он нулевой.

— То есть ты не планируешь там задерживаться?

— Нафига бы мне это?

— Это здорово, — сияет Макс улыбкой. — Ты явно выше всей той текучки, которой приходится там заниматься. Тебе бы в настоящую дизайн-студию, работать над настоящими достойными проектами.

— О! — закатываю глаза. — Ну, мечтать не вредно.

— Да почему же? Всё вполне реально! — энергично говорит Макс. — Нужен хороший старт, а это я вполне могу обеспечить. Мы запросто смогли бы создать с тобой отличную студию дизайна.

— Даже так?

Смотрю на Макса, на его горящие азартом глаза и… э-э-э… Он что, серьёзно?

— У тебя, судя по всему, бабла немерено?

— Ну… не то, чтобы немерено, но есть сбережения.

Лёгкость, с которой он говорит о таких серьёзных вещах, меня не взбесила, нет. Но покоробила.

— Ты, видимо, золотой мальчик, родившийся с золотой ложечкой во рту. Так? Отец небось и квартиру, и машину подарил. Не приходилось никогда в общаге кантоваться и однушку с клопами делить. Вкус растворимого кофе, полагаю, тебе тоже не знаком. Тогда встречный вопрос: что в оперативке делаешь ты? Легенда о том, что отец послал жизни учиться, выглядит неубедительно.

Выговорив всё это, запоздало соображаю, что перегнул малёха палку. Явно перегнул. Вон у Макса улыбка с лица сползла и лицо помрачнело.

Блин. Он мне помог, восхищается моими работами, взбодрить, видимо, пытается, а я… Как всегда, короче.

— Кхм… — кашляю. — Прости, что наехал. Не хотел. Но меня правда немного вырубает, когда мне начинают говорить, что всё будет легко, стоит только захотеть.

На губах Макса появляется чуть заметная скованная улыбка, а глаза немного светлеют.

— Ничего, — говорит он. — Ты тоже прости. Я понимаю, что выгляжу странно. И растворимый кофе мне действительно не знаком — тут ты прав. А вот насчёт отца…

Взгляд Макса стекленеет, а улыбка становится какой-то приклеенной.

— Эту квартиру мне подарил дедушка, а вот отец пытался отнять. Он у меня вообще всё отнять пытался.

— Это как? — удивляюсь я.

— Тут стоит начать с того, что богатым и обеспеченным был именно мой дедушка, отец женился на матери из-за денег и сразу начал свой бизнес. На меня ему было плевать. Мать… — Максим хмурится. — То ли она всегда была немного неуравновешенна психически, то ли после родов это началось, в любом случае в итоге её отправили в психушку, и там она покончила с собой. В общем, когда мне было где-то восемь лет, меня забрал к себе дедушка. Он и воспитывал, и растил, и заботился обо мне. Он мне дал очень много и не только в плане материального. Но два года назад его не стало, и вот тогда я впервые за много лет встретил своего отца. Он захотел отсудить себе всё, что дедушка мне оставил. А это немало: фирма, квартиры, сбережения. Два года он пытался это провернуть. Два года шли тяжбы. Но вот пару месяцев назад всё закончилось. У отца не осталось ни единого шанса. И под конец он, брызжа слюной, крикнул мне, что я никто без дедушкиных денег, ни на что не способен и всё в таком духе.

Макс говорит спокойно, отстранённо, будто бы не про себя рассказывает. А я офигеваю.

Вот так история! Не-ет! Уж лучше прозябать в общаге и с клопами в однушке, чем тягаться с собственным отцом. Бред какой-то. Бедный Макс. Каково ему было все эти два года?

— Скотина твой отец, вот кто, — говорю я. — Он ведь сам на деньгах женился.

Лицо Макса светлеет грустной улыбкой, а стекло в глазах тает, они становятся живыми, тёплыми.

— Именно так, — вздыхает он. — Я ему конечно, напомнил, что он сам без дедушкиных денег ничего бы не добился, но его слова крепко засели во мне. Я хотел доказать сам себе, что могу, как обычный выпускник, начать с нуля, устроиться на обычную работу. Может, для тебя это выглядит странным закидоном, да честно, и для меня сейчас это выглядит странным закидоном, но я правда, искренне хотел доказать сам себе ну и отцу тоже, что я могу. Могу без протекции, без поддержки. Я реально сначала думал устроиться официантом. Но отмёл эту мысль, потому что меня могли увидеть знакомые и не понять. А потом мне попалось на глаза объявление, что в вашу оперативку требуется дизайнер, и я решил попробовать, взял отпуск в фирме и пришёл к вам. Вот так. Я ненормальный, правда? — смущённо улыбается Макс.

— Да не то слово, — качаю головой и усмехаюсь. — Ну вот два месяца ты там проработал и что понял?

— Понял, что я довольно фиговый дизайнер.

Макс смеётся, и я тоже прыскаю.

Он конечно, ненормальный, но парень хороший и весёлый.

— Не, ну серьёзно. Я посмотрел на тебя, на твои работы, даже на те, которые ты делал на отвяжись, понял, что такого уровня мне не достичь никогда. Ещё понял, что каждому своё, и если я действительно хочу начать что-то с нуля, то я хочу это начать с тобой.