— Давай, прочти.

Гермиона уставилась на письмо, как будто ожидая, что оно каким-то образом превратится в громовещатель от Малфоя, но, наконец, нашла смелость открыть его. Слезы текли по ее щекам, пока она читала.

Доброго, Малфой.

Спорим, тебе любопытно, почему ты получаешь письмо, написанное твоим собственным почерком, а, дружище? Ну, теперь ты знаешь, что это я — ну или ты. Я понимаю, что совершил некоторые ошибки во всем этом, и хотя я (немного) сожалею о том, что трахнул твою будущую жену, я также знаю женщин, с которыми ты трахался в последние годы, поэтому мое сочувствие довольно слабое.

В настоящее время наша ведьма убита горем. Мало того, что она теряет меня, но она совершенно уверена, что потеряла и тебя. А этого я допустить не могу. Она, ввиду отсутствия менее пошлого термина, твоя вторая половинка, и потерять ее из-за чего-то столь нелепого, было бы серьезной ошибкой.

Может, не для тебя — по крайней мере, пока — но она наше всё, приятель. Она солнце, луна и все долбанные звезды. Она меняет тебя, бросает тебе вызов и любит тебя безоговорочно сильнее, чем мы когда-либо думали или заслуживали, если честно. Так что, как видишь, я должен был вернуться, чтобы спасти ее.

Я терял ее, смотрел, как она увядает и забывает обо мне. И ты слишком хорошо знаешь, как мы упрямы. Я не мог этого допустить.

Когда я прибыл сюда, я был на задании. Я просто хотел достать это гребаное ожерелье и вернуться к жене. Но, как всегда, случилась Гермиона Грейнджер. Я забыл, как сильно я любил ее, когда она все еще ненавидела каждый мой вздох, хотя иногда она и по сей день меня не выносит. Я забыл, как она выглядела до того, как жизнь вывалила на нас тонну дерьма.

Слушай, я знаю, что ей суждено быть твоей, но когда-то — она была моей. Мне было двадцать три года, и я сох по девушке, с которой был уверен, что испортил все свои шансы. Я отчаянно нуждался в ее обществе, настолько, что тоже составлял отчеты Поттера, лишь бы посидеть с ней за пинтой пива, зная, что меня ждет вечер хмурого взгляда и невинных маленьких оскорблений. Я проходил мимо ее стола по десять раз в день, надеясь, что она оторвется от работы и взглянет на меня. Но, как ни странно, меня устроивало и то, что она меня не замечала — так я мог наблюдать за ней лишнюю минуту. Так что, как видишь, мы с тобой не такие уж разные.

Есть вещи, которые тебе уже не удастся испытать, и я сожалею об этом. Но даже несмотря на это, я надеюсь, что ты отвезешь ее в замок во Франции и позволишь ей залезть к тебе на колени и целоваться с тобой после того, как вы выпьете немного вина. В первый раз, когда ты займешься с ней любовью, черт возьми, не подведи меня, парень. Тебе еще так много предстоит.

И учись на некоторых моих ошибках — хорошо? Устрой ей настоящий медовый месяц, даже если она будет сопротивляться, и Мерлин, позволь женщине приютить столько кошек, сколько она захочет (уверяю тебя, ведьма может затаить злобу на долгие годы, и никогда не перестанет находить новые и творческие способы напоминать тебе обо всех кошках, которых ей так и не удалось забрать домой). И, когда вы узнаете, что не можете иметь детей, не позволяй ей сдаваться. Ведьме на роду написано быть матерью, и она чертовски хорошо справится с этой ролью.

И, напоследок, не медли и не лажай, Малфой. Ты слишком долго любил ее, чтобы отпустить сейчас. Если тебе хочется винить кого-то, обвини меня в том, что я очаровательный сукин сын, которым мы были всю жизнь, и хотел запомнить мою жену такой, какой она была.

В этом и заключается проблема времени… чем больше его используешь, тем больше хочешь. И в любой реальности, в любой временной шкале, в любой вселенной: я хочу больше времени с Гермионой Грейнджер-Малфой. Пока не будет других вариантов, я буду бороться. Я надеюсь, что ты тоже. Она того стоит.

1 Малфой

P.S. И на всякий случай, если твой проницательный слизеринский глаз все еще не уверен, действительно ли это ты: во-первых, ты мерзавец, а во-вторых, этот котелок Амортенции на шестом курсе пах свежей травой квиддичного поля, новым пергаментом и корицей. Удачи.

С трудом сглотнув тугой комок в горле, Гермиона подняла на него свой затуманенный взгляд. Малфой больше не хмурился, в его серых глазах отражалась боль, когда он смотрел на нее, опустив уголки губ.

— Грейнджер, я не могу говорить ни за какого другого меня, кроме того, кем я являюсь сегодня. Однако я знаю, это охренеть как странно, что ты переспала со мной, но я не спал с тобой. Я думаю, это безумие, что ты приняла мое приглашение с намерением украсть древние магические артефакты моей семьи, и я думаю, что ты ненормальная, если не понимаешь, что я уже много лет схожу по тебе с ума.

Мир остановился, время перестало существовать в этот самый момент. Ее сердце, которое бесполезно стучало весь день, забилось быстрее и выстукивало теперь новый, неистовый ритм.

— Так что, да… Я, блядь, в бешенстве, но если верить тому, что говорится в этом письме о нас и о том, кем нам суждено быть вместе, то, похоже, мы будем изрядно бесить друг друга. С чем я прекрасно справлюсь, если и ты тоже.

Еле слышный смех сорвался с ее губ, Гермиона закрыла лицо руками, покачав головой в чистом и полном недоумении, и снова уронила ладони на колени.

— Ты чокнутый, если хочешь быть со мной. У меня нервы ни к черту, и я действительно довольно упряма и почти всегда права…

С неожиданной быстротой его ладони обхватили ее влажные щеки, и этот жест был столь мучительно похож на утренний от другого Драко. Глядя на него снизу вверх, она увидела меньше морщин, его волосы светлее, без серебристого оттенка, но те же серые глаза, сверкающие озорством и обожанием. Проведя большими пальцами по ее скулам, Малфой изучал ее лицо, как будто она была единственным, что держало его на этой планете.

— Хочешь дать нам шанс, Грейнджер?

Она не успела кивнуть, его губы были на ее губах, целуя ее медленно, неуверенно, все еще изучая. Он положил руку ей на затылок, крепко прижал к себе, а потом внезапно отпустил.

Задыхаясь и моргая в ответ, она издала негодующий звук.

— И всё?

Закатив глаза, он стянул свою мантию и швырнул на стол, затем начал вытаскивать маленькие белые контейнеры из коричневого бумажного пакета.

— Ты ведь говорила, что голодна, дуреха. Я не собираюсь соблазнять тебя на пустой желудок. Мерлиновы яйца, ты купила все это себе одной? — его брови приподнялись, изображая насмешливое удивление, и Гермиона хлопнула его по руке, забирая свою еду.

— А тебе ничего не дам, если будешь дерзить, Малфой, — показав ему язык, она повернулась к ящику для столовых приборов, но застыла, когда он подбежал к ней сзади и обнял за талию, знакомый смешок щекотал ее кудри. — Так говоришь, будет соблазнение?

Его зубы скользнули по тонкой коже ее шеи, когда он усмехнулся.

— О, будет много, много соблазнений. Я ведь должен перещеголять старика?

Прикусив губу, она повернулась в его объятиях, и посмотрела на него с вызывающей ухмылкой.

— Это будет сложно сделать, Малфой. Ты довольно много узнал о том, что мне нравится в следующие двадцать лет, и чтобы превзойти это, потребуется много практики.

Бросив на нее игривый взгляд, он выхватил картонку с едой из ее руки и бесцеремонно швырнул на стол. Удивительно быстро и ловко он перекинул ее через плечо и зашагал по квартире.

— Малфой! — ее смех прогнал все воспоминания о слезах, когда он шлепнул ее по заднице и понес в спальню.

— Ты сама на это напросилась, ведьма. Твое соблазнение было перенесено на данный момент, раз уж мне нужно так многому научиться. Кажется, будет лучше, если мы начнем прямо сейчас.

Упав на одеяло, смеясь, когда Драко захватил ее рот в медленном поцелуе, она подумала, что ждала ужин так долго. Можно было подождать еще немного.

***

Моргая от яркого солнечного света раннего утра, Гермиона снова почувствовала знакомую руку, обнимавшую ее за талию. Наполовину съеденные картонные коробки китайской еды все еще стояли открытыми на ее журнальном столике, она немного поковырялась в них после их первого раунда в простынях и отставила, когда Драко с самодовольной ухмылкой исчез между ее бедер.