— То, что я предлагаю, не будет чем-то таким, чего вы сейчас не пытаетесь достичь самостоятельно. И самое главное, это не решение всех проблем. Вам всё равно придётся бороться со своими ежедневными позывами нарушить трезвость, но это должно помочь в устранении некоторой тревоги, которую вы испытываете, — говорит он, наблюдая за мной. Каждая клеточка моего существа бьётся и цепляется, умоляя бежать в безопасное место. — Вы можете доверять мне, Драко. Я здесь только для того, чтобы помочь вам.

Доверять.

Доверие, кажется, является корнем всех зол. Но я достаточно самосознателен, чтобы понять, что если я не начну в какой-то момент доверять кому-либо, то останусь жалким и одиноким до конца своих дней.

Совершенно без всякого намёка на самосохранение, я соглашаюсь.

— Отлично, во-первых, вы окклюмент? — его ручка царапает лист блокнота.

Я молчу.

Он смотрит поверх очков в мою сторону.

— Драко?

Гудящая кровь и раздражающие вокруг звуки подавляют. Я закрываю глаза, пытаясь вернуть своё внимание к разговору. Открыв их, я переворачиваю запястье и смотрю на пульсирующую вену.

— Да.

— Хорошо. Урождённый или обученный?

Разум переносит меня в холодную темницу Хогвартса, в захламлённый кабинет, набитый пузырьками с зельями и травами.

— Обученный.

— Легилимент? — его голос поднимается на октаву, но он не смотрит мне в глаза.

Я сглатываю; это не совсем то, о чём удобно говорить.

— Да. Урождённый и обученный.

Взгляд Бреннера обжигает моё лицо.

— Могу я спросить, кто вас обучал?

Мои пальцы крепко сжимаются, и злая улыбка кривит губы. Я впервые встречаюсь с ним взглядом, гордо вздёрнув подбородок:

— Беллатриса Лестрейндж.

Бреннер кивает и продолжает писать.

— Начнём с того, что войдём в ваше безопасное место. Снежный шар, если хотите. Мы могли бы также представить луг или пляж — это неважно. Нужно место, где вы будете в безопасности. Оттуда я собираюсь перекинуть вас в некоторые тяжёлые болезненные моменты. Вы сможете говорить со мной и описывать свои переживания. Я помогу вам справиться с тревогой и предложу решения по вашей травме, — Бреннер замолкает, закрывает блокнот и наклоняется ко мне, упираясь локтями в колени. — Очень важно, чтобы вы мне доверяли. Никакой окклюменции, так что вам придётся бороться с желанием вытолкнуть меня из своего подсознания. Держите разум открытым. Вас учили не впускать никого, но я буду сопротивляться. Я буду стараться оставаться внутри, — его инструкции сыплются одна за другой. Я пытаюсь ничего не упустить и уловить смысл каждой из них.

Кашлянув в ладонь, утыкаюсь взглядом в персидский ковёр под ногами.

— У меня был нехороший опыт с легилиментами. Он был им.

Пожалуйста, не заставляй меня говорить об этом, Бреннер.

— Я не легилимент. Я уже говорил вам, что для меня было бы неэтично им быть… и не имеет значения, урождённым или обученным. Это нечто совершенно другое. Важно, что я знаю о ваших способностях. Потому что, когда сеанс закончится, вы сможете запереть навсегда эти воспоминания и новые чувства, связанные с ними. Но наша цель состоит не в том, чтобы забыть о них, а в том, чтобы остановить их негативное влияние, когда вы возвращаетесь к ним.

— Что случится, если… — слова застревают у меня на языке, когда память воссоздаёт картину того раза. Я не хочу думать о тревоге, раздавившей меня тогда, и определённо не хочу говорить об этом вслух. — Что, если всё будет как в прошлый раз?

— Так и будет, — говорит он. — Это может быть ещё хуже, потому что вы будете бороться до конца, — Бреннер говорит так, как будто это ерунда, как будто он не собирается заставлять меня заново переживать худшие моменты моей жизни. Он снимает очки, проводит рукой по лицу, прежде чем вернуть их на слегка искривлённый нос. — Я не думаю, что вы сможете честно и открыто рассказать мне о том, как провели военное время. Особенно учитывая вашу склонность к окклюменции и самосохранению… это просто маловероятно. Через гипноз ваши выстроенные стены естественным образом опустятся. Вы испытаете очень сильные эмоции, и я хочу, чтобы вы попытались ухватиться за мой голос, следовать туда, куда я вас веду, и помнить, что вы сильнее, чем были раньше. Вы намного сильнее.

В горле образуется комок. Я пытаюсь проглотить его, но он застревает.

— Ложитесь и устраивайтесь поудобнее, — наставляет Бреннер с ободряющей улыбкой.

Он взмахивает палочкой, и спокойные звуки природы наполняют воздух. Дрожа, я опускаю голову на подушку, скрещиваю лодыжки и кладу руки на грудь. Все силы уходят на выравнивание дыхания.

— Снежный шар? — спрашивает Бреннер.

Я отрицательно качаю головой. В конце концов, сейчас весна.

— Кажется, луг, — я делаю паузу, прежде чем добавить, — с розовыми кустами.

Я практически слышу его улыбку, и он начинает:

— Дышите. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сосредоточьте своё внимание на ощущении того, как ваши лёгкие расширяются и сжимаются. Расширяются и сжимаются.

Достаточно просто, Бреннер.

— Сосредоточьтесь на замедлении дыхания, вдыхайте побольше воздуха, а затем медленно освобождайте легкие. Когда вы слегка расслабитесь, я хочу, чтобы вы представили себе яркий свет, горящий в центре вашей груди. Какого он цвета?

Мой лоб морщится, когда образ заполняет мой разум:

— Фиолетовый.

— Когда вы слышите мой голос, свет вспыхивает ярче и кружится в вашей груди. Он тёплый, —это чертовски странно, но я чувствую, как этот маленький тёплый огонь пульсирует в груди. — Он спускается по вашим ногам, распространяется по пальцам ног, а затем снова возвращается в руки. Свет обволакивает сердце, а затем продолжает подниматься к вашему горлу и, вот он уже в вашей голове — заполняет губы, нос, мозг, пока вы не почувствуете себя полностью расслабленным.

Моё тело утопает в диване, даже голова слегка откидывается в сторону, и я чувствую, что вот-вот засну. Вероятно, это не поможет ему достичь того, что он наметил.

— Продолжайте слушать мой голос, и по мере того, как вы слушаете, вы всё глубже погружаетесь в расслабление. Чем больше расслабляетесь, тем внимательнее прислушивайтесь, пока не почувствуете себя полностью свободным от любого напряжения.

Бреннер продолжает успокаивать меня все тем же мягким монотонным голосом.

— Вы отлично справляетесь, Драко. А теперь просто слушайте мой голос. Представьте себя на лугу. Трава высокая, почти по пояс, и она колышется от лёгкого ветерка. Трава легонько щекочет ваши пальцы, вы идёте дальше по поляне.

Мои пальцы дёргаются.

— Идите, пока не увидите кусты роз. Какого они цвета?

Мои веки дрожат, даже оставаясь закрытыми:

— Белого.

— Сколько их?

Я стою на лугу, и его голос теперь звучит почти эхом. Передо мной всего один куст, усыпанный белыми розами.

— Немного.

— Здесь вы можете чувствовать себя спокойно. Всё остальное тут исчезает. Вам не нужны наркотики, чтобы чувствовать себя цельным. Вы целы. Вы отвечаете за свою жизнь, и как только начнёте в этом сомневаться, возвращайтесь сюда.

Я глубоко вздыхаю, чувствуя, как меня охватывает облегчение, и понимаю, что вот-вот засну.

— Теперь мы пойдём в другое место, Драко. Я хочу, чтобы вы отвели меня к началу…

Я мысленно возвращаюсь в кабинет отца, который держит холодный стакан виски в руке и рассказывает мне, как всё изменится теперь: как наша семья возвысится среди священных двадцати восьми, а я стану частью этих перемен.

Обрывки воспоминаний болезненно вспыхивают под веками — быстрые и слишком яркие. Я вспоминаю все те часы, что провёл в Выручай-комнате и то, как окна в Большом зале взорвались, осыпая сбегающих нас стеклом и остающимися в этом замке воспоминаниями.

— Отведите меня в поместье, — голос Бреннера ведёт моё сознание, и я беспрекословно следую за ним. — Где вы сейчас?

Мои челюсти плотно сжимаются, холод воспоминаний проникает в кости.

— В гостиной.

— Что происходит?