– Продолжайте, – говорит Галлард.
– Понадобится эксперт. Но… погодите… – Я достаю телефон и запускаю быстрый поиск по нескольким медицинским базам, к которым у меня есть доступ. – Так, ладно, эксперт нам все равно понадобится. Более того, он скажет, что то, что я собираюсь сделать, – бесполезно, или это уже сто раз делали до меня, но мне будут нужны несколько сотен МРТ-сканов людей с поврежденной корой лобных долей и несколько сотен сканов людей без повреждений. Я настрою программу машинного обучения, которая сможет собрать статистику и поможет проанализировать результаты Маркуса.
– Сколько на это уйдет времени? – спрашивает Галлард.
– Если у сканов все будет хорошо с маркировкой – несколько часов.
– Несколько часов?
– У меня в лаборатории стоит отдельный сервер как раз под такие задачи. По большому счету мне даже программу писать не придется, просто загружу изображения в готовый анализатор, ну и напишу небольшой скрипт, чтобы анализировать их все разом.
– Прям так все просто? – спрашивает Ван Оуэн с сарказмом.
– Машины уже захватили мир, сестренка, – пожимаю я плечами в ответ. – Просто человечество не готово это признать. Единственный вопрос – результаты МРТ Маркуса.
– Тут нам повезло, – говорит Николсон, помахивая телефоном. – Маркус обращался в страховую после той аварии и просил о консультации юриста, так что сам скинул мне сканы.
– А это законно их сейчас использовать? – сомневается Ван Оуэн.
– Я во всем этом не участвую, – говорит Галлард, демонстративно поднимая руки. – Я здесь всего-навсего сторонний наблюдатель.
– Как сторонний наблюдатель, не могли бы вы поделиться информацией, нет ли в округе невролога, который мог бы нас проконсультировать?
– Ладно, но нужно провернуть все это быстро, пока наверху не узнали. Подозреваю, от меня потребуют отчета в любой момент. И если он им не понравится, то меня ждет ближайший самолет в Вашингтон.
– А в чем вообще смысл? – спрашивает Ван Оуэн. – Это же работа для юристов.
– Если ему предъявят обвинение, это будет единственный шанс Маркуса попасть в лечебницу, а не в обычную тюрьму. Возможно, там ему смогут помочь, – отвечает Николсон.
Будем надеяться. Не хочется говорить этого вслух, но я согласен с Ван Оуэн. Устройство человеческого мозга и причины поведения находятся далеко за пределами моей специальности. Я умею ловить злодеев, но не решать, что с ними делать потом. При этом инстинкты говорят мне, что я упускаю какую-то очень важную деталь, на которую не укажет никакая программа, и похоже, у Галларда тоже есть подобное ощущение.
Глава 10
МРТ
Доктор Генриетта Лид в задумчивости стоит между проектором и экраном, на который, как и на ее халат, выведено изображение мозга Дэниела Маркуса. Для меня это скопление бесформенных клякс, но, надеюсь, для нее оно несет куда больше смысла. Доктор Лид по виду ровесница Галларда, она серьезна и немногословна. Торчащие иглами рыжие волосы и фиолетовые очки придают ей вид безумного ученого, но дело свое она явно знает. Она уважаемый диагност, и ФБР часто привлекает ее к делам, где фигурирует травма головы. Прошло меньше часа после звонка Николсона, когда она появилась в здании.
Моя компьютерная модель уже выдала результат, но я не спешу рассказать об этом Николсону и остальным. Это первый мой опыт подобного рода и я не хочу увести расследование по ложному следу своей наспех собранной схемой, которая работает на основе нескольких сотен изображений, которые мне следовало отбирать куда тщательнее, чем это позволило имеющееся время.
Лид просит Галларда вывести еще несколько изображений. Достает линейку и измеряет некоторые области на экране. Я понятия не имею, можно ли так действительно определить повреждения мозга. Подозреваю, что она добавляет немного шоу в свои действия, как прорицатель, читающий судьбу по птичьим внутренностям. Она присматривается к дате в углу экрана.
– Эти снимки сделали сразу после аварии?
– Да, – отвечает Николсон.
– А эти? Через два месяца?
– Верно.
– Хм-м-м, – тянет она громко, будто приглашая нас всех поразмышлять с ней вместе. – А вы что скажете, доктор, как вас там?
– Тео, – отвечаю я.
– Доктор Тео, что вы думаете?
– На самом деле Тео – это имя.
Она смотрит на меня сквозь луч проектора, будто я громко рыгнул за столом.
– Отлично, здорово, что хоть с этим разобрались. Так что вы думаете?
– Я специалист в вычислительной биологии.
– Что? Тогда что вы тут делаете? Будете считать микробов у него в ушной сере?
– Доктор Крей… эм, Тео – специалист широкого профиля, – находится Николсон.
– Отлично, широкопрофильный доктор, и что вы скажете?
– Что специалист тут – вы.
– И зачем вы тогда расходуете кислород, которого нам и так тут не хватает?
Эта женщина одновременно завораживает и раздражает меня.
– Я построил компьютерную модель, чтобы сравнить повреждения Дэниела Маркуса и других пациентов.
– А, университетская программа? – спрашивает она.
– Эм, нет, моя собственная, написал час назад.
– Великолепно! И что она нам говорит?
– Ну, она не выдает стопроцентного результата, а может только определить вероятность принадлежности результатов Маркуса одной из групп изображений, которые я ввел. Я проверил модель на двух контрольных изображениях, и вероятность успешного определения составила 0.82 в одном и 0.94 в другом случае для изображений поврежденного мозга. С изображениями здорового мозга все несколько сложнее и точность определения ниже, их нужно обработать тщательнее, чтобы получить приемлемый результат.
– Я сейчас усну, вы этого добиваетесь?
– Проверим минут через десять.
– Ладно, умник, и каковы результаты для Дэниела?
– Вероятность совпадения – 0.21.
– А для тех, кто далек от программирования?
– На основе сравнения с результатами других МРТ моя программа говорит, что у Маркуса нет повреждений коры лобных долей.
Николсон резко поворачивается ко мне, я вижу, что он разочарован.
– Это всего лишь программа.
– Но в данном случае я с этой программой согласна, – говорит Лид. – Вынуждена согласиться. Хотя хотела бы перепроверить ее на тех данных, что есть у меня.
– Я могу вам открыть доступ на сервер, и вы сможете протестировать ее в режиме машинного обучения.
– Отлично, что бы это ни значило. – Она поворачивается к Галларду и Николсону: – Если этот парень убийца, то не потому, что у него поврежден мозг, я ничего такого не вижу. Да и вообще, откровенно говоря, я бы не придавала такого значения всем этим теориям про влияние лобных долей на поведение. – Она поднимает руку, чтобы остановить любые возникающие вопросы. – Да, да, серьезные травмы или длительное воздействие могут вызвать смену поведения и агрессию, но чтобы удариться головой и стать Ганнибалом Лектером – нет, такого не бывает. Должны быть другие симптомы. Маркус прогуливал работу? Ссорился с коллегами? Ругался матом?
– Нет, – отвечает Николсон, – ничего подобного. Маркус был отличным парнем.
– Вот, в этом и проблема. Есть клинические случаи, когда у людей после подобных травм начинало меняться поведение и появлялись девиации – от страсти к азартным играм до увлечения детской порнографией, – но они всегда проявляются постепенно. Как будто травма постепенно подтачивает их способность контролировать себя. И темная сторона постепенно выползает наружу.
– А может ли быть другая причина?
– Кроме физической травмы? На эти участки мозга можно воздействовать некоторыми химическими веществами. Опять же постепенно. Он бы заявлялся на работу под кайфом или в ломке. Сначала проявляются мелкие симптомы, и только потом человек сходит с ума.
– Хорошо, а мог быть наркотик, под действием которого он пошел на преступление? Может, ему подсыпали или подлили что-то?
Лин обдумывает такую возможность.
– Следы вещества могут быть в анализах крови и мочи. Следы ЛСД сохраняются в крови до пяти дней. Высокие дозировки можно определить по концентрациям некоторых веществ в волосяных фолликулах. Но чистые анализы все равно не будут гарантированным доказательством, что его не одурманили. – Она показывает рукой на экран: – Но это уже не моя специальность. Вы попросили определить, были ли у него повреждения коры лобных долей мозга, видимые на МРТ. Я ничего подобного на снимках не вижу. Это не значит, что повреждения полностью отсутствуют, но видимых – нет. И, похоже, ваш дорогой доктор Тео со мной в этом согласен. Еще вопросы?