В гостиную зашел Давид, его лицо отреагировало негодованием, завидев меня.

– Здесь нет выпивки, Филипп, старания напрасны. – Он ликовал, насмехался над моей слабостью. Его взгляд переполняло упоение моими невзгодами.

– Зачем ты меня сюда привез, я хочу уйти. Не желаю ни минуты продолжать пребывание в этой пафосной усыпальнице.

– Успокойся. Мы пойдем сейчас в сауну, я приведу тебя в порядок настоящими мужскими способами. Через пару дней благодарить меня будешь.

Я не понимаю, о чем говорят его глаза. Зачем ему возиться со мной?

– Соглашайся, ты ничего не потеряешь, оставшись на пару дней за городом, хочешь, позовем девочек. Свежий воздух, баня, бассейн. Завтра приедет массажистка. Можем вместе намазать ее маслом и размять, как мы это умеем.

Ему не дано понять моей потребности. Разложение души – чувство, сравнимое с беспамятным голодом. Какая тривиальность. Мой организм побуждали другие желания. Избитые предложения не в силах привлечь внимание. За время отсутствия Давид перешел в стандарты общепринятых фигур – пошлая предсказуемость не насыщает сферу познаний.

– Мне надо подумать.

Уткнувшись коленями в пол, я продолжаю слушать тревожную музыку, приветствуя мысли для принятия правильного решения. Моя особенность, вне всяких сомнений, изменена. Обыденный каскад не дозволяет отдохнуть в плоскости.

Покинув музыку, я поднялся с пола, чтобы сообщить Давиду о том, что останусь на одну ночь. Утром я отправлюсь обратно в город. Он не стал возражать.

                                        * * *

Что-то внутри меня говорило о безопасности. Давид сидел рядом, откинув голову назад на кафельную стену. Неспокойные потребности мешают уловить отдых.

– Давид, открой глаза. Скажи мне, в чем ты видишь свое предназначение?

Неохотно раскачиваясь, прогибая позвоночник до хруста, он приоткрыл правый глаз.

– Ты сейчас действительно хочешь разговаривать?

Я кивнул головой.

– Филипп. Все просто. Конкретность. Я отчетливо вижу свой смысл в конкретных дополнениях, они наполняют меня. Первое – удовольствие. Где удовольствие, там и моя жизнь. Всемерное движение. Я ради наслаждений. Не буду вдаваться в подробности. Мы из одной среды, сам знаешь, как мы достигаем максимума.

– Конечно, я не могу без значимости и превосходства.

– Превосходства? – перехватив речь, переспрашиваю Давида.

– Рельефная исключительность в собственном преподношении. Колоритное первенство в делах. Для меня важно быть первым во всем. Наслаждение властью. Быть значимым и превосходительным. Карьера, приобретения, девушки – для себя только лучшее. Преобладание наделяет уверенностью. В этом кроется моя сила.

– Неожиданно. Почему так важно превосходство? В чем весомость этой материи? Правильно понимая тебя – твое время идет ради фантастичного преимущества над другими людьми?

Я не хочу критиковать, без выпивки тяжело принимать несвойственные теории.

– А разве для тебя положение в обществе безразлично? – Был бы ты важным сегодня без своих возможностей? Тебя выделяют с первого сердцебиения. Ты, как и я, из среды финансового благополучия. Лучшие школы, университеты, машины, подруги – я помню такого Филиппа.

Давид резко реагировал на обусловленную потребностью критику. Неуверенность в собственных мыслях – только так я расцениваю оказываемую реакцию.

– Мне и представить невыносимо, будь я обычным человеком среднего или ниже среднего класса. Тем, кто изначально обречен на поражение многих стремлений. Мир, в котором прописаны провалы любых отправных точек задумки. Превосходство – неотъемлемая структура нашей с тобой жизни.

Давид непоколебимо продолжает изрекать свои убеждения. Он яростно обороняет устои обыденности, не имеющие по сути отношения к вопросу о предназначении. Пролонгируя ответ на мой вопрос, мне довелось познать следующий пункт.

– Следующее дополнение неуклонно самое важное для меня. Секс занимает первостепенное место в моем списке вкуса жизни.

– А разве он не относится к удовольствию? – Его соображения размножали сомнение. Насколько правильно понят поставленный вопрос? Во мне накипал неприятный осадок. Пусть он замолчит. Находиться в его окружении и продолжать слушать бред я не намерен.

– Нет, секс следует выделить отдельным номером. Я с тобой согласен, секс – прямая разновидность удовольствия, но как бы то ни было, эффекты, оказываемые на меня горячим процессом, не сопоставимы с прочими видами утешений. Я не понимаю отсутствие близости. Для меня такие допущения противоестественны, по крайней мере, сейчас.

– Ты слишком много придаешь значения сексуальным ощущениям? – беглыми штрихами бормочу невнятным языком комментарии.

– Не исключено. А твои сексуальные потребности больше не на былом уровне? Пьянство сделало свое дело. Я за тобой раньше не поспевал. Девушек, обработанных тобой, ведь не счесть, – а вот и снова озлобленный Давид отреагировал негативным тоном.

– Почему же? Мои сексуальные инстинкты сохранены. Только вот зачем устанавливать животной потребности ранг, именуемый приоритетом жизни. Давид, в чем причина твоих резких реакций на меня?

– А как я реагирую на тебя? Филипп, как давно ты стал таким нежным?

– Неважно, давай продолжай, поведай, есть ли еще важные дополнения в твоей жизни?

– Как представителю сильного пола, мне свойственно завоевание. Сделать свершения, которыми я смог бы гордиться до конца своей жизни.

Внезапно мое чувство защищенности сменилось предчувствием беды. Тревога без конца досаждала душевному пространству. Я не могу найти текущему чувству объяснений. Речь Давида пролетала мимо моих ушей. Беспокойство доминировало над всеми остальными видами чувств. Насекомые, как они здесь появились? Они хотят коснуться моего тела. Колонии мелких паразитов выползали из швов между керамических плиток. Унылые слова Давида утомляют меня. Хочу выпить. Я не могу в одночасье лишиться спокойствия. Где моя прежняя радость?

Я хочу, чтобы он замолк. Щекотливое ощущение мерзких лапок на своей груди вызвало резкий удар правой рукой по раздраженной области. Я надеялся уничтожить мерзость, посягнувшую на неприкосновенность.

Давид, недоумевая, смотрел на меня, как на психопата. Его выражение лица стало для меня своеобразной цитатой вечера.

– Все нормально, – успокаиваю его. – Продолжай. – Вынужденный запуск блевотного изречения немудрой мысли. Необходимо отвлечь его внимание от моих неполадок.

Мои мысли сосредоточились на тактильных безумиях. Я на сто процентов уверен в инородном и мелком прикосновении. Пот усилился. Соленая река, стекающая по лицу, усиливала неприязнь к самому себе. Видимый диапазон сужался. Отчетливая видимость растворялась. Мое тело растекается.

– Ты меня слушаешь? – озадачился Давид. Он подозревает, что со мной что-то происходит. – Может, принести воды? Тебе плохо?

– Немного тошнит. Видимо, алкогольные токсины выходят из меня.

Бредовые слова сладко зашли ему.

– Ты говори, мне так легче, – предложил я ему в надежде на скорый конец нежданных галлюцинаций.

Он продолжал словесную ограниченность. Мой тактильный бред усиливался. Я слышу еще чей-то голос. Его интонация насыщена чем-то зловещим, демоническим, приятным. Не могу разобрать, что он мне говорит. Надо прислушаться внимательнее, его голос приобретает отчетливый характер.

– Хочешь, чтобы его речь прекратилась? – Наверное, мое потаенное желание заговорило со мной.

Я даже слегка рассмеялся над этой причудой. Голос сменил тон.

– Ты пугаешь меня.

– Филипп, это ты пугаешь меня. Что происходит?

Тело охватило заметным тремором. Пот без конца стекает ручьем. Голос без четкой локализации топит меня.

Давида обвеивало воздушным паром, белая завеса появлялась и растворялась вокруг его силуэта. Меня вконец задавило многообразное разрушение. Я не выдерживаю давления. Резкий рывок. Соскочил. Голос упорно наседает. Давид встрепенулся в испуге от моих неожиданных действий. Нехитрыми движениями я подбегаю к нему. Его страх развлекает меня. Взгляд – ужас. Внезапным взмахом руки я наношу требуемый удар в область нижней челюсти. Давид отлетел в сторону, струи крови потекли с носа и лопнувшей губы. Его тело не подавало двигательных реакций.