В отчаянье последней надежды Червячок взмолился как умел:

   - О, Прекрасное Солнце! Прошу Тебя, сжалься над глупым червяком. Спаси меня. Подари мне крылья. Позволь летать в вышине, любуясь твоим божественным ликом.

   Услышав малявкину мольбу, Птица мелко задрожала, затряслась всем своим пернатым телом, пытаясь совладать с чувствами. Но не удержалась - залилась веселым щебетом-смехом, потеряла равновесие и сорвалась с ветки. Червячок, выпав из разжавшегося клюва, полетел вниз. К счастью, в падении он успел прикусить кромку подвернувшегося листа. С трудом он забрался на спасительный оазис. А отдышавшись, изумился тому каким необычайно вкусным оказался сок пойманного листика. Ошеломленный и сбитый с толку, малявка невольно принялся заедать стресс аппетитным лакомством.

   В общем, как сказал бы Старый Червь, произошли форс-мажорные обстоятельства, приведшие к невозможности дальнейшего выполнения договора.

   Птица, ломая ритм полета и чуть не врезаясь в стволы высоких деревьев, продолжала безудержно смеяться, и звонкая трель ее бойко разлеталась над лесом. Вскоре отовсюду стали доноситься веселые голоса и других птиц. Озорных щебетаний и насвистываний становилось все больше и больше, пока все они не слились в один неразличимый хохочущий гомон.

   Птичьего Червячок не знал, но громкий шум, захвативший джунгли, привел его в такое смущение, что грызть лист он прекратил. Вокруг него темным роем закружилась мошкара. А вот их-то, насекомый язык малявка понимал хорошо.

   - Ха-ха! Гляньте, червяк. Это ж надо, - недоумевающе жужжали толстые мухи.

   - Ха-ха, недотепа! Недотепа! - дразнились суетливые стрекозы.

   "Они все смеются надо мной. И птицы, и муравьи, и комары. Все смеются над тем, что какому-то червяку захотелось научиться летать", - с ужасом понял Червячок. Он посмотрел в небо и увидел, что даже Прекрасное Солнце растеряло свой румянец и глядит теперь на глупое создание безучастным бледно-желтым кругом. "Какой я дурак. Дурак!", - закорил себя маленький Червячок. Ему захотелось поскорее убежать от этого галдящего кошмара. И он пополз прочь с погрызенного листа.

   Он спешил как мог, напрягая неуклюжее длинное тельце, но птичий гомон не становился тише. Он менял лист за листом, но злая мошкара ни на шаг не отставала и продолжала насмехаться над бедолагой. Наконец, малявка выбился из сил. Если он не может сбежать, то может получится спрятаться?

   Он потянулся за краем листа, на котором сидел. Усталое тельце не хотело слушаться, но, поворочавшись, Червячку все уже удалось скрутить листик вокруг себя. Зеленые стены нового домика приглушили свет и звуки. Зеваки, потеряв из виду объект развлечения, потихоньку расползались и разлетались кто куда. Делалось все тише и тише. Пока не остался лишь нежный шелест листвы, возносящей оду Прекрасному Солнцу.

   В этой тишине бедный Червячок горестно заплакал над своей судьбой. Слезы его тонкими струйками сбегали по складкам дрожащего тельца и застывали будто смола, сковывая движения. А от запаха свежего листа (а не той гнили, которую он до сих пор ел) накатила такая жалость к себе, что слабый плачь перерос в безудержное и исступленное рыдание. Тонкая малявкина кожица, не выдержав очередного всхлипа, лопнула от напряжения и опала. Но Червячок ничего не замечал. Его восхитительная мечта рухнула, разбилась вдребезги под насмешки окружающих. И все, чего сейчас хотелось маленькому страдальцу - уснуть крепким сном. Забыться навсегда.

   И желание его исполнилось.

   5.

   Привычный мир тишины и полумрака казался сейчас пустым и одновременно тесным, неуютным. "Странно. Будто что-то такое уже было. Хотя как это возможно? Неважно. Как бы отсюда выбраться...".

   Кокон легонько пошатнулся, глухо щелкнул и раскрылся. На свет появился новорожденный Мотылек. Он сделал несколько неуверенных шагов и остановился на освещенном солнцем участке ветки, растеряно озираясь по сторонам.

   - Ай, худенький-то какой, - прожужжала пролетающая мимо сердобольная муха.

   Теплый луч заботливо согрел и подбодрил младенца. Мотылек хотел еще понежится в солнечной ванне, но у него нестерпимо зазудела спина. Он огорчено поежился. В ответ за его спиной что-то шевельнулось. Это примятые коконом крылышки стали медленно расправляться, готовясь к первому полету.

   Мотылек замер в ожидании.

   Вдруг по листьям пронеслась опасная тень. На ветку повыше приземлилась птица. Древний ужас перед пернатыми охватил Мотылька. Он попятился, отчаянно пытаясь взлететь. Но его крылья еще не успели восстановиться, а потому ничего кроме нервного подергивания не получалось.

   - Стой! - на насекомьем велел страшный враг. - Не трону.

   Деваться было некуда, Мотылек остановился. Птица шустро спрыгнула, лишь слегка качнув ветку, на которой сидел перепуганный младенец. Она сделала несколько шагов ближе и пристально посмотрела на мальца.

   - Да, это точно ты. Узнаю эти большие и глупые глазенки, - посмеиваясь, прощебетала Птица.

   Смущенный Мотылек отвел взгляд в сторону. Ему и самому показалось, что они знакомы. Хотя этого не могло быть, ведь он только что родился. И вообще, это же птица! Но возразить опасной собеседнице он не посмел.

   - Значит, твое желание осуществилось, - слегка наклонив голову набок, неторопливо проговорила Птица.

   - Какое желание? - пискнул ничего не понимающий Мотылек.

   Собеседница не ответила.

   С тех пор как последний ее желторотый молодняк оперился и покинул родное гнездо, смутное ощущение чего-то грядущего, чего-то важного не покидало пернатую. Пока жизнь ее сплеталась из бесконечных хлопот (то поиск партнера, то создание гнезда, то забота о потомстве) будто тугая веревка из тонких нитей, Птица не успевала ни оглянуться назад, ни посмотреть вперед. А теперь, проводив взглядом улетавшую молодежь, она подумала, что тоже когда-то была птенцом. Вот только забыла об этом. А что же дальше? Есть ли само это "дальше"? Некому было ответить на ее вопросы.