Девушка боязливо огляделась. Вдали, справа и слева были едва различимы полоски берегов, а вокруг - одна лишь шумно плещущаяся вода. Лунный свет, касаясь ее неспокойной поверхности, разбивался в дрожащую мелкую рябь. И вот в этой ряби, довольно близко, над пучиной появился и быстро пропал знакомый шипастый плавник. А уже в следующее мгновение там же в воздух взметнул огромный рыбий хвост. Бесцеремонно окатив девушку порцией ледяных брызг, он стремительно ушел под непроницаемо-черную воду. Столешницу закачало, закрутило в поднявшихся волнах. Явственно ощутив, что разогнанный чудовищной рыбиной водоворот запросто может опрокинуть и утянуть на дно спасительную деревяшку вместе с ней самой, Кирка поняла, что пережитые до этого страсти -- это еще не предел ужаса, который можно испытать. Она прижалась к крышке настолько крепко, насколько только могла, и мысленно, а может уже и в слух, взмолилась Велесию и Яролике.
Несколько очень долгих минут прошло, прежде чем девушка поверила, что несмотря на то, что плотик все еще кружило и шатало, он все-таки останется на плаву. Вода понемногу успокаивалась.
Но не успела Кирка выдохнуть, как над рекой раздалось громкое хриплое карканье. Измученная девушка с трудом повернулась в сторону звука -- вниз по течению над водой высился большой бело-черный валун. Кирка настороженно пригляделась. Нет, это не камень... это... кажется, это... печка?! Да это же печь из их с матерью избы! Только почему-то огромная. Вон и знакомый узор из черной копоти. Да откуда же она тут взялась?
Снова раздалось карканье. Девушка сделала усилие и, присмотревшись внимательнее, увидела на вершине странной печки внушительных размеров ворона с разинутым клювом. Птица будто поняла, что ее заметили, и закаркала еще громче и наглее. Да нет же! Это вовсе не карканье, это... хохот! Именно так - ворон взахлеб гоготал, он буквально давился собственным смехом.
- Да что же это творится! - Не выдержав, ошалело заорала девушка, чем вызвала новый приступ птичьего хохота.
И тут Кирка заметила, что течение реки многократно усилилось. Плот неуклонно набирал скорость и несло его прямиком на риф-печку. Бело-черный массив, оседланный издевательски ржущим вороном, стремительно приближался...
Девушка закричала и вскочила с лавки. Сердце ее бешено колотилось. Испуганный Игренька шмыгнул под стол. Кирка непонимающе огляделась: избу освещало утреннее солнце. Стол, лавка, печь -- все на своих местах. Пол -- досочка к досочке, цел и невредим. Девушка присела, потерла ладонями заспанное лицо. "Батюшки-светы, привиделось все! Приснилось! Это же надо..." - успокоилась она. И тут же опомнилась: "То же мне, помощница... мать больная лежит, а она тут дрыхнет! Ох, надо скорее трав заварить да воды принести..."
- Матушка Тасюта, утро уже. Как твое самочувствие?
Не дожидаясь ответа, Кира нашла кружку и черпак и неуклюже засеменила к кадушке. Девушка набрала немного воды и отпила прямо из ковшика. Остатками влаги она намочила свободную ладонь и с удовольствием освежила лицо, тут же ощутив прилив бодрости. Вспомнив теперь свои ночные кошмары, Кирка едва не рассмеялась: ну надо же такому почудиться! Девушка зачерпнула новую порцию воды и перелила в кружку.
- Матушка, я сейчас попить принесу. Сейчас я, - приговаривала она, аккуратно поднимаясь по приставной лесенке. - Матушка Тасюта, просыпайся, водички испей... Матушка?..
Кружка с грохотом полетела на пол, расплескивая вокруг уже не нужную воду...
5. Березовый сок
Денек выдался погожий: чистое небо, легкий ветерок, ласковое поздневесеннее солнышко. И все зелено, свежо от утренней росы. "Куда ни глянь -- сплошное благолепие", - не без удовольствия отметил Василек, привычно погоняя коров да овец к пастбищу. Жаловаться, действительно, было не на что: завтракал пастушок яблочным пирогом, который для него вчера умыкнула с хозяйской кухни мамка, потом, прогуливаясь по деревенской улочке, паренек подмигнул соседской девчонке и та вынесла ему крынку свежего молока, а теперь гуляет он по лугам да полям, наслаждается чудесной погодой. И ведь сам себе голова, коровы-то ему не указ! И все бы так, да только два обстоятельства все ж таки омрачали Васькину жизнь.
Первое -- это Кирка. А ведь как хорошо все шло... Цветов подарил, слов добрых сказал, на дуде поиграл -- все, как мамка учила, и точно, влюбилась девка. У Василька-то, выбор не большой, никто из деревенских дочь свою за него не отдал бы: голытьба, мол, бездельник. А ему на кой ляд на пахоте спину надрывать, когда можно так ладно на дудке музыку коровам играть? Нашли дурака! Так что или сделаться ему бобылем, или Кирку в жены зазвать -- к ней-то местные свататься тоже не торопились. А уж тогда можно было бы и приданное запросить, курей, к примеру, и с ремесла Киркиного барышей наварить, а может и вовсе в женину избу вместе с мамкой перебраться. Что же делать-то, коли своя халупа почти уж сгнила? "А теща твоя ничего, подвинулась бы", - так ему мамка сказала. Вот жизнь была бы, да... А теперь что? Оставит ли староста за Киркой избу? Мамка все понятно объяснила: имущество деревенское, передано знахарке в пользование. А ну как решит Тимофей Федорович, что без своей матери девушка с обязанностями целительницы не справится, да и отберет дом? Эх... Но и это бы еще полбеды.
И вздумалось же тетке Таисии помереть аккурат после утопленников! Вся деревня о том шушукалась. Поговаривали даже, что это Таська Радушку с сыновьями извела, чтоб Савелием завладеть. За это Велесий ее смертной хворью и наказал. Вот и мамка сказала, что бабы -- они такие! И как теперь на Кирке жениться? Боязно же. Так-то девка вроде ничего: работящая, тихая. Да только она хоть и приемная, а все-таки Таське дочь, вдруг тоже чего учудит? Кто их, травниц этих, разберет, может и правда - все они ведьмы! Парень уж и у мамки спросил, что, может, и не надо ему тогда жениться. "Ой, сыночек, помощница мне нужна. Чтобы убирала, стирала да готовила. Да и куры бы пригодились, - ответила тогда Марфа.- Давай-ка мы обождем. Посмотрим, что и как с двором сложится, а там уже и решим". Василек согласился, мамка ведь дурного не посоветует! Да только одно плохо -- как же и обождать, и Кирку от себя окончательно не отвадить? Устал он уже выдумывать как от встреч отвертеться. Эх... Одни заботы-хлопоты с этими бабами!
Ну а второе обстоятельство -- это увязавшийся сегодня за Васильком Миханя, сын Егора Ефимовича. Наверняка будет всю дорогу чем-то хвастать, он это любит. Как в позапрошлом году отец его в купеческую гильдию вступил, так только и слыхать, какие сладости приятель на ярмарке едал да диковины видал. А какие сапоги ему Егор Ефимович подарил - красные, на солнце так блестят, что все девки оборачиваются! Да, красота... Василек досадливо покосился на дружка: "Вон, как довольно лыбится... Сейчас хвалиться начнет. Чтоб ты споткнулся да в грязи растянулся!" Но Миханька падать и не думал. Бойко да ловко он перешагивал кочки и перепрыгивал канавки. И пока помалкивал.
