А Фиолетовый продолжил играть.

Вместо сигнала побудки «на рассвете» рекламщик услышал доносящийся из коридора веселый лай.

Супруги разморозили собаку.

Как-то не вязалась радость одноглазого животного с лазурной шерстью — и похоронное утро. Об этом женатой паре сообщила вся команда, и зверюгу было решено запереть в спальне. Своего ребенка Тенёк тоже собирался запереть, но потом передумал, и оставил в столовке завтракать — «Ешь спокойно, дружок. Мы закончим с капитаном, и я сразу приду». Все равно весь экипаж собрался вокруг покойника, значит, самозванцы не шастают по судну…

Капитана, как и остальных до этого, завернули в простыню, прежде чем занести в буферную зону. Сейчас его тело лежало там, белея тканью. Традиция пеленания пошла из необходимости успокоить странников, натыкающихся на трупы посреди космоса: если упаковано, значит, похороны, а не убийство или несчастный случай.

— Кто-то хочет попрощаться? — негромко спросил Черный.

Никто не хотел, как выяснилось.

— Закрывай, — велел Оранж Красному, стоявшему на управлении буферным отсеком, и тот понятливо кивнул.

О том, что произошло дальше, впоследствии вспоминать было страшно: когда шлюз уже наполовину закрылся, Оранжевый вдруг стремительно скрутил Синего и, выбив пол из-под его ног, зашвырнул ремонтика в буфер. Небо успел удариться шлемом о запертые наружные ворота, упасть на капитана и вскочить, но шлюз чавкающе захлопнулся — Красный дожал кнопку и рванул рычаг откачки воздуха.

Оставшаяся команда шарахнулась от Оранжа и Красного…

— НЕТ! — ремонтник с той стороны колотил в дверь, и его хаотичное, отчаянное мельтешение было видно через крохотные смотровые оконца. — Не надо! Выпустите, гады, я никого не убивал!

Лайм громко ахнула, схватившись за голову.

— Откройте сейчас же! — Черный стиснул дрожащие кулаки, но дико боялся наброситься на заговорщиков сейчас, ведь его могли отправить тоже… Мужчину затрясло.

— Он же не… он важен, как дальше без починок?.. — потеряно бормотал Фиол, замерший столбом от шока и неожиданности.

— Ребят, еще есть время его впустить, — к происходящему не остался равнодушным и Желтый.

— Поздно, — заверил оружейник.

И не врал, потому что мужчину с той стороны двери было слышно все хуже — он хрипел. Воздуха в помещении почти не осталось.

— Встречу вас в аду… — было последним, что прозвучало внятно сквозь скрип о металл, и поморщившийся Оранжевый шагнул вперед, ударяя по соседней с рычагом кнопке, открывающей наружные врата.

— С глаз долой ублюдка, — Красный хлопнул второго заговорщика по плечу, подбадривая.

Зона дрогнула, выплевывая содержимое в космос, и в оставшемся экипаже началась медленно, как будто бы неверяще вскипавшая паника: Черный бросился на огненных с кулаками, Лайм села на корточки и съежилась, кто-то заорал…

И кто-то завизжал. Тонким детским голоском, давившимся истерической паникой, и Фиолетовый рванул на звук раньше, чем разум догнал его.

— Па-па-а-а!!! — бежавший навстречу ребенок больно врезался астронавту головой в живот, вскинулся и громко заревел. — Папа!

— Тише, тише, — Тенёк ощущал во рту желчь, но это была такая ерунда по сравнению с творящейся детской истерикой. Присев перед мальцом, мужчина снял с чада шлем быстро и осторожно. Рыдания стали громче, по лицу Тэшки текли слёзы, сопли, слюни, словно он вновь превратился в двухлетку, не умеющего пока что скромно плакать в платочек.

— Я думал, что это ты! — визгливо крикнул ребенок и плюхнулся на пол задом. — Я думал, тебя кинули в космос!

Разумеется, не смог сдержать любопытства, прилип носом к окошку, чтобы подсмотреть похороны…

— Я здесь, я здесь, — Тенёк виновато повторял слова, как заведенный, и понимал, что вот-вот его вырвет. Хорошо, что люк мусоросброса оказался рядом.

— Па… — сдавленно позвал детеныш, терпеливо ожидавший, пока мужчина достанет голову из мусорки и раздобудет на зоне раздачи обедов пачку салфеток. — Папа, ты живой?.. Ты правда не улетел?..

— Тихо, я рядом, — наскоро очистив личико ребенка салфетками, астронавт использовал пару мягких бумажек, чтобы вытереться самому, и, наконец-то, впервые с момента атаки на Синего начал думать.

Наваливался ужас. Тот самый, от которого ноги не просто тряслись, а слабели и отнимались, да живот сводило черной тянущей болью, кидало прямиком в верхнее нёбо. И рекламщик понимал, что ребенку сейчас намного хуже — для него случившееся зрелище — вообще первая в жизни увиденная смерть. Где уж от моментально ударившего, как молоток, страха было разобрать оттенки скафандра в темном космосе и сообразить, что не отец умирает за бортом, а дядя Небо, так легко чинивший щиты…

Но ведь ничего не кончено. Что, если распоясавшиеся Оранж и оружейник начнут прямо сейчас скидывать за борт вообще всех, кто им не нравится?!

Резко и затравленно оглянувшись, Тенёк подхватил ребенка на руки и побежал прочь из столовки, подальше от буферной зоны. Даже о брошенных на полу шлемах забыл, совершенно. Пришлось по дороге до жилой ячейки сделать только одну остановку, у прачечно-обеззараживающего отсека — маленький скафандр вновь нуждался в чистке…

Ребенка потряхивало еще долго — даже в чистой сухой одежде и завернутый в отцовскую куртку он вздрагивал и сжимался в уголке комнаты, периодически начиная плакать. Фиолетовый честно и долго пытался убаюкать мальца, но увы, накануне дитя крепко выспалось, и сон просто не ложился на натянутые струнами нервы — чуть заденешь, и гудят. К тому же, еще даже утро не кончилось…

Наконец, оба Фиолетовых забурились в нишу и подняли панель, закрываясь от мира — так младшему казалось безопаснее. Тэшка молча сопел под отцовским боком, пока Тенёк раскручивал сжавшееся сознание и заставлял разум работать.

«Неужели, все это время чужаками были Красный и Оранжевый?.. Интересно, Лайм знала? И, может, ей нужна была помощь, а я просто отшил ее?.. Нет, она баба умная, наверняка придумала бы, как донести, чтобы я понял, так что тут другое. Если хорошенько повспоминать, Лайм была в шоке от поступка супруга — такое, вроде бы, не подделать. Или можно? Я заметил ее мельком, белую, с вытаращенными глазами… У самого тогда мозги наперекосяк пошли», — рекламщик нахмурился и вздохнул, зябко поежился в футболке. — «Все-таки мне кажется, что Оранж — не самозванец. Но он слишком самоуверенный и гордый, он не смог простить Синему конфликтов. Решился бы он один на один напасть на Небо?..»

Повернувшись на бок и приобняв тихого малыша, Фиолетовый продолжил размышлять.

«Если ХОРОШЕНЬКО вспомнить, то Красный с самого начала стал поддерживать конфликт Оранжа и Неба. Мне еще тогда показалось, что его это забавляет: стравливает двоих вспыльчивых, развлекается… Это мерзкая черта. Может ли Красный быть самозванцем? Да. Но вдруг он просто говнюк, обожающий отыгрываться на тех, кто слабее? Недаром же военный, оружейник. Как там его зовут вообще? С… Служивый?.. Солда… Страйк! Точно. А откуда я знаю?»

Но ответа на последний вопрос рекламщик не сумел бы доискаться без гипноза, так как пришел тот из глубин подсознания, фиксирующих происходящее всегда и постоянно. А упоминался позывной Красного в присутствии Фиола всего один раз, пока рекламщик находился в полуобморочном состоянии после вылазки за борт.

«Ладно, пусть будет Страйк. И я его боюсь… Не знаю, что делать. До конца не уверен даже в том, что не предатель Черный. Хотя у него было много шансов меня прикончить или подставить, он этого не сделал. И за Небо заступался… Наверно, все-таки свой…»

— Пап, — хрипло позвал ребенок, перебиравший застежки-липучки на огромной для него куртке.