Тенёк плохо слышал слова, зато хорошо чувствовал склизкий жар в задней части головы. Похоже, что ему разбили не только шлем, но и череп. Чаще всего, от подобной травмы люди гибли на месте, но сатурнянину вот не повезло, сознание оказалось достаточно цепким.

Сквозь шлюзовое окошечко астронавт видел коридор, злобное кишение супругов и застывшего за их спинами Желтого. Поскольку зрение заволакивало багровой пеленой, а ноги подкашивались и почти не держали, Тенёк вдруг в полной мере ощутил, что умирает, не увидав напоследок чего-то приятнее искаженных битых рож. Обидно.

«Лимон, посмотри на меня…»

Ксеноморф будто услышал мысли — снял шлем. Тенёк видел открытое лицо самозванца в желтом скафандре, но не мог опознать, уцепиться за детали или хотя бы эмоцию. Да и какая теперь, собственно, разница?..

«За разговорами о ксеносах люди совсем забыли, что предатели могут возникнуть из «рода человеческого». Я был бы объявлен чужаком в любом случае и погиб бы невинной овечкой, но я решил дать тебе фору, неведомое существо. Не упусти», — поведя дрожащей конечностью, Тенёк мазнул двумя пальцами по визору и салютнул Лимону неровным жестом приветствия, который можно было перевести еще как «гляди в оба».

Супруги окончательно выбесились, восприняв это за издевку в свой адрес, и прекратили отводить душу поливанием врага дерьмом — дернули рычаг.

Тенёк вылетел в леденящую тьму с раскинутыми руками, словно фиолетовый крест, брошенный кем-то в бесконечный глубокий колодец. Чернота больше не пугала — теперь это дом, принимающий, уютный, почти родной. Вот-вот тело перестанет мёрзнуть, а иней с визора пропадет, разлетится снежинками, открывая вид на далекие туманности, соседние галактики, и равнодушные звезды станут единственными во всей вселенной, кто сумеет обогреть бывшую когда-то человеком материю.

Астронавт с позывным «Тенёк» умер. Был ли он предателем? В каком-то роде да, как и все на свете…

…Адреналин схлынул, и в увечья пробралась боль. Оранж кусал губы в кровь, но по лицу катился пот, выдававший мучения.

— Потерпи, любимый, я наложу шину, — Лаймовая размазывала по лицу слезы и алые потеки с разбитого лба, но понимала, что ее ссадины — ерунда на фоне травмы мужа. — Желтый! — женщина обернулась на безддействующего навигатора. — Помоги доставить его в обеззаражку! Надо всё промыть!

— Ладно, — Лимон поднял мужчину за здоровую руку и позволил опереться на себя.

Добрались до очистительно-прачечного помещения, и Лайм сразу бросилась резать рукав оранжевого скафандра мужчины, потому что стягивать было бы мучительно больно.

— Желтый, — снова призыв к навигатору, ну что там опять? — Принеси чистую простыню! Нужно много ткани…

— Будут вам простыни, — покинув техническое помещение, Лимон зашагал к спальным комнатам. За одной из дверей слышался грустный взлаивающий скулеж тоскующей собаки. По мере приближения ксеноморфа животное притихало.

Не пошел Лимон в комнату супругов, но заглянул к Фиолу. Здесь было до странного пусто.

«Где вещи?» — отстраненная мысль мелькнула и пропала, а Желтый снял с матраса простынь, ощущая смутное едкое злорадство — ходить теперь Оранжу в тряпке из-под ненавистного рекламщика.

Снова вышел в коридор. Тишина и умиротворение.

«Выложу обломки диктофона», — решил самозванец, который сам с собой в голове не разменивался на зубоскальство, приберегая желчь для внешнего общения. — «Людям скажу, что обезвредил, пока они дрались с…» — дверь личной комнаты отъехала в нишу, и шагнувший было внутрь мужчина застыл на пороге.

В его нише, на его матрасе, подсунув ладошку под щеку, спал маленький подкидыш.

Так, значит, вот где отчаявшийся человек соорудил укрытие для потомства — в логове естественного врага, с которым до этого спал и остался жив, а потому воспринял за единственного в экипаже, кому можно доверить самое дорогое…

Расширившимися глазами Лимон смотрел на ребенка, раньше принадлежавшего Теньку, но вот уже менее получаса как осиротевшего. Рюкзак с вещами покоился на полке рядом с электронной доской для рисования. На стене светлели аккуратно приклеенные картинки — «Космос», «Подсолнухи» и последняя созданная за время бодрствования Тэшки, причем, нарисованная совместными усилиями, а вырванная из альбома уже совсем недавно. Картинка, которая называлась «Папа, я и Лимон».

Бросив простыню там же, на пороге, мужчина прошел в комнату и присел рядом со спящим человеческим детенышем. Поправив съехавшее с детского плеча одеяло, ксеноморф осознал, наконец, некоторые последние поступки Фиола, что до этого вызывали только лишь недоумение.

Маленький Тэшка мучительно захныкал во сне, как будто ощутил витающие в воздухе тяжкие размышления об отце, а Желтый молча взял чужого ребенка на руки, баюкая как своего.