Шум в навигационной рассеял стройность мысли, и Фиол рванул к рубке, отчего-то сразу решив, что Желтый и Красный застали самозванца за каверзами и пытаются скрутить. Ну, в одном он не ошибся — в помещении действительно находились упомянутые личности. Они дрались друг с другом, катаясь по полу. Одно из пилотских кресел вращалось, шлемы валялись, раскиданные по углам, а игрушечный маятник Ньютона грохнулся с панели и грозил потеряться под ней. Бессвязно рыча, двое мутузили друг друга. Красный был сильнее, он свалил противника с себя, вжал в пол и методично разбивал ему лицо.
Не мешкая, Тенёк положил так и не проснувшегося сына в углу у входа и бросился разнимать свалку. Он с разбегу вкатил оружейнику затрещину — хлесткий удар ладонью по уху, от которого искры из глаз и звон под черепом еще долго. Неудивительно, что Красный растерялся и осел на задницу, поматывая головой. Когда он сконцентрировал взгляд, выяснилось, что рекламщик уже помог Желтому встать и теперь переводил с одного на другого круглые глаза:
— Вы чего? Кто-то из вас чужак?!
— Ты дебил, что ли? — оружейник поднялся с пола, придерживая гудящую голову. — Хуле влез-то!
— Надо было дождаться выбитых зубов?
Из коридора пригрохотали еще шаги, в кабину ворвался высокий силуэт:
— Я на камерах был, чего вы тут? — снова Черный, чтоб его. Фиол отвел взгляд и уставился на опрокинутый маятник.
— Шутку про вилку в глаз знаешь? — хмуро осведомился у второго миротворца навигатор и сплюнул на пол кровь. — Ну вот.
— Что? — не понял мужчина. — Идиоты.
— Зато чипы уже должны работать, — не обращая больше внимания на увечья, Желтый вернулся к любимым мониторам. — Прога завершила свое дело. Можете проверить на обратном пути.
— Мы проверим, — пообещал Смог и взял рекламщика за плечо, чтобы увести. Тот протестующе трепыхнулся.
— Сначала надо раны обработать…
— Сами пусть друг друга обрабатывают. Вилочники, — с подозрением окинув взглядом обоих драчунов, Черный прикрыл миротворческое отступление и уже в коридоре сказал баюкающему сонного ребенка Теньку: — Этот Желтый тот еще пиздабол. Слишком острый язык. Правильно ему врезали.
Кое-что вспомнив, Фиолетовый только усмехнулся:
— Что такого страшного Желтый тебе наговорил, пока ты за ним бегал?
— Не твое дело! — непонятно было, то ли рассердился мужчина, то ли застыдился. Чтобы приободрить себя, он заявил: — Сегодня идем ко мне, — очевидно, собирался получить плату за «крышу» медотсеке.
Спящий детеныш посвистывал носом, вяло обнимая родителя одной рукой за шею. Тенёк слушал этот умиротворяющий звук и легко улыбался.
— Нет, Смог, не пойду я к тебе, — негромко, но твердо произнес он. И объяснил, предупреждая возмущение: — Потому что если ты вдруг захочешь изменить показания и всем расскажешь, что мы на самом деле не трахались, и ты не знаешь, что я делал половину ночи, я расскажу про тебя то же самое. А еще намекну, как ты изливал мне свои мысли по поводу необходимости устранения Белого и делал это прямо в столовке, за день до инцидента, при ребенке… Чем же мог заниматься озлобленный отказом Черный, если не пытаться отомстить Фиолетовому, свалив на него убийство капитана… Понимаешь, милый друг?
И Смог закрыл рот, не проронив ни звука. А после развернулся и скрылся в своей комнате.
Тенёк все еще улыбался, но на душе было гадко, будто кто-то там сдох и вонял, настигнутый предателями, как капитан в темнице…
========== Васильковые лепестки на ветру ==========
Этой ночью не хотелось мечтать, и темное, как беззвездные дали за окном, настроение вытягивало из души совсем другую музыку, отличающуюся от обычной. Пианино с дополнительной настройкой отзывалось тяжкими, болезненными стонами, похожими на мучительный зов умирающего животного. Низкий вибрирующий звук то и дело расходился дрожью по костям, от кончиков пальцев — и до каждого позвонка, продирая мертвящим могильным холодом.
Реквием по капитану корабля, единственному, кто честно признался в намерении убить Тенька.
Была ли у Снега на самом деле настоящая, не выдуманная семья? Ждала ли она спасения из плена импостеров где-то там, в далекой Солнечной системе?
А ждал ли кто весточки от Циановой или Розовой? «Здравствуй, милая доченька, как долетела? Почему не звонишь, не пишешь?..»
Глядя в витрину перед собой, Тенёк видел не простор, а тупик. Почти как давным-давно, много лет назад, когда он, еще будучи щуплым мальком, смотрел из бункера на разносимый сатурианским штормом плоский купол города-колонии и вдруг подумал: «Зачем всё?» И понадеялся, дурак, что за пределами Сатурна найдет ответ на этот вопрос…
«Уникальнейшая в своем роде мини-планета Полюс, где вы не найдете ответов на такой вечный вопрос как «в чем смысл бытия?», но зато сумеете весело и беззаботно столкнуть любого неприятного вам человека в огненную пропасть!»
За спиной мелькнул светлый скафандр, и астронавт успел испытать укол надежды: «Желтый?»
Но нет, это бессонница принесла Лаймовую. Возможно, ее разбудили ужасные звуки, порождаемые музыкальным инструментом. Хотя, нет, от столовки до спален музыка не доходила…
— Что ты делаешь? — удивленно спросила женщина, словно сама не видела.
Тенёк промолчал.
— Я даже подумала, что это призраки воют, — неуверенно пошутила Лайм и хихикнула, как бы предлагая посмеяться вместе.
Тенёк подумал, что если бы он хотел испортить жизнь Оранжевому, то спустил бы его храбро разгуливающую в одиночестве женушку в мусоропровод, предварительно надругавшись по-черному.
Потоптавшись и повздыхав, Лайм все-таки вынуждена была выдать то, зачем пришла:
— Твой кроха очень славный, я считаю. И, может быть, ты позволишь мне иногда с ним возиться? Я могу обучать его…
— У тебя своих трое, — Фиолетовый продолжал терзать голограмму, не глядя на собеседницу.
— Они же спят! Мы с мужем клятвенно заверились не будить их до приземления… А твой не спит. С ним так приятно общаться и…
— Лайм, — проникновенно обратился Фиол к биологу, и та моментально замолчала. — Не напрягайся. Я тебе так скажу: даже если я погибну в этой экспедиции — ноги твоей рядом с моим ребенком не будет.
— Что? — изумилась женщина. — Почему?
Фиолетовый резко прекратил играть, и столовая погрузилась в тихий давящий шум вентиляции.
— Потому что я знаю, чего ты добиваешься, — сумрачно проговорил астронавт. — Вовсе тебя не интересует мой ребенок. Ты надеешься через него, несмышлёныша, выведать всё обо мне: не самозванец ли я и не покрываю ли самозванцев. Это же, думаешь ты, так просто: маленький человечек в плену тирана-отца скучает без мамочки, а если приголубить его, он тут же раскроется, да? Как коробочка — чпок! — и все секреты наружу, — Фиол угрюмо оглянулся на замершую Лаймовую. — Спешу огорчить: первое, чему я научил ребенка — это прятки, второе — быть со мной откровенным всегда, а третье — держать язык за зубами рядом с любыми посторонними… особями.
Теперь и Лайм рассердилась, а ее тон уловимо перешел из мягкого и заискивающего воркования в независимо-скандальный рык, тот, каким она обвиняла соратников в предательстве:
— Вся твоя тирада лишь добавляет подозрений, ты знаешь? — женщина красиво выкатила бедро, подбочениваясь. Она больше не притворялась пушистой овечкой, потому что сложно под белоснежной шкуркой спрятать охотничью суку. — Да, я хочу знать с кем лечу, что в этом плохого! Нормальный человек раскрылся бы навстречу, чтобы доказать, что чист!
— Я не нормальный, — ответил Тенёк. — Я умный.
— Ты гондон, — скрипнув ботинками на развороте, Лаймовая ушла.
