В ответ мальчик отрицательно машет головой. «Нет, я останусь, чтобы помочь тебе дотащить этого дряхлого старика до нашей спальни».
Танджиро в ужасе ахает, пораженный непочтительностью своего дерзкого друга, но внезапно слышит слабый голос Гию: «Ты когда-нибудь доиграешься, маленький засранец, и я выброшу тебя из окна».
Переведя озадаченный взгляд на довольное лицо Иноске, Танджиро понимает, каким мудрым оказывается этот маленький засранец. Конечно же, жалость сейчас нужна Гию меньше всего, привычное поддразнивание от младшего Цветка быстрее приведет его в чувство. И пусть с этого момента жизнь Гию уже никогда не будет прежней, но что-то такое обыденное, как подтрунивание над ним Иноске, напомнит парню, что он не один, его друзья все еще остаются с ним.
Пару минут они проводят в спокойной мирной тишине, пока Гию собирается с силами. За это время Иноске успевает отнести пустую чашку на кухню и вернуться обратно. Заметив, что Гию наконец перестает опираться о него и садится прямо, Танджиро легким успокаивающим движением трет его плечо и уверенно произносит: «Это еще не конец. Сейчас мы немного отдохнем, а потом соберемся и придумаем, как нам найти Сабито и вытащить его оттуда».
Гию тяжело вздыхает, но ничего не говорит в ответ, вместо этого уставившись на стоящего перед ним Иноске.
«Но ты точно ничего не сможешь сделать для Сабито, если и дальше будешь сидеть тут, жалея себя, как жалкий кусок дерьма», — прямолинейно заявляет черноволосый мальчик, сверху вниз глядя в понемногу проясняющиеся голубые глаза.
«Думаешь, ты умнее меня, заносчивый сопляк?» — все еще хриплым, но уже довольно уверенным голосом спрашивает Гию.
Иноске не отвечает, а лишь многозначительно приподнимает брови и поджимает губы, продолжая пристально смотреть на сидящего на полу мужчину. Гию напряженно выдыхает, но затем легкая ухмылка чуть оживляет его лицо. «Хорошо, я все понял. Помогите мне встать. У меня еще кружится голова, но думаю, я смогу подняться наверх».
Мальчики осторожно подхватывают Гию с двух сторон, закинув его руки себе на плечи. Его первые шаги медленные и неуверенные, но каждый последующий шаг становится все тверже, но парень еще не готов отказаться от помощи своих сопровождающих.
Дойдя до комнаты, Иноске распахивает дверь, толкнув ее бедром, и проводит их скорбную процессию внутрь. Ренгоку и Зеницу сидят на краешке кровати, и белокурый мальчик утешающе обнимает за плечи своего понурившегося друга, что-то тихо шепча ему. Услышав скрип открывшейся двери, Ренгоку сразу же вскакивает, устремляя на вошедших покрасневшие, полные слез глаза.
Без колебаний Гию отталкивает Танджиро и Иноске и направляется к нему, немного прихрамывая, но, тем не менее, пылая решительностью. Ренгоку делает шаг назад с бессвязным бормотанием: «Гию, прости… я не мог… Музан бы…»
Но Гию не нужны его слова. Он стремительно падает в объятия своего друга, крепко-накрепко охватывая его. На секунду Ренгоку замирает, широко распахнув глаза, пока его руки безвольно висят в воздухе, но потом и он отчаянно обнимает Гию в ответ. Танджиро понимает, насколько же были близки трое старших парней, они значили друг для друга не меньше, чем для него значат Иноске и Зеницу. Пусть они побудут вместе, оплакивая свою потерю. Дернув Зеницу за рукав, Танджиро взглядом указывает ему на противоположную сторону кровати, куда все три мальчика и перебираются, молча сочувствуя своим друзьям.
«Гию, прости меня, умоляю, прости, но я не мог иначе, — сквозь слезы шепчет Ренгоку, — Музан бы обязательно сорвался на ком-то из нас, если бы мы не вмешались».
«Не надо, Кеджуро, я все понимаю и не виню тебя. Я сожалею о каждом сказанном слове. Просто… это так больно. У меня есть вы, а Сабито… теперь он совсем один», — тихо произносит Гию.
«Неправда, — подает голос Зеницу со своего места, — У Сабито все еще есть мы».
«Конечно, — добавляет Танджиро, — Даже я пробыл здесь совсем недолго, но для меня вы стали семьей. Я никогда не перестану считать Сабито братом только лишь потому, что он теперь не с нами. Я никогда не забуду его и постараюсь найти способ все исправить».
«И я, — говорит Иноске, — Мы не позволим Музану сломить нас. Мы не только спасем Сабито, мы и сами уберемся из этого проклятого места».
От этих уверенных, честных слов в сердце Гию появляется давно забытое им чувство надежды. Быть может, не все еще потеряно? Если все его друзья так уверены, что смогут найти Сабито, это значит, что его мечта не настолько уж неосуществима? Действительно, надо просто успокоиться и дождаться письма, в котором Сабито сообщит им, куда определил его Музан, а потом уже они смогут продумать план дальнейших действий. И глядя в наполненные решимостью лица трех юных Цветов, Гию чувствует, что слезы вновь начинают щипать его глаза, но сейчас это скорее горячие слезы облегчения, а не ледяные слезы безысходности.
***
Прошло несколько дней с тех пор, как Музан избавился от Сабито. И вот управляющий сидит в своем темном мрачном кабинете, озаренном пламенем камина. И хотя сейчас лето, ему холодно. Его хрупкие ладони и маленькие, как у женщины, ступни постоянно мерзнут, как бы он не старался их согреть. Сидя за узким деревянным столом, Музан с ненавистью смотрит на стопку писем, лежащих перед ним. Он никому не признается, но в последнее время он боится получать почту. Всегда есть риск, что среди белоснежных конвертов окажется тот, что будет содержать уведомление о повышении арендной платы, счета от поставщиков, жалобы от недовольных его деятельностью комитетов. Если бы только его сотрудники знали, с каким трудом ему удается удерживать Сад Греха на плаву, сохраняя его имидж достойного и роскошного заведения. Почему они никогда не задумывались, что, несмотря на небольшие порции, он кормил их только свежими и дорогими продуктами, что в их комнатах стояла новая удобная мебель, а постельное белье, на котором после бессонной ночи отдыхали их неблагодарные тела, ничем не отличалось от того, что было постелено в комнатах для приема гостей? Почему его работники вынуждают держать их в страхе, не замечая этих проблесков заботы?
Рассеянно просматривая письма, Музан не может перестать думать о своих самых проблемных подчиненных, о Цветах. Возможно, он действительно подверг их слишком жестокому испытанию. Возможно, под видом наказания он даже исполнил свое затаенное желание. Сабито всегда мешал ему тем, что был слишком близок к Гию, а Музан подсознательно хотел занять его место. Всего единожды, угрозами и шантажом, он смог принудить Гию к сексу, но взгляд, полный ненависти и пренебрежения, который необыкновенно прекрасный мужчина бросил на него, когда они закончили, свел на нет все полученное Музаном удовольствие. А Сабито, этот искалеченный урод, получал всю любовь и нежность Гию просто так, за одно лишь свое существование. С тех пор Музан и сосредоточил свое внимание на Ренгоку, выдумывая поводы выплескивать на него свой гнев и накопившееся сексуальное напряжение, выжидая, когда же Гию оступится.
Музан искренне считал, что все Цветы принадлежат ему, но кто-то из них представлял для него больший интерес, кто-то меньший. Сабито для него всегда был лишь приложением к Гию, Зеницу — просто мальчиком с милой мордашкой, которого он рассматривал, как вложение средств, Танджиро он взял скорее ради разнообразия, чтобы потешить постоянных клиентов свежей плотью. Но Гию, Ренгоку и Иноске — совсем другое дело. Несмотря на то, что Гию и Ренгоку отличаются друг от друга, как небо и земля, оба этих парня привлекали Музана, и он не мог позволить им увлечься другими мужчинами. В Иноске же Музан видел свое лучшее творение. Он с одиннадцати лет растил из этого мальчишки идеальный Цветок, взращивал в нем его природную капризность, высокомерие, дерзость. Еще бы несколько лет, и он вполне смог бы затмить чересчур гордого Гию, клиенты выстраивались бы в очередь, чтобы хотя бы на час стать обладателем его безупречной, ослепительной красоты. Но нет, даже этого вздорного ребенка испортила забота Сабито и Ренгоку, а с появлением Танджиро он и вовсе начал постоянно летать в облаках, вместо того, чтобы усердно работать, соблазняя посетителей в гостиной, как раньше. Черт, лишь бы Иноске не пошел по пути Гию, иначе клумбу с Цветами вновь придется проредить.
