Гию подходит к входной двери и прислоняется к ней лбом и ладонями, словно надеясь напоследок дотянуться до ушедшего Сабито. Рыдания душат его, а пальцы судорожно скребут деревянную лакированную поверхность. Но вдруг Гию сгибается пополам, и его рвет на пол, частично обдавая зловонной жижей распущенные длинные волосы и ночную рубашку, подол которой и без этого уже стал пыльно-серым. Не в силах разогнуться и продолжая издавать мучительные, болезненные звуки тошноты, Гию падает на колени и сворачивается в комок, пытаясь унять терзающую его боль.
Танджиро вздрагивает от этой душераздирающей сцены. Бедный Гию, как же он несчастен! Ему физически стало плохо от разлуки с Сабито! Заметив реакцию друга, Иноске обнимает Танджиро и поворачивает к себе, чтобы избавить от вида страдающего молодого мужчины, отчаявшегося, застывшего в своей боли возле входной двери, но все еще ослепительно прекрасного. Зеницу, так и не сумевший сдержать слез, быстро подходит и прижимается к обоим парням, своим телом скрывая их слишком интимное объятие от Музана, но Иноске и его крепко притягивает к себе, стремясь защитить и успокоить двух самых близких ему людей.
Музан неодобрительно качает головой, не в силах совладать с тоской. Не такого ухода Сабито он ожидал. Он представлял, что все Цветы узнают об этом тогда, когда уже ничего нельзя будет изменить, и ему не придется быть свидетелем этого утомительного прощания. Где-то в глубине души он лелеял мысль, что они поймут то, что сами виновны в случившемся и пойдут к нему за утешением. Возможно, если бы Гию осознал свою ошибку и стал бы иначе относиться к нему, Музан вернул бы Сабито. Но сейчас… Гию выглядит совершенно больным и разбитым, трое мальчишек обнимаются, опираясь в своем горе друг на друга. И никто даже взгляда не бросил в его сторону, словно их начальник — пустое место.
Почему бы его Цветам не понять, что самое правильно решение — это полюбить его и остаться рядом с ним?
Словно очнувшись ото сна, Музан несколько раз моргает и высокомерно произносит: «Уберите этот беспорядок».
Управляющий разворачивается и уходит, но никто из Цветов не смотрит ему вслед.
Парни молчат, неготовые нарушить установившуюся тишину. Трое мальчиков так и продолжают стоять, сплетясь в одном общем объятии, а Ренгоку до сих пор остается там, где удерживал Гию по молчаливому приказу Музана. Как теперь он объяснит другу, что его действия были вызваны страхом за него, а не желанием угодить жестокому начальнику? Ренгоку слишком часто видел взгляд, которым в тот момент управляющий смотрел на юношу, бьющегося в истерике, и он испугался. Было бы ужасно, если бы последним, что Сабито увидел перед отъездом, был бы Музан, избивающий его любимого.
Гию медленно выпрямляется, все еще оставаясь на коленях. Тошнота уходит, и он вытирает влажный рот рукавом ночной рубашки. Но измученного парня до сих пор бьет мелкая нервная дрожь, а его лоб покрыт каплями пота. Гию смотрит перед собой ничего не выражающим взглядом и лишь снова судорожно обнимает себя за плечи.
Ренгоку решается и осторожно подходит к нему, ласково касаясь ладони, но Гию резко отводит плечо, скидывая чужую руку, и отстраняется, не поднимая глаз. Ренгоку дергается, словно от ожога, и прижимает сжатые кулаки к груди. Со слезами на глазах он пятится назад, пока не утыкается в стоящих позади мальчиков. Печально взглянув на них и покачав головой, юноша поднимается вверх по лестнице и направляется в спальню, чувствуя себя слишком виноватым и недостойным поддержки своих младших братьев.
Танджиро тяжело вздыхает. Это все так неправильно, так страшно. Но ничего не изменится, если они будут просто стоять на месте. Посмотрев на Иноске, он просит: «Можешь принести ведро воды и какие-нибудь тряпки?»
Черноволосый мальчик утвердительно кивает и уходит в сторону кухни, бросив напоследок встревоженный взгляд все еще сидящего в прострации Гию. А в это время Танджиро гладит по голове всхлипывающего Зеницу, чтобы привлечь его внимание, и говорит: «Пожалуйста, побудь с Ренгоку. Ему сейчас тоже нелегко».
Зеницу с волнением смотрит на Гию. Ему не хочется оставлять его, но он не в силах помочь. К тому же, он был одним из тех, кто оторвал Гию от Сабито, и, скорее всего, мужчине сейчас неприятно его присутствие. Поэтому, послав Танджиро едва заметную понимающую улыбку, Зеницу тоже направляется к лестнице, несколько раз неуверенно обернувшись по пути.
Танджиро и Гию остаются наедине.
Добрый юноша решается подойти к старшему Цветку в надежде, что Гию не оттолкнет его. Танджиро не знает, что сказать, да и не существует такого волшебного слова, способного все исправить — вернуть обратно покинувшего их Сабито и исцелить израненное сердце Гию. Действуя молча, мальчик опускается на колени и своим рукавом вытирает пот и слезы с обескровленного, ничего не выражающего лица друга. Все это время Гию остается неподвижным, словно замершая в своей скорби статуя. Он не делает никаких попыток уйти от контакта, и Танджиро не знает почему. Либо Гию уже настолько все равно, что с ним происходит, либо эти легкие заботливые движения действительно успокаивают его.
«Тебя все еще тошнит?» — спрашивает мальчик.
А что еще ему сказать? Единственное, чем он может быть полезен Гию — это помочь ему прийти в себя, привести его в порядок и уложить в постель. Танджиро остается лишь заняться его слабым, изможденным телом, не давая Гию навредить себе еще больше.
Ведь он ничего не может сделать с его наполовину опустошенной душой.
Нет никаких признаков, что Гию слышит и понимает его вопрос. Танджиро уже собирается переспросить, но через несколько мгновений сидящий перед ним мужчина слегка пожимает плечами, хотя его взгляд все еще остается прикованным к полу. Длинные черные волосы свисают через одно плечо, словно шелковый занавес, и на их фоне особенно хорошо виден заострившийся профиль усталого утонченного лица. Танджиро понимает, что еще никогда не видел человека, настолько раздавленного собственным горем. Не в силах совладать с нахлынувшим чувством щемящей жалости, юноша кладет теплую ладонь на ссутулившуюся спину Гию и начинает поглаживать ее, пытаясь хотя бы таким простым и наивным жестом показать, как сильно он сочувствует его утрате.
Вернувшийся Иноске бросает мимолетный взгляд на сидящих на полу парней, прежде чем поставить ведро с водой и начать убирать небольшую лужу рвоты, оставленную Гию. Впервые за долгое время в пустом взгляде молодого мужчины появляется толика сознания, когда он поднимает глаза на орудующего тряпкой мальчика.
«Прости за это», — произносит он осипшим от криков голосом.
Иноске ухмыляется, закатывая глаза. «Это ерунда по сравнению с тем, что мне приходилось убирать в гостевых туалетах. Знали бы мои клиенты, чем занимается по утрам их несравненный Шардон».
Бесцветная улыбка полупрозрачной тенью ложится на лицо Гию от болтовни Иноске. «Понимаю тебя».
Оба мальчика улыбаются в ответ, обрадованные тем, что их друг хотя бы перестал молчать.
Вымыв пол, Иноске уходит на кухню и возвращается с горячим крепким чаем в руках. Он присаживается на корточки перед Гию и протягивает ему дымящуюся чашку. Немного посомневавшись, Гию все же принимает ее и делает несколько медленных глотков, после чего возвращает чашку обратно Иноске. Его глаза понемногу яснеют, и мужчина оглядывается по сторонам, а заметив Танджиро, прислоняется к нему. Мальчик чувствует, что мелкая дрожь все еще сотрясает тело Гию, и обнимает его, прижав к себе, в надежде немного согреть. Скованные мышцы плеч и спины Гию постепенно расслабляются, и он тянется, чтобы забрать свой чай.
«Помогает?» — с любопытством спрашивает Иноске, наблюдая за движениями губ, припадающих к краю фарфоровой чашки.
«Да, спасибо, — едва слышно отвечает Гию, — Не думаю, что меня опять стошнит. Только голова сильно кружится, не могу делать резких движений».
Танджиро пытается устроиться поудобнее, понимая, что им придется задержать здесь до тех пор, пока Гию не придет в себя настолько, что сможет вернуться в комнату. Посмотрев на Иноске, он предлагает: «Если хочешь, можешь идти спать дальше. А мы еще немного побудем тут».
