Не говоря ни слова, он ложится на кровать, и Фаброн надежно привязывает его запястья к столбикам кровати шелковыми шнурами, которые мужчина принес с собой. Первая легкая нота беспокойства трогает сердце Сабито, когда он понимает, что это не спонтанное желание Фаброна. А тем временем, привлекательный мужчина привязывает к кровати и лодыжки юноши, полностью обездвижив его, а затем бросает на распростертого перед ним Сабито ласковый и дразнящий взгляд, словно намекающий на то, что сейчас им обоим будет хорошо. И как бы сильно Сабито не любил Гию, он чувствует возбуждение от волнующей эротической игры с таким молодым и обворожительным клиентом.

Но возбуждение сменяется страхом, как только Фаброн нависает над ним с ножом в руках. Огни свечей мрачно отражаются в длинном блестящем лезвии, зачаровывая. От легкой обнадеживающей улыбки красивого мужчины не остается и следа.

Взгляд Сабито устремляется в холодные глаза клиента в попытке разглядеть чужие мысли, но он видит там лишь сосредоточенное внимание. Юноша и раньше уединялся с Фаброном, и они довольно неплохо проводили время вместе, но никогда до этого момента Фаброн не смотрел на него, как на пустое место, и никогда еще этот внушающий доверие обаятельный мужчина не выглядел так пугающе. Сердце Сабито начинает биться чаще в предчувствии надвигающейся беды, и он вздрагивает, как только тонкое ледяное лезвие первый раз касается обнаженной кожи на его животе.

«Не шевелись», — предупреждает Фаброн.

Сабито замирает, и лишь его глаза непрестанно двигаются, следя за тем, как острие ножа медленно поднимается по его груди, прежде чем начать кружить вокруг сосков. Сначала вокруг одного, затем другого, немного вжимаясь в тонкую плоть до состояния едва ощутимой боли. Сабито закусывает губу, но уже не от возбуждения. Его беспокойство все возрастает.

«Смотри, твоя кожа покрылась мурашками, — замечает Фаброн низким, ровным голосом, — Я всегда выбирал тебя, Уме, потому что ты самый чувствительный из Цветов».

Сабито не отвечает. Он не может оторвать взгляд от ножа, а тот уже мягко скользит по его шее, острая кромка гуляет от уха до уха. Не в силах больше сдерживаться, юноша приподнимает подбородок и отстраняется настолько, насколько ему позволяет натянутая веревка.

«Прости, но мне кажется прелюдия затянулась, — нервно произносит Сабито, пытаясь отшутиться, хотя с трудом может сглотнуть слюну, скопившуюся в горле, — Может быть, перейдешь к делу, я уже заждался…»

Фаброн резко хватает его лицо свободной рукой и притягивает к себе, убеждаясь, что такие красивые и такие испуганные глаза связанного парня смотрят на него. «Заткнись! Я купил себе куклу на вечер, и мне решать, что я буду с ней делать», — яростно рычит мужчина.

Сабито в ужасе выдыхает, осознав свою полную беспомощность и первый раз увидев истинное лицо человека, к которому он даже испытывал симпатию. Но нет, не может такого быть, даже несмотря на приставленный к горлу нож, это же Фаброн, его всегда вежливый, аккуратный постоянный клиент. Юноша пытается снова достучаться до обезумевшего мужчины: «Пожалуйста…»

Ноздри Фаброна расширяются, и он поднимает нож так, чтобы тот оказался на уровне глаз перепуганного парня. «Последний раз прошу тебя, заткнись», — грубо говорит он, демонстрируя свое оружие со всех сторон. Сабито уже не может сдерживать слезы.

Рыдания душат его и тогда, когда мужчина сначала ласково подносит палец к его губам и прижимает, прося сохранять молчание, а затем резким, болезненным движением открывает ему рот и засовывает туда лезвие ножа. Сабито цепенеет, боясь сделать лишнее движение и порезаться об эту острую кромку, обжигающим холодом опаляющую его теплый язык и с мерзким звуком лязгающую о зубы.

С ножом во рту он даже не может позвать на помощь. Может быть, ему удалось бы докричаться до Гию. Но что он мог бы сделать? Ничего. Да и Сабито скорее умрет сам, чем позволит любимому оказаться в одной комнате с вооруженным психом. Но мысль о таком близком и таком далеком Гию заставляет Сабито плакать еще горче.

Взгляд Фаброна немного оживляется, и он с любопытством спрашивает: «Ты плачешь? Это непозволительно для проститутки. Красивые куклы всегда должны улыбаться».

И хотя слово клиента — закон, Сабито не может заставить себя выдавить даже самую робкую, самую жалкую улыбку.

Разочарованно вздохнув, быстрым движением Фаброн рассекает одну щеку юноши, а затем другую.

Пронзительная, ужасная боль охватывает Сабито. Он выгибается и бьется на кровати, словно в припадке, затягивая веревки, удерживающие его, еще сильнее. Кровь заливает лицо, шею, грудь, подушки и одеяла на постели, и сквозь эту красную пелену Сабито видит довольную улыбку Фаброна, взирающего на него, как художник на свою лучшую работу. И лишь когда мужчина выходит за дверь, ставший теперь навеки чудовищем юноша находит в себе силы, чтобы, захлебываясь в собственной крови, снова и снова выкрикивать имя единственного дорогого человека, который нужен ему сейчас, как никогда.

«ГИЮ!»

***

Должно быть, они проспали около трех часов, когда стоны и беспорядочные движения Сабито потревожили покой спящего Гию. Как всегда лежащий лицом к любимому, темноволосый мужчина приоткрывает глаза и понимает, что происходит что-то неладное. Брови Сабито плотно сдвинуты, а сам он выглядит так, словно страдает от боли и пытается сдержать крик. Но парень терпит неудачу и издает особенно громкий стон, а крупные слезы выступают в уголках сомкнутых глаз.

Гию резко садится, прогоняя остатки сна, не зная, как помочь Сабито. Стоны становятся все громче и громче, превращаясь в приглушенные крики, а голова юноши неконтролируемо мечется по подушке, словно в немом отрицании чего-то. Гию бережно касается его плеча, надеясь разбудить, но это не помогает. Потревоженный интенсивными движениями и криками, первым вскакивает Иноске, заставляя проснуться обнимающего его Танджиро. Оба мальчика присаживаются в постели, удивленно глядя на происходящее рядом с ними.

В этот момент спина Сабито резко выгибается, словно у одержимого, и он выкрикивает имя Гию так громко, что заставляет открыть глаза и Зеницу с Ренгоку. Мальчики вскакивают и бросаются на помощь Гию, в панике вцепившегося в Сабито и трясущего его из-за всех сил, пытаясь прервать тревожный сон, но прежде, чем они успевают добраться до противоположного края кровати, смеженные веки Сабито распахиваются.

Он не понимает где он, и кто эти взволнованные люди, окружающие его. Его сознание все еще там, в окровавленной комнате. Он чувствует острую обжигающую боль и прижимает ладони к своим щекам, пытаясь остановить видимое лишь ему кровотечение. Гию, где Гию? Он помнил, как любимый ворвался в комнату, прижал его к себе и не отпускал до прихода врача, такой же обагренный горячей кровью, как и он сам. Вот же он рядом, но сейчас на нем чистая белая ночная рубашка, без единого красного подтека. Его голубые глаза полны беспокойства, а не страха, как в ту злополучную ночь, и комната озарена солнечным светом, а совсем не пламенем свечей, так гипнотически отражавшихся в стальном лезвии. И он вовсе не в одной комнате со зверем, он в теплой постели со своей семьей.

Сабито дышит глубоко и хрипло, приходя в себя. Он ощупывает свою грудь, понимая, что это холодный пот заставляет его рубашку липнуть к дрожащему телу, а не потоки крови. Его взгляд плавно перемещается на удивленных сонных друзей. Иноске потирает заспанные зеленые глаза, сидящий рядом с ним Танджиро выглядит бесконечно потрясенным, а Ренгоку, сочувственно глядя на Сабито, прижимает к себе перепуганного Зеницу. Но самое главное, что рядом с ним Гию, его Гию, который бережно и аккуратно убирает рыжие волосы Сабито, прилипшие к потному лицу и шее юноши.

«Лисенок? — слышит он тихий нежный голос любимого, — Ты здесь, с нами. У тебя все хорошо?»

Сабито машинально подносит руки к щекам, ощупывая бугристые грубые шрамы. Эта шершавая кожа так успокаивающе отличается от мокрых лоскутов плоти из его кошмара. По этому жесту Гию и другие парни понимают, что же так напугало их несчастного друга.