Поступают вопросы: откуда берутся сети[2]?

Для начала берутся дети.

Их берут произвольно, из тех социальных страт,

Где они собираются и острят,

Где они критикуют погоду, школу, режим,

Зачастую считая его чужим,

Хорошо бы у каждого был интернетный ник —

Показатель скрытности и интриг,

Хорошо бы средь них обнаружился ролевик,

То есть шить умеет и лгать привык;

Хорошо бы хватать не любых дураков и дур,

А набрать из каких-нибудь субкультур,

Одного с окраины, двух из элитных школ,

И чтоб трое любили играть в футбол,

А лучше в страйкбол.

После паузы, чтоб дозрели (деньков на пять),

Будет можно в принципе их пытать,

То есть бить их током, бросать на цементный пол,

Приговаривать «вот тебе твой страйкбол»,

Обещать изнасиловать мать, сестру и жену —

Либо только жену, если хочешь признать вину;

Обещать подсадить в пресс-хату к таким ЗК,

Пред какими бледнеет любой УК,

Обещать оставить без легких и языка

И навесить немыслимые срока;

А ожоги от тока – вам скажут все доктора —

Чрезвычайно похожи на укус комара,

Потому что хотя питанье на ять и стражи добры,

Но пока еще в камерах комары.

От укусов и следует их лечить,

Если кто-то огласку задумает получить,

А потом избиения можно ужесточить —

Мне, что ли, вас учить?

Параллельно нужно найти ячейки этой сети —

Для начала в трех городах, а потом в пяти,

Но при этом в трех из пяти они закопались так,

Что сыскать не смог ни один следак.

Надо выдумать список целей, доступный всем —

План захвата обкома ВЛКСМ,

Заграничного вдохновителя – лучше семь —

И тому подобный БДСМ;

Приписать им слежку за окнами ФСБ,

Упражнения в беге, гранатобросании и стрельбе

По конкретным мишеням (следы от пуль найти

                                                     на гербе);

Раскрытие схем приписать себе.

Доказательств можно найти вагон:

Заграничные шифры, спрятанные в гондон

И любую хрень, что сваяет Семенова эпигон.

И сверлите новые дырки под звездочки для погон.

Разумеется, у захваченной школоты

Есть родня, партнеры, приятели, псы, коты,

То есть каждый из них способен на суд привесть

Человек по пять или даже шесть;

На процесс стекаются, хитростны и бойки,

Журналисты, правозащитники, леваки,

Обличители армии, произвола, твердой руки —

И, что всего опасней, ролевики.

Они увлекаются криком, свистом, борьбой

В квартиры друзей заявляются всей гурьбой,

Кричат про тридцать седьмой, что устроил тиран

                                                           рябой,

И вообще знакомятся меж собой.

В результате сперва на четверть, потом на треть —

Население начинает туда смотреть,

Молодежь обещает сопротивленье впредь,

Начинает тлеть.

И в конце концов возникает сеть.

Постепенно она начинает протестовать,

Покидать уютную нору, диван, кровать,

Выходить куда не велели, свистеть, визжать —

И садиться, поскольку будут сажать;

А у каждого братья, бабы, едина плоть,

Иногда и дети, не дай Господь,

Так что сеть начинает ветвиться, дышать, расти,

Пока пол-страны не забьется в этой сети;

А тогда уже – объяснял уже вам, козлам,

Ваш подследственный Пушкин, – узлы к узлам,

Подступает неотвратимое, как Мамай,

И снимай тут «Союз спасения», не снимай…

Говорили же вам, и главстерху, создатели азбук всех:

Только то, что запущено сверху, тут может иметь

                                                            успех,

Потому-то любой зажим расшибает лоб,

Потому-то всякий режим тут роет себе подкоп,

Начинает держаться на честном слове, на волоске

                                                         висеть —

И в конце концов, после долгой крови, попадает

                                   в свою же сеть,

Ибо сам же плодит бойцов, разжигает зло,

Сочиняет себе заговорщиков немыслимое число,

Применяет к себе же заплечное ремесло…

А не то бы, глядишь, еще пронесло.

В начале марта, пятого числа,

Ушел великий вождь, товарищ Сталин.

Усоп. Страна утрату понесла.

Великий гроб венками был завален.

Толпу рабов, как в древних временах,

Передавили на похоронах.

Усоп наш ясный сокол, наш Финист,

Его сосуд был от склероза хрупок.

Я в этом смысле как бы сталинист —

Я склонен одобрять его поступок.

В конце концов, он мог бы править впредь,

Он даже мог вообще не умереть.

Он мог бы жить и в бездну нас толкать,

Шепча слова дрожащими губами;

Он проскрипел бы девяносто пять,

Как до сих пор еще скрипит Мугабе, —

Процент же долгожителей высок-с,

В сторонке нервно курят Чейн и Стокс.

Хвала вождю, и френчу, и усам!

Стране на поругание и горе,

Он вынужден скончаться лично, сам,

И памятник себе – хотя бы в Гори —

Он заслужил. От мора и войны

Мы ненадолго были спасены.

Да, недобил врагов, недокурил…

Какая б из России вышла Спарта!

Какой он миру праздник подарил

В весенний день, в канун Восьмого марта!

Конечно, смерти радоваться грех,

Но Сталин осчастливил чуть не всех.

Внезапно повернулось колесо,

И оттепель пришла в начале года.

Гордиться нечем: тут терпели всё,

Но есть еще, товарищи, природа.

Когда парализована страна —

Тогда вступает в действие она.

Но был другой. И в качестве лица

Российского – он просто идеален.

Он был мудрей иного мудреца,

Он был куда гуманнее, чем Сталин,

Вмешаться Бога он не вынуждал

И от природы милости не ждал.

В Очакове он был неудержим.

Его бодрили ратные картины.

Курляндию привел, как некий Крым,

Под бдительную длань Екатерины;

Неоднократно пережив провал,

Себя он ванькой-встанькой называл.

Пока другие строили успех

За счет интриг, пронырства или спален, —

Он был честней и видел дальше всех.

Не Сталин вспоминается, а Пален

В начале марта моему уму.

А почему? Да так, нипочему.