По щекам все-таки скатилась слеза, но я резко ее смахнула. Не люблю себя жалеть, но не виновата, что родилась такой плаксой.
Решительно забралась на кровать — невеста я или кто?! — и, закутавшись в пропахшее Рэвом одеяло, смахнула еще одну влажную дорожку. Буду ждать его тут и поймаю с поличным. Не знаю, что буду делать, но готова попрощаться с лживыми ласковыми взглядами, с прикосновениями горячих ладоней, с безмолвными обещаниями чего-то большего.
Колебания портала заставили меня проглотить рыдания и, торопливо протерев краем одеяла влажные щеки, села в постели.
— Вика! — Рэв выдохнул мое имя без удивления, но будто с облегчением. — Ты здесь…
— Сюрприз, — говорю мрачно и подтягиваю одеяло повыше, потому что он еще не заслужил доступ к святая святых. Даже посмотреть не дам, пока не объяснит.
— Долго ты тут? — на нем тяжелый бордовый с бежевой окантовкой халат. Присаживается на край кровати. — И что вообще тут делаешь?
— Где ты был? — спрашиваю требовательно. Не на оправдания я настраивалась все это время.
Рэв какое-то время смотрит на меня и напряженно спрашивает:
— Ты плакала?
— Не уходи от вопроса! — Невольно провожу кончиками пальцев под слипшимися нижними ресницами.
Не спеша отвечать, Рэв укладывается поверх одеяло и обнимает меня, крепко прижимая к себе. Сопротивляться и вырываться не хочется. Пока что. Подожду объяснений.
— Я был у тебя, — выдыхает в волосы. — Чего только не передумал, пока ждал. Чуть с ума не сошел, а потом догадался, что ты можешь быть у меня.
Потрясенно замираю. Значит, «сердце» не ошиблось?! Задираю голову, встречаясь взглядом с самыми любимыми на свете голубыми глазами.
— У меня был? — переспрашиваю на всякий случай.
— Угу.
— Почему сегодня?
— Ты теперь моя невеста, — чуть крепче сжимает руки.
— Подожди, — вырываюсь, развернувшись, сажусь, забыв на секунду о наготе. Секунда, в течение которой Рэв в свою очередь забыл, что в мире существует что-то, помимо полуголого женского тела. Приятно, конечно, но — натягиваю одеяло — несвоевременно. Я уже настроена на разговор. — Но почему сегодня? То есть не «почему церемония была сегодня»… хотя и это тоже. Почему церемония была сегодня? — и как я раньше не догадалась спросить?
— Твой отец хотел, чтобы хотя бы до восемнадцати ты пожила только для себя.
— Папа… — угрожающе щурюсь в пустоту.
— Я разделял его желание, — Рэв подтягивается и садится спиной в подушки. Видно, тоже настроился на беседу по душам.
— Но почему? — отчаянно стараюсь не покраснеть. — Почему мы даже не целовались раньше?! Почему ты ждал церемонии, если и так все было понятно и давно решено?
— И сделать тебя тайной любовницей?
— Но поцелуи — это же не…
— Не думаю, что смог бы остановиться, — говорит тихо, не пытаясь отвести взгляд. И от мелькнувшего в глубине желания на миг перехватывает дыхание. — К тому же ты была беззащитной, и если бы кто-то узнал… Теперь под защитой рода, и нет необходимости скрывать отношения.
— И у тебя нет любовницы? — спрашиваю с затаенным опасением.
— Нет, — качает головой, — есть только ты.
И прежде, чем осмысливаю услышанное, привлекает меня к себе и укладывает на грудь. Слышу грохот его сердца под ухом, и для меня это словно музыка.
— Никого нет и никогда не было.
— Никогда? — неверяще переспрашиваю.
У меня были догадки, что Рэв иногда проводит время с женщинами, и я готова была простить это… нет, даже не простить, прощать было бы нечего. Я бы могла понять, потому что взрослый мужчина, привязанный к подростку — это неправильно, и нормально, что он спускал бы напряжение с другой.
— Никогда и никого.
— Но как же так?.. — приподнимаюсь и снова встречаюсь с ним взглядом.
— А как иначе?
Ответ настолько прост, что не сразу укладывается в понимание мужской природы. То есть вообще не укладывается. Получается, Рэв… девственник? Скольжу взглядом по упругим губами, по сильной шее к вздымающейся под плотной таканью халата груди… И никто и никогда не касался вот этого тела? Никто и никогда не видел его так близко? Подтягиваюсь и прижимаюсь губами к его губам. Нафиг разговоры. Рэв замирает, но только на секунду. Тут же руки смыкаются крепче, вдавливая меня в него, а губы яростно сминают мои. Где-то в горле зарождается вибрация, и я не пытаюсь ее сдерживать — отпускаю стон. Протягиваю руки, не обращая внимания на оголившее спину одеяло, обнимаю крепкую шею, буквально повисаю на ней, потому что если бы не это, то сползла бы с Рэва. Чувствую на голой коже плеч горячую ласку, и наверняка завтра останутся синяки, но мысли вышибает, стоит только ощутить вкус моего принца. Выгибаюсь навстречу, отвечая на поцелуй, пуская его так глубоко, как только он захочет. И как я раньше жила без этого?
— Как я раньше жил без этого? — повторяет Рэв хрипло, с трудом отрываясь и прижимаясь своим лбом к моему.
Слизываю вкус с губ, пытаясь отдышаться перед новым раундом. В этот раз не сдерживается он — наклоняется, опрокидывая меня на кровать, и снова приникает в поцелуе, сплетая языки, наши дыхания, пальцы над моей головой. Прижимается бедрами, и с наших губ срывается синхронный стон. Хочу ощущать его еще ближе, еще плотнее, без раздражающей одежды, но не могу продраться сквозь сладкий туман и сообразить освободить руки, чтобы исследовать его тело. Могу только извиваться, стонать и дышать одним на двоих воздухом.
Освобождает губы, приникает к шее, прикусывает тонкую кожу — и по телу разряд, отозвавшийся короткой судорогой между ног. Хочу сжать бедра, но вместо этого сжимаю вклинившуюся в промежность ногу Рэва, и он не сдерживает стона, прижимается еще плотнее, надавливает, ведет бедром вверх и вниз, заставляя меня елозить по нему промокшими насквозь трусиками, сводя меня этими движениями с ума. Я уже не контролирую себя, открыто мастурбирую о его бедро, не могу остановиться, выгибаюсь, трусь, не сдерживаю стонов, стискиваю его пальцы своими до тех пор, пока темнота под зажмуренными веками не багровеет, пока тело не начинают пронизывать расходящиеся от пылающей промежности искры. Рэв стискивает мое дрожащее тело, и я в последний, почему-то особенно сладкий раз скольжу вверх по подставленному бедру.
— Вика, — хрипло и потрясенно стонет мое имя.
По спине мурашки, а тело снова живет своей жизнью, выгибается, стремясь прижаться к нему грудью. Будто без моего участия освобождает пальцы из захвата и скользит за ворот халата, добираясь, наконец, до гладкой кожи. Стаскиваю плотную ткань, освобождая больше желанного тела, и Рэв ведет плечами, скидывая мешающую тряпку, оставаясь совершенно обнаженным.
— Смотрю, ты не рассчитывал на отказ, — говорю между судорожными вдохами, совершенно не испытывая стыда за пережитый незапланированный оргазм.
— Когда шел к тебе ночью? Не до того было, — усмехается в ответ и ведет рукой по плечу, сдвигая бретель бюстика. Даже не освобождая сосок, он не сводит глаз с открывшегося запретного до этого участка немного менее смуглой кожи.
Я же не могу разорвать зрительный контакт с его, хм, «напряжением». Туго перевитый венами, он упирается розовой головкой прямо в пупок Рэва и откровенно ужасает и восхищает своим размером. Кажется, что мне не хватит пальцев, чтобы обхватить его. Хочу проверить, но вдруг мной овладевает непривычная робость, и я не могу пересилить себя и дотронуться до него. Он притягивает, волнует и возбуждает одним своим видом, но кажется настолько запретным, что невозможно решиться, чтобы просто протянуть руку и ощутить его в ладони.
Рэв тем временем оголяет одну грудь, и я вовремя перевожу взгляд, чтобы поймать жадность в его глазах и увидеть, как судорожно дергается его кадык.
— Кажется, я тут надолго, — бормочет, освобождая из плена тонкой ткани вторую грудь.
Протягивает руку и обхватывает ладонью. От мысли, что никогда прежде он не держал в руках ничего подобного, выгибаюсь, подставляясь под его прикосновения. Заводит руки за мою спину и не с первого раза, но расстегивает застежку. Если бы хоть на секунду допустила, что мой жених девственник в двадцать девять лет, надела бы лифчик с застежкой спереди. Веду плечами теперь уже я, оказываясь полностью обнаженной выше талии. Рэв наклоняется и коротко лижет вставший навстречу сосок, провоцируя судорожный вдох. Зарываюсь пальцами в короткие волосы, сдерживаясь, чтобы не прижать его лицо плотнее, потому что хочется сильнее, больше, острее. И он будто чувствует, прикусывает зубами, щекоча вершинку кончиком языка, и я стискиваю волосы, но слишком короткие прядки выскальзывают, тогда спускаюсь ладонями ниже, впиваюсь ногтями в плечи, выгибаюсь, жалея, что его бедро больше не между моих ног.
