Спустя несколько минут Король закончил речь, и кулисы дрогнули. Багровый полог взметнулся вверх, представляя жителям Шин-ана три практически ничем не отличавшиеся друг от друга семьи. Три моста между мирами, которые подготовленная анонсами толпа встретила бурными восторгами.

Рэв скользнул по ним взглядом, стараясь не задерживаться на девушке, привязанность к которой росла с каждым днем, хотя, казалось, любить ее сильнее было уже невозможно.

Помня уговор, Вика не смотрела на него, а возможно, и правда была впечатлена ревом и аплодисментами взбудораженных будущих подданных.

Рэв отвернулся, но на губах мелькнула теплая улыбка. Совсем скоро он представит ее в совсем другой роли. Но торопиться им некуда.

В сравнении с уже прошедшими годами, оставшиеся до официальной церемонии пара лет казались мелочью…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вика

Провожу руками по пышным складкам платья цвета слоновой кости, обвожу ладонями изгибы талии по жесткому корсету вверх, тормозя перед обтянутым нежно розовым кружевом лифом.

Хотелось бы мне знать, кто шил эту роскошь? Эту, мать ее, роскошь, которая годится разве что для десятилетней девочки, но никак не для девушки в день ее восемнадцатилетия! А цвет?! Ну в каком месте он сочетается с зелеными глазами и русыми волосами?! Ну хоть длина радует — платье едва доходит до щиколоток, хотя модистки уговаривали на длину в пол, но… серьезно?! Провести весь вечер, путаясь в подоле?! Заветные сантиметры свободы я отвоевала. Цвет, увы, не получилось — что-то там связанное с традициями королевской династии. Хотя даже зануда Рэв морщится при их упоминании.

При воспоминании о нем, как обычно, хочется обнять себя за плечи, зажмуриться и постоять так немного. Потому что дайте мне волю — и придушу будущего жениха! Почему? Да потому что все еще будущий! Мама в моем возрасте уже была мной беременная! Ну или, по крайней мере, активно в этом направлении двигалась, а я, по мнению Рэва, еще не готова. Вспоминаю его объяснения и снова не сдерживаю раздраженного фырканья. Не готова! Судя по всему, это не я не готова, а Рэв!

Хотя его можно понять — восемнадцать лет под пристальным наблюдением моего отца, и только последние два года в относительной свободе, потому что почти все его внимание наконец-то поглощено моим братом.

При мысли о карапузе снова хочется обнять себя и зажмуриться, но теперь от умиления.

Возвращаюсь мыслями к будущему жениху и снова стискиваю зубы. Я-то рассчитывала, что после моего шестнадцатилетние, когда папа с головой занырнул в возню с пеленками и ползунками, мы с Рэвом наверстаем упущенные годы. Ага, размечталась. Либо у Рэва уже вошло в привычку не оставаться со мной наедине дольше, чем на двадцать минут, либо он смертник и избегает меня сознательно. Но сегодня я с этим покончу. Совершенно точно покончу! Если нужно будет — размышляю благожелательно, — свяжу. С особым удовольствием поправляю тончайшие, но очень крепкие чулки, выпрямляюсь и раздраженно сдуваю выбившуюся из высокой прически прядь — никогда больше не буду надевать чулки после юбки.

Дверь распахивается, и в комнату входит мама.

— Ты была таким спокойным ребенком, — вздыхает и, как и я минуту назад, устало сдувает со лба вьющуюся — совсем не от природы, а благодаря усилиям местных стилистов — прядку и придирчиво осматривает мой наряд.

Как в отражении, вижу скептическое недоверие.

— Никита снова что-то натворил? — ухмыляюсь, не дожидаясь критической оценки худшего в моей жизни платья.

— Ничего необычного, — отмахивается мама, — ни одну няню не признает. Сдала его на руки отцу. В конце концов, завести сына — это была его идея.

— О — ответственность! — поднимаю вверх указательный палец. Мама в ответ энергично и одобрительно кивает.

И я знаю, что это она сейчас так говорит, а на самом деле с ума сходит и от папы, и от Никиты, и от меня. Видя их пример на протяжении всей жизни, самой хочется уже ощутить — каково это, когда имеешь право в любой момент прикасаться к любимому человеку, засыпать и просыпаться с ним. Как это — видеть, как любимый сходит с ума с вашими общими детьми, как возится с ними, подкидывает под восхищенный вопль и замершее сердце высоко в воздух и обязательно ловит. Такие моменты — самые яркие воспоминания. Отец до сих пор зовет меня мартышкой или юлой, потому что стоило мне его увидеть, и я превращалась в дьяволенка, готового облазить любимого папу вдоль и поперек. И я знала, что если оступлюсь, он подхватит, даже если придется немыслимо извернуться.

В носу вдруг предательски защипало. И вроде это родители должны реветь о том, что их дочь уже такая большая, но что-то где-то пошло не так, и реветь собралась я.

— Ох, малышка, — вздыхает мама и ласково меня обнимает.

— Я выше тебя, мам, — шмыгаю носом.

— Не придирайся к словам, — парирует с улыбкой.

— Мне платье не нравится, — жалуюсь, пока есть такая возможность.

— На тебе даже мешок из-под картошки будет красиво смотреться, — мама отстраняется и смотрит так ласково, что сердце щемит.

— Так себе комплимент, — ворчу с улыбкой, просто чтобы окончательно не разреветься.

— Подлецу все к лицу, — раздается голос отца от двери, и я чуть ли не с визгом бросаюсь к нему на шею. Люблю маму, но отец… Не зря говорят, что девочки к папам ближе.

— А это вообще не комплимент, — говорю, едва ли не с разбега стыкуясь губами с его щекой. И уже младшему братику на его руках: — Привет, мелкий.

— Пивет, — отвечает серьезно.

Он вообще у нас очень серьезный и обстоятельный. Пока его не пытаются сдать на руки няням. Вот уж кто настоящий дьявол! Коварный и хитрый.

— Снова ревешь? — спрашивает отец с усмешкой.

Десятки лет в обществе двух дам не прошли для него без последствий, и на слезы он реагирует с философским спокойствием. Знает уже, когда нужно по головке погладить, когда молча подать салфетку, а когда вот так — просто немного подразнить.

— Платье, — морщусь недовольно. — Оно ужасное.

— Платье как платье, — пожимает плечами, — у некоторых и такого нет. — И пока я пристыженно обдумываю его слова и свое поведение, переводит тему: — Там Рэв в коридоре мнется, тебя ждет. Ты готова?

— А почему сам не зашел?

— Вперед отца именинницы? — Я почти с радостью хмурюсь, приготовившись снова отстаивать свои права и свободу, используя на этот раз железный и такой долгожданный аргумент: мое совершеннолетие, но отец все портит: — Да шучу я, зайдет за тобой твой Рэв. Скоро. Я за мамой пришел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Почему-то иногда, когда отец зовет Рэва по имени, у меня появляется ощущение, будто мы говорим о собаке. Отмахиваюсь от нелепых подозрений. Имя как имя. И ни капли не похоже на кличку.

— Ты красавица, — говорит папа, подмигивая на прощанье. Дверь за семейством закрывается, и я остаюсь в волнительном ожидании будущего жениха. Не видела его меньше трех часов, а уже соскучилась. Как такое возможно?

Спустя пару минут после ухода родителей в дверь раздается тихий стук. Спешу открыть и застываю на пороге, в который раз пораженная обаянием своего жениха. Будущего вообще-то, но это мелочи. Вот кому точно идут королевские цвета! Слоновая кость и едва различимый глазу голубой — мужской вариант — подходит и под цвет волос, и под цвет голубых глаза.

— Привет, — улыбается, а у меня сердце подскакивает к горлу и так там и застревает, мешая сказать хоть слово.

Хорошо, что мне не обязательно говорить. Протягиваю руки и обнимаю его за талию, прижимаясь щекой к жесткому фраку. Сильные руки смыкаются в ответ чересчур ощутимо, и мне кажется, что вот сейчас он втолкнет меня в комнату, сорвет одежду и…

— Нам пора, — говорит севшим голосом и, вопреки словам, еще крепче прижимает к себе.