Вот тут я его и ошарашил, достав из широких штанин искомый неудавшимися климовскими экспроприаторами портсигар. Павел Степанович осторожно, будто тот был заминирован, взял раритет со стола и принялся внимательно разглядывать, вертя с одного боку на другой. Изучал узоры и рисунки с обеих сторон, вглядывался в надписи и клейма внутри. Потом положил его на стол, вздохнул и сказал:
-А я думал, что он по-другому выглядит. Ждал увидеть не такой длинный. Будто половина портсигара, а не весь. Я таких и не встречал, не доводилось даже видеть что-то похожее. А узоры на крышке золотые?
Да, подтвердил я, золотые. Припаяны прямо к крышке. А форма такая по той причине, что это классический именно портсигар, то есть хранилище для сигар. Поэтому такой длинный и узкий, всего на три сигары. Их ведь не курят так часто, как сигареты или папиросы, курение сигар - это процесс, почти колдовство. Для этой цели, то есть для процесса, внутри встроена миниатюрная гильотина, ею обрезают кончики сигар перед раскуриванием. А рядом место для специальных спичек, обычными прикуривать сигару считалось не комильфо. Нам ведь известны портсигары, появившиеся в конце девятнадцатого - начале двадцатого веков у русской интеллигенции тех лет, у разночинцев и небогатых дворян. Какое уж там золото, какие сигары... Они курили папиросы, которые сами же и набивали - чтобы подешевле выходило. Те плоские, почти квадратные по форме портсигары владельцы вот таких творений искусства, что лежит на столе, презирали, считая курение папирос и сигарет привилегией парвеню. Поначалу этот аксессуар изготавливали преимущественно из кожи, хотя истинные знатоки табакокурения подобного не признавали: считали, что кожа может передать свой запах табаку. Вспомните фильм "Офицеры", в котором взводному Алексею Трофимову командир эскадрона дарит свой портсигар - именно кожаный. Предмет этот в те времена был вещью шикарной и дорогой, сейчас бы сказали - статусной. Позже, уже перед войной, начали делать портсигары из алюминия, реже из латуни и подобных материалов. Были, конечно, и из более дорогих металлов изделия, но то уже редкость, не для всех и не на каждый день. Подарочные портсигары из серебра встречаются на аукционах до сих пор, их делали и у нас, и особенно много - в Германии. Ценили этот незамысловатый табачный аксессуар многие знаменитости. Самый известный из таких поклонников, Дюма-отец, любил золотые портсигары, в его случае речь как раз о двойниках этого, платинового, именно сигарного хранилища. А еще вспомните роман "Двенадцать стульев", посвященный авторами Валентину Катаеву, и подаренный ему Ильфом и Петровым золотой портсигар - за отданную этим двоим идею романа, сделавшего их знаменитыми гигантами юмора. В той истории был такой тонкий момент: портсигар, что купили Ильф и Петров для Катаева, оказался женским, то есть ощутимо меньшим по размеру, для специальных женских папирос с длинным мундштуком или сигарилл. И Катаев на них из-за этого очень обиделся. Большое распространение портсигары получили в войну, на фронте их делали "на коленке" изо всех мало-мальски подходящих материалов: обрезков самолетного алюминия, латунных снарядных гильз, целлулоида, бакелитовой фанеры. В общем, брался материал потверже, понадежнее. Оно и понятно: в бою, в танке или самолете нужно сохранить от деформации дефицитное по военному времени курево, уберечь от просыпания табак. Портсигар как раз эту функцию и выполнял. Пользовался портсигарами преимущественно командный состав или служивые, имевшие регулярный доступ к трофейным сигаретам - разведчики, например. Рядовые танкисты, артиллеристы да пехота курили махру, даже по нормам довольствия получая не табак, а именно махорку. По фильмам и литературе все знают, что в отсылаемые на фронт посылки бойцам клали кисеты - эти незамысловатые мешочки с тесьмой служили хранилищем для махорки. А папиросы стоили денег, да и откуда на передовой автолавка Военторга? Распространение портсигары в Красной армии получили только после 1943 года, то есть когда наши начали наступать и, беря трофеи и пленных, массово познакомились с оснащением противника. У немцев портсигары были в списке выдаваемых солдату личных вещей, как и наручные часы. И все произведенные на фронте портсигары-самоделки повторяют, по сути, такие же немецкие. Кстати, на аукционах за настоящие самодельные портсигары военных лет сегодня платят немалые деньги, их даже подделывать начали.
Павел Степанович, хмыкнув по обыкновению, сказал, что послушал с интересом, но все равно не понял: почему нашим врагам так нужен был именно он, вот этот портсигар? Что в нем такого особенного? Ну, платина, ну, дорогой, но ведь не настолько же, чтобы рисковать людьми и положением, не гиря из золота, которую придумал и пилил Паниковский на пару с Шурой Балагановым... Он с сомнением разглядывал раритет, вертел его, разбирая узоры на крышке, спросил:
-Может, вот эти завитушки что-то значат? Не в них, случаем, дело? И это не просто футляр для сигар, а ключ к чему-нибудь? Ведь что-то в нем есть, вот чувствую! Уж как-то Климов слишком уперся в эту безделушку, непохоже на него...
Собственно, тем вечер и завершился. Домой я, разумеется, не поехал, остался ночевать у гостеприимного хозяина. Решив заодно поутру показать ему пригнанный "Фолькс", послуживший мне добрую службу в виде контейнера для перевозки доставшегося наследства и теперь в качестве транспортного средства мне не нужный. Появление его я объяснил просто, сказав, что из Сибири, после продления собеседником мне отпуска на время утрясания климовских дел, с оказией попал в Белоруссию, посетил своих армейских друзей, по случаю приобретя с их помощью автомобиль - недорого и в приличном состоянии. Павел Степанович глянул из-под бровей, но ничего не сказал. Постелил он мне в зале на кожаном диване немалых размеров, сам могуче захрапел на своей кровати уже через пять минут. А я лежал, перебирая в памяти наш разговор, смотрел на висевший на стене и освещаемый фонарем за окном портрет миловидной женщины, покойной жены хозяина. Так под ее усмешливым взглядом и уснул.
<p>
***</p>
Утро началось с рассвета. Здравствуй, родной город после разлуки! Мы позавтракали роскошными остатками вчерашних посиделок и отправились смотреть "Фолькс", моего верного друга в путешествии за три границы. Дежуривший у кармана стоянки близнец вчерашнего обладателя спортивного костюма вскочил при нашем приближении, но Павел Степанович махнул ему рукой, и он снова уселся на ограду, продолжая бдить за стоящими в ряд автомобилями. Деньги за ночь паренек с негодованием взять отказался, настаивать я не стал. Открыли капот и багажник, я завел двигатель. Павлу Степановичу машина понравилась с первых оборотов движка, заключение он выдал через три минуты более подробного осмотра:
-Если движок в порядке и резина не лысая местами, то есть кузов не деформирован, все остальное лечится за копейки! Забираю! Будет на чем ездить твоему Фреду, да и крестник твой, Владик, добивает свою черно-белую, уж недолго ей тужить осталось. Так что товар ты взял, что надо! К банку тебя подвезу, а домой и сам доберешься. Документы давай, поеду оформлять.