— К чему клонишь?

— Архонтам не интересны люди. Только гномы и эльфы, у которых, как мы знаем…

— Ничего общего толком, — подсказал Стенн без надобности.

— Кроме одного.

Стенн нахмурился, Дей недоверчиво повел головой. Данан прищурилась, вглядываясь в лицо эльфа и не в силах его прочесть.

— Чем обеспечивается зажиточность гномьих народов? — спросил Жал.

Брови на лице Хольфстенна выстрелили вверх, как распрямившийся лук после спуска стрелы.

— Кузня — наш хлеб, амнирит — наше золото.

Жал указал в гнома пальцем: «Именно».

— А теперь для всех, — проворчал Диармайд.

Стенн взял слово:

— Амнирит — это чистая квинтэссенция магии…

— А то я не знаю, — буркнул Дей. Жал, однако, не сбивался:

— Гномы добывают амнирит в огромных количествах испокон веков и используют, зачаровывая оружие, доспехи…

— И артефакты, — сообразила Данан. — Возможно, он ищет какой-то конкретный…

— Данан, это было ясно и без пафосного мозгового штурма, который вы тут затеяли! — рявкнул Дей, поочередно тыкнув пальцем в Таламрин и Жала.

— Это было ясно, да, но теперь мы точно знаем, в чьем наследии стоит покопаться, — не отступила чародейка.

Дей всплеснул руками, вскочил на ноги и зашагал туда-сюда:

— Ты хоть представляешь, сколько стоящих артефактов помнит история гномов и эльфов!

— Стоящих — тысячи, — согласилась Данан. — Но уникальных — не так много.

— Да угомонись ты, — шикнул Стенн, наблюдая за метаниями Диармайда. Ревность определенно не шла лейтенанту на пользу.

— О, и откуда Темному архонту знать об уникальных гномьих артефактах?

Хольфстенн присвистнул, поднимаясь, подошел к Дею и, хлопнув по спине, заключил:

— Задница Митриас, мальчик, ревность и впрямь делает из тебя недоумка.

У них едва не случилась еще одна перепалка, но Дея перебили.

— Все или почти все по-настоящему выдающиеся артефакты должны были появиться до падения Ас-Хаггардской империи, — тихо сообщил Жал, и выражение его лица было таким, словно эльф, наконец, дозрел до исповеди.

— С какой стати? — спросил Борво.

Теперь за тонкую нить прозрения уцепился и Стенн, моментально утративший всякий интерес к чувствам Дея:

— Потому что после падения Ас-Хаггарда более никогда маги не были столь свободны. Ни в чем.

— Вообще-то формально были, — зажглась Эдорта. — Я читала на днях, но как-то упустила из виду. Там, в повести о второй пагубе. — Она вдруг закопалась в собственной седельной сумке, запустила руку в ворох вещей, поняла, что искать — долго. — Словом, — обернулась к остальным, — там было примерно следующее… — вдруг осеклась, поняв, что точно наврет половину или забудет. Тряхнула головой (и Борво расцвел), сказав: — Нет, подождите, найду!

Как могла скоро, она аккуратно откопала свиток с песнью о Второй Пагубе, осторожно развернула и выцепила глазами нужные строки:

— Вот, слушайте:

Не было бедствий, страшнее Второго.

Ибо, утратив Владычицу мира,

Мир горевал об погибшей свободе.

Запах тлетворный наполнил озера.

Рано раздались победные кличи,

Первый лишь первым из тьмы оказался.

Не было больше великого знанья,

И Лейфендэль исказился в расколе.

— Мне, на самом деле, — говорила Эдорта бодрым голосом, — показалось это общими фразами. Вроде как, все очевидно: второй — это архонт, Владычица мира — пророчица Митриас, с приходом её культа все маги, составлявший прошлый мир, оказались не у дел и больше не могли позволить себе… как бы сказать… такие смелые поиски, какими занимались прежде. Но если подумать, то вот это: «Не было больше великого знания» вроде как намекает, что в борьбе с первым архонтом оно все еще было.

— Разобраться бы еще, что это за знание, — протянул Хольфстенн, забирая сверток из рук мечницы и вглядываясь в буквы.

— Это проблема? — спросила Эдорта. — В смысле, вы же Смотрители Пустоты, вы наверняка должны знать…

— Так сложилось, — внезапно заговорил Борво, — что история больше помнит общие подвиги смотрителей — победу над Темным архонтом, или, реже, самих смотрителей. В Даэрдине вот больше других прославились лорд-командор Аодхаган Стальная Кость, лорд-констебль Таурторигос Камнетес, — Борво стал загибать пальцы, чтобы никого не забыть, — леди-командор Фридесвайд Пересмешница, командор Брант Свирепый и Редгар Тысячи Битв. Аодхаган, кстати, вел даэрдинские войска еще во времена третьего архонта, а Таурторигос…

— Борво? — с улыбкой позвала Данан.

Борво вдруг оторвался от своего кулака и оглянулся на остальных.

— А, да, простите. Словом, несмотря на то, что командор Аодхаган был в авангарде третьей пагубы, история пишет, что он «помог одолеть зло», а не что он одолел зло так или эдак. И, если я правильно понимаю, так со всеми героями Аэриды?

Он обвел лица товарищей вопросительным взглядом, но остальные пожали плечами или развели руками: за всех героев Аэриды здесь точно никто сказать не мог.

Дей упал на землю, с шумом втянул воздух и размашисто почесал затылок, взлохматив светлые волосы.

— Похоже, надо было меньше спать на занятиях по истории.

— Не то слово, — шепнула Данан. — Ладно, давайте навскидку прикинем. Что мы знаем из артефактов по-настоящему великого могущества? Я вспоминаю сразу Медаль крови.

— О, я помню, Редгар тоже что-то о ней говорил, — промямлил Борво.

— Медаль — миф, — наотмашь отсек Диармайд.

— Любой гном бы тебе за эти слова дал в рожу, — сказал Стенн.

— Ну ты же сдержался, — Дей не остался в долгу.

— Медаль существует, — жестко резюмировал Хольфстенн.

— Только в байках пьяных гномов в тавернах, — упорствовал Диармайд.

— Что еще? — вопросом призвала к порядку Данан. Дей и Стенн недобро переглянулись, но сочли за лучшее замолчать. Поскольку предложений не следовало, Данан выдала еще одно: — Фиал бурь.

Стенн кивнул:

— А, тоже наслышан, ага. Но он вроде тоже уже как несколько столетий потерян? — Стенн глянул на Жала, видимо, от того, что артефакт был эльфийский. Но тут Жал подсказать не мог.

— Плеть безмолвия, — вставил Дей, чтобы не отставать. — Она надежно охраняется в Талнахе.

— В Талнахе? — со скепсисом Данан подняла бровь. С известных пор это место не представлялось ей надежным. — И кто его там охраняет, маги, которых боится Гартамас?

— Справедливо, — признал Дей, прочувствовав суть укола.

— Есть разные клинки, — прикинула Эдорта. По крайней мере, с полдюжины именных мечей мог припомнить каждый пехотинец старше десятника.

— Есть, — согласился Жал, — но магов едва ли интересуют мечи.

— Почему это? — одинаково недовольно спросили Борво и Дей. Переглянулись между собой, словно удивленные, что кого-то еще, кроме него самого, могли возмутить слова эльфа.

— Каким бы могучим ни был меч, он в любом случае может поразить ограниченное количество врагов за раз. Заколдованный меч — это всегда попытка не-мага обойти врагов за счет магии. Сами чародеи подобными полумерами не размениваются. — На памяти остальных Жал впервые удостоил их столь развернутого объяснения. Дей помнил и другие выговоры от эльфа, но, естественно, никому о них не распространялся.

— По опыту знаешь о заколдованных клинках? — прищурилась Эдорта. Разумеется, Ллейд, направляя, рассказал ей о Жале все, что ему, в свою очередь, сообщил Гессим. — Неудивительно, с твоим ремеслом, но…

— Меч мечу рознь, — перебивая, уперто поддержал её Дей. Склочная тяга лейтенанта делать все назло и наперекор эльфу за минувшее утро изрядно доконала и Стенна, и Данан.

— Жал прав, — жестко настоял гном.

— Он же эльф, — шикнул Дей. — Разве ты не должен с ним спорить?

— Я должен отрезать тебе яйца, чтобы ты, наконец, угомонился, — потеряв всякое терпения рявкнул Хольфстенн. — Слушайте сюда, мы ведь все в последние дни копошились в хрониках. Кто-нибудь натыкался на записи об участии темных эльфов в пятой пагубе?