Проклятье. И впрямь губы лейтенанта не двигались.
— ЗАМОЛЧИ! ЗАКРОЙ РОТ!
Данан вопила дурниной. Раздались какие-то звуки, словно её кто-то бил о пол. Редгар до треска кожи сжал кулаки и накрепко зажмурился, так что морщины густо собрались вокруг глаз и на переносице. Остальные, кажется, забыли, как дышать — не знали, что делать, и вообще боялись сделать хоть что-то, чтобы не навлечь на себя женскую боль или ненависть. Ред вскинул голову к потолку и, кажется, впервые набрался должной храбрости.
Он встал и едва сделал шаг, как услышал визг:
— НЕ ПОДХОДИ! НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ!
Он снова вздохнул и, пересилив сомнение, все-таки приблизился.
Данан трясло, она покраснела от крика. Когда Редгар садился напротив, она начала отбиваться, стараясь прогнать. Он ловко перехватил предплечья, сел сверху на ноги, чтобы не получить еще и коленом. Данан начала вырываться так, что грозила повыдергивать собственные руки из суставов и попросту охрипнуть. Пока не подняла на уши всю таверну, Редгар за затылок прижал её к груди, подавляя крик, скрадывая одеждой.
Поняв, что вырываться бессмысленно, она затараторила — зло, заикаясь, сбиваясь то на шепот, то на хрип.
— Как тебе вообще тогда хватило ума спрашивать, не шепчет ли мне об этом Темный архонт?! — она попыталась замахнуться, и на этот раз Редгар отпустил её руку. Смолчав, получил удар по грудине. Лишь снова зажмурился на мгновение из опасения, что и по лицу может схватить тоже. — И зачем ты всегда и всем рассказываешь об этом, ублюдок! Больной ублюдок! Я ненавижу тебя! — она заколотила его, и Редгар подумал, что не зря стал вдобавок отклонять голову, когда разок отхватил кулаком и по челюсти. — Все они теперь будут смотреть на меня, как ты… как ты смотришь… как на…
Редгар молчал, легко придерживая и позволяя себя колотить. Он чувствовал, как она дрожала — плечи ходили ходуном с такой силой, словно в Данан угодила молния. Он, конечно, не был среди тех, кто причинил ей вред, и должен был бы её остановить, но отчетливо понимал, что за последнюю неделю заслужил каждый удар. Потому что врал и себе, и ей. Ложь всегда заслуживает наказания. И хорошо, если есть хоть кто-то, кто может особенно сильно наказать нас за ложь самим себе.
Данан, не насмелившись сказать сразу, добавила немного тише:
— Мне по горло хватало того, что ты смотрел на меня, как на падшую! А теперь еще и…
Редгар вытянулся в лице, опустив на женщину одновременно опустошенный и ошеломленный взгляд. Она что-то еще говорила, но он поймал её за запястья и встряхнул:
— Ты опять говоришь такое?! Как… как тебе только пришло это на ум? Забудь эту глупость, слышишь?! Если ты думаешь, что я поэ… поэтому…
Он не выдержал, положив правую ладонь ей на щеку. Данан одернулась, но Ред поймал снова, не пуская. Женщина дрожала, явно сглатывая крики, и смотрела на него не моргая. Огромными глазами цвета насыщенной летней зелени, в которых застыло необъяснимое выражение.
Наконец, прикрыла их (Редгар сам моргнул, испытав облегчение), и из-под век потекли слезы. Те самые, которые должны были пролиться еще несколько месяцев назад.
Слава Богу. Любому. Какой есть. Или его пророкам — тоже всем, какие есть. Она заплакала, и это значило, что теперь её дрожь можно хотя бы попытаться унять. И утешить.
Редгар обнял Данан молча и крепко. Остальные не подали ни звука.
— У меня и впрямь еще не было более проблемного рекрута, — шепнул Редгар, возвращаясь к остальным, когда Данан снова заснула. — И более необходимого, — признал он, сдаваясь, таким тоном, что было неясно: говорит он о необходимости ордена, отряда или личной.
— Вы оба больные психи, — жестко вставил Хольфстенн. И тут же, не давая Редгару вставить слово, пригвоздил: — Выдаете желаемое за действительное.
— Не хочу сейчас ничего об этом слышать, — предупредил Редгар, и гном повел себя на удивление сговорчиво.
— Нам всем нужен отдых. Мы с Борво спим первыми. Если что-то пойдет не так, сразу будите. Сменимся к рассвету, — оповестил Редгар и, дождавшись утвердительного кивка от каждого, снова поднялся на ноги. Удивляя соратников, командор вернулся к Данан и растянулся рядом. Он устроился позади и осторожно прикоснулся к женскому плечу. Чародейка вздрогнула сквозь сон, сбрасывая руку командора судорожным жестом. Ред не настаивал, но все равно остался рядом. Борво, не долго думая, прилег сразу за командором, на расстоянии в пол-локтя.
Дей выглянул из-за перегородки осмотреть, все ли улеглись. Он задержался взглядом на Данан всего на мгновение, а за спиной уже раздался характерный призвук глотания. Еще до того, как обернуться, он знал, что найдет позади.
— Она у тебя бездонная что ли? — устало спросил Дей, глядя, как гном с удовольствием приложился к фляжке с настойкой.
Гном нехотя оторвался, отрыгнул, вытер рот рукавом, протягивая напиток лейтенанту.
— На твое счастье, — сказал Хольфстенн с таким серьезным видом, что Дей и впрямь на минуту поверил, будто на фляжке какое-то особое заклятие артефакторов или, может, из гномской магии. Но выяснять не стал.
Ночью во время смены дозора Ред, насколько мог, дал инструктаж — держать рот на замке: душевнобольной рыцарь-чародей с заклинаниями Кошмара в рукаве — явно не то, что им нужно. Но знал, что на утро все равно будет страшно переживать, ловить придирчивым взглядом каждый жест чародейки. Наверняка она проснется разбитая и бледная, будто не отдыхала — такое уже случалось. Когда на душе не спокойно, даже самый длительный сон не придает сил.
Редгар хотел напиться. От души, запойно, чтобы завалиться лицом прямо на свой рабочий стол в командорской ставке Калагорна. Проснуться потом с дикой головной болью, от которой горели бы глаза и вся ценность мироздания внезапно бы сузилась до чана с водой. Вот тогда все наверняка стало бы ясно и понятно: вода — нектар богов, подавший её — благодетель и лучший друг. Это наверняка был бы Гворт. Он нечасто, но регулярно заставал командование в подобном состоянии — всякий раз, когда что-то требовал Первый Смотритель или, хуже, когда Алара в очередной раз хотела что-нибудь выяснить, метала каждым словом сгустки ярости или пленила честными глазами цвета предутреннего озера.
Данан совсем другая. Она не хочет ничего выяснять. Она хочет все забыть, использовав для этих целей его, Редгара. Он сказал ей недавно, что не обольститель, но ведь и она ни разу не пыталась его соблазнить. Просто открыто смотрела, словно настаивая: «Я могу и хочу быть с тобой. Ты нужен мне». Так ведут себя женщины, ненаученные быть женщинами. Те, которые никогда не были ни на одном свидании, не испытывали уважительного внимания со стороны юношей или мужчин, даже если и были при этом красивы и интересны. Неискушенные, неизбалованные, не столько гордые, сколько просто одиночки, отчего со временем пропадает всякая их искра или задоринка, и юноши холодеют к ним, но мужчины — присматриваются еще внимательнее.
Он тоже мужчина. С одной стороны, он готов был убить себя, потому что так не вовремя присмотрелся! С другой — был счастлив, потому что понял, что с Данан можно не лукавить и не темнить. Надо просто набраться смелости все решить. Уже хоть как-нибудь. И она сможет — как-нибудь, каким-нибудь неимоверным непосильным убеждением — принять его решение. Даже если его решением будет разорвать то немногое, что успело мелькнуть между ними робким силуэтом пустынного миража.
Редгар усмехнулся правоте своей давней-давней мысли: прямая, как палка, и нравом, и душой. Теперь командор был склонен считать это достоинством. Ибо все, что похоже на палку прямотой — копье, меч, стрела, протянутая рука и луч солнца — всегда надежно. Как Гворт, который, когда обвыкся в ордене, никогда не выдавал тайн и всегда был наготове помочь. Как Дей, ведь, какие бы порой ни делал и ни говорил глупости, он все равно всегда оставался безукоризненно предан Редгару. Как Тальвада, что с первой минуты видела его насквозь и не отворачивалась, давая ему шанс стать человеком. Как Данан, которая хоть и бесилась несказанно оттого, в каком напряжении и ожидании командор держал её, никогда не срывалась лично на нем и не ставила под сомнение его авторитет.
