- Но еще я хочу, чтобы ты вернулся домой и привез сюда своих сыновей.

Сандро ничего не ответил. Просьба Гаспаро обрывала его полет на самой вершине.

- Я понимаю, что это для тебя очень большая жертва, - продолжал отец, - но поверь, - уже недолго осталось…

И так как Сандро продолжал тянуть паузу, отец спросил:

- Так что ты на это скажешь?

Сандро отвернулся к окну. Сейчас он был в полном расцвете своих творческих сил и не мог не отдавать себе отчета в том, что через несколько лет будет уже слишком стар для театральных подмостков.

- Скажу, что Моретто умрет от счастья, - ответил он.

Через два месяца они с Ниной вернулись в тот самый палаццо, где начиналась их любовь. Там же через год родился их третий сын, Алессандро. А еще два года спустя в жизни семейства Лоренцини произошло сразу два трагических события. Умер дон Гаспаро и овдовела Мара: Энрико Розетти погиб в кораблекрушении у берегов Британии.

Ни один отец не желает ребенку повторения своей нелегкой доли, но что поделать, если уж такое случилось. Сандро был рядом с дочерью в это тяжелое для нее время.

Мара будто бы снова стала маленькой девочкой, беспомощной, нуждающейся в отцовской заботе.

- Сандро, пожалуйста, давай уедем в Вену, - просила она срывающимся от слез голосом.

В Вену, в город детства, где не было тревог, где не было Энрико и напоминания об этой утрате, но зато была Амалия. Мара рыдала на груди у отца, не желая осознавать того, что больше он не принадлежит ей одной, забыв, о том, что и сама она теперь мать. У них с Энрико было две дочери.

- Поедем, Сандро, - сказала Нина.

Они забрали сыновей, Мару, внучек и уехали в Вену. Полгода Мара лечилась Дунаем, родным городом, гуляла в одиночестве по улицам, разглядывала храмы и дворцы, будто видела их впервые, без всякой цели заходила в кондитерские и кофейни или же дни напролет просиживала в лавке Амалии, давно уже ставшей фрау Мейер, рассказывая ей о том, каким замечательным был ее Энрико. Сандро с Ниной молча смотрели, как она переживает свое горе, и больше ничем не могли ей помочь.

Молодой богатой вдовой сразу же заинтересовались венские холостяки. Опережая друг друга, невзирая на ее душевную боль, они пытались познакомиться с ней. Настойчивые просьбы представить их синьоре Розетти следовали одна за другой. Сандро приходилось почти ежедневно оборонять дочь от этих охотников за приданым. Но был еще один человек, которому судьба синьоры Розетти была не безразлична. Алексей Линчевский в каждом своем письме спрашивал о ее здоровье, а писем таких за полгода Сандро получил от него не менее полусотни.

А потом Мара пришла в себя.

- Прости, - сказала она отцу, - я хочу вернуться домой. Лидия ведь тоже осталась одна!

Сандро не мог больше ее сопровождать. У него снова был контракт в Опере, причем настолько интересный и выгодный, что терять его было бы совершенно неразумно. Он видел, что Мару и девочек уже можно отпускать, но все равно написал Алеше письмо с просьбой опекать их. Этот мальчишка его никогда не разочаровывал. В отношении Алексея к Маре не было и тени корысти, - большей власти над состоянием Лоренцини, чем была у него, он все равно не смог бы получить. Если любовь его по-настоящему сильна, он сможет добиться взаимности!

С тех пор прошло больше трех лет. И снова все было: радость успеха и нелегкое решение покинуть театр, постоянные хлопоты и новый взрыв чувств, увенчавшийся неожиданным, непостижимым счастьем, - рождением Натали. Долгих пять лет они с Ниной полагали, что маленький Сандро будет их последним ребенком, а потом случилось это чудо. Тревога за Нину не отпускала Алессандро все время, пока они ждали это дитя. Тем замечательней оказался результат. Девочка родилась здоровой, а Нина после родов снова расцвела. Здесь, в Вене, никто и не предполагает, что синьоре Лоренцини сорок шесть лет!

И только беспокойство о Маре было беспрестанным. Но вчера, наконец, от нее пришло письмо. Не такое, как обычно, ибо говорилось в нем не о ее дочерях, не о братьях, Стефано и Паоло, и даже не о Лидии, а - впервые за три года! - о самой Маре. Начиналось оно весьма необычно - с обращения “Отец!”

“Ну вот, дождался, - подумал Сандро. – Интересно, что бы это значило?” Разглядеть написанное ему было тяжело, - с некоторых пор глаза стали подводить его. Он взял с рояля лупу, при помощи которой в последнее время читал ноты, но потом отложил ее, нашел в бюро очки и нацепил их на нос. Ах, как ему не хотелось их надевать! Но слишком уж важным было послание старшей дочери.

Мара писала, что Алексей сделал ей предложение, и она согласилась стать его женой, и если отец позволит, она хотела бы на день рождения брата приехать вместе со своим женихом.

- Так ваше решение действительно окончательное? – снова спросила Эрнестина. До этого она говорила о том, как сожалеет, что последний сезон в Опере прошел без Сандро.

- Да, синьора. На этот раз - окончательное.

- Но почему? Ведь с вашим голосом ничего не случилось!

- Не случилось, - улыбнулся он, - но меня больше не привлекают роли пастушков и Амуров.

- Но почему, Сандро?! – искренне изумилась баронесса, - вы ведь еще так молоды!

На что он рассмеялся:

- Только не в глазах партнерш, которые немногим старше моих внучек!

- Чем же вы будете теперь заниматься? – У Эрнестины, видимо, в голове не укладывалось, как Сандро Лоренцини может сидеть без дела. И она была права. Выходя из дома, он оставил на столе приглашение в Лондон, на которое нужно было ответить не позднее августа, а его импресарио мечтал о большом турне по городам Европы.

- Музыка никуда не исчезла, - ответил Сандро, - приезжайте в воскресенье в собор Святого Стефана. Там замечательная акустика.

Тут баронесса спохватилась:

- Идемте же Алессандро, я представлю вас своему гостю. Барон – соотечественник вашей супруги.

Милорадов поморщился и, опираясь на трость, вышел из-за стола. Ну что ж! Такова жизнь! По крайней мере, он знает, что его ждет, и готов к этой встрече. Лоренцини же понятия не имеет, с кем ему придется сейчас столкнуться!

Сергей Андреевич собирался воспользоваться своим преимуществом, но он никак не ожидал, что итальянец его не узнает. Лицо артиста не дрогнуло даже тогда, когда Эрнестина назвала полное имя барона Милорадова. Он почтительно поклонился, так, как это сделал бы любой на его месте - и все.

Не узнает? Не помнит? Или так хорошо умеет притворяться?

Однако сразу же этого выяснить не удалось. Случилось нечто странное. Лоренцини вдруг резко выпрямился и застыл. А затем выскочил из беседки и бросился к ажурной ограде.

Сергей Андреевич всегда знал, что этот человек немного не в себе, но, чтобы до такой степени… хотя, говорят, с возрастом, черты характера обостряются! Он посмотрел на Эрнестину фон Хольдринг, удивленно пожал плечами и тоже вышел из беседки.

Баронесса последовала за ними.

Загадочное поведение Алессандро тут же нашло свое объяснение: стоя у ограды, он окликнул уличного продавца газет и уже протягивал ему деньги сквозь чугунное кружево решетки. Получив газету, он встряхнул ее, разворачивая.

Крупный заголовок на первой странице сразу бросался в глаза: “Великая армия Наполеона перешла Неман!”

Сандро не стал читать газету. Он протянул ее Милорадову. Тот торопливо выхватил листок из рук своего врага и впился глазами в зловещие буквы. Вот оно! Свершилось! Предчувствие не подвело его! Война! Эта страшная новость затмила собой все: ненависть к Лоренцини, болезненные воспоминания о Нине, неприязнь к баронессе, которая так участливо интересовалась делами их семьи. Французская армия в России! Тогда что же сам он, барон Милорадов, делает здесь, за тридевять земель от своей несчастной родины? Он должен быть там, со своим народом! Он нужен своему Отечеству!

- Мне нужно ехать, госпожа баронесса, - сказал он осипшим от внезапного волнения голосом. – Я должен немедленно возвратиться в Петербург!