- Что, просто так отмахнулись?! – возмутился Джанни. – Для чего же тогда они здесь?

Энрико пожал плечами.

- Но мы должны что-то сделать, - продолжал помощник. – В руках у этого пирата сын дона Гаспаро. Старик никогда нам не простит, если мы ничего не предпримем!

- И что ты предлагаешь? Ввязаться в бой?

- Силы у нас практически равны, у нас тридцать пушек и у них не больше. Но мы в более выгодном положении. Можно попробовать загородить ему выход. Он, скорее всего, попытается выйти в Мраморное море.

- Почему ты так думаешь?

- А что ему делать в Черном? Его же здесь запрут, как таракана в бутылке! Куда он будет сбывать награбленное? Ему это не выгодно!

- Если только он не турок!

- Ты полагаешь?..

- Я не знаю! Но турки ненавидят Россию и могут мстить.

- Что же делать?

- Ничего! У нас на борту ценнейший груз. Нельзя подвергать опасности синьорину. Мы можем ее спасти, и мы сделаем это!

Джанни решил, что разговор окончен и собрался уходить, но Энрико задержал его:

- Постой, Джанни, скажи мне еще вот что. Там синьор Алессандро и синьора. Неужели ты стал бы стрелять по ним?

Джанни не стал бы, но его разозлило, что Энрико об этом спросил.

Энрико вошел в каюту, которую им с Джанни теперь приходилось делить, и опустился на колени перед распятием. Кто бы ни были эти пираты, Бог не может быть на их стороне!

Почему капитан Тихонов не оказался в трюме вместе со своей командой, Нина и Алессандро поняли сразу, как только их втолкнули в капитанскую каюту. Илья Тимофеевич умирал. Он не был ранен. С ним, как, некогда, с графом Михаилом Матвеевичем, случился удар. Когда это произошло, до бунта, или после, сказать было трудно. Возможно, корсиканцам только потому и удалось захватить корабль, что команда была дезорганизована болезнью капитана, а помощник отсутствовал.

Если бы не ценные заложники, капитан был бы обречен умереть в одиночестве. Он неподвижно лежал на кровати, кожа его отливала мертвенной бледностью, щеки впали, нос заострился. Полуприкрытые веками глаза бессмысленно взирали на мир. Только хриплое дыхание, периодически вырывавшееся из груди, свидетельствовало о том, что он еще жив.

- Мы не можем ему ничем помочь… - прошептала Нина, испуганно прижимаясь к мужу.

Это было первое, что Сандро услышал от нее с того момента, как они покинули шлюпку. Ни слез, ни обморока, ни упреков из-за того, что он притащил ее сюда, прямо в лапы к пиратам, в то время как была отличная возможность переночевать на “Альбатросе”.

Благодарю тебя, Боже, что хоть Мару хватило ума оставить там!

Нина присела на постель, рядом с Ильей Тимофеевичем, и взяла в ладони его холодеющую руку. Тихие слова молитвы зазвучали в сгущающихся сумерках.

Господи, откуда у слабой женщины столько душевных сил?! Сандро чувствовал, что сам он близок к истерике. Слишком много противоречивых переживаний за один день! Впечатлительность была самой слабой стороной его натуры. Всегда он был таким, и с годами не изменился, просто научился скрывать свои эмоции. Порой чем спокойнее он казался внешне, тем более жаркий вулкан бушевал в его душе.

Псалом, который читала Нина, предназначался умирающему капитану. Сандро внимательно вслушивался, но ничего не мог понять. Однако и на него Божье Слово подействовало: волнение в сердце улеглось, уступив место спокойным размышлениям. Он высек огонь и зажег оплывший огарок свечи, случайно сохранившийся в канделябре от предыдущей ночи.

Без сомнения, корсиканцы провели Милорадова. Никакие они не шелководы, иначе не имели бы при себе столько оружия. Дино не глуп, если смог спланировать и осуществить захват корабля. Скорее всего, он и большая часть его банды – профессиональные моряки. Но он жаден и не слишком образован, иначе его не удалось бы так легко обмануть.

Нина замолчала, потом всхлипнула. Илья Тимофеевич больше не дышал. Он отошел тихо и незаметно. Сандро перекрестился, закрыл усопшему глаза и накрыл тело простыней. Стучать в дверь, призывать бандитов и сообщать им о смерти капитана бесполезно. И, раз уж на то пошло, общество покойника куда безопаснее, чем компания пиратов!

В жизни капитан Тихонов был непривередлив. У него не имелось даже ширмы, за которой обычно умываются. Да и зачем она там, где не бывает женщин?

Сандро отвел Нину в противоположный угол каюты, по другую сторону стола.

- Они убьют нас, Сандро?

- Не думаю. Во всяком случае, не сразу. Сначала попытаются продать. Может быть, здесь, в Стамбуле. Или потребуют выкуп с Гаспаро.

Нина дрожит. Она, должно быть, испытывает безумный страх. Или мерзнет. Сандро снял камзол и одел на нее. Может согреется? Рукава были ей длинны, и он их аккуратно подвернул.

- Мне тоже страшно, - сказал он.

От удивления она перестала дрожать. Мужчина, открыто сознающийся в том, что чего-то боится, разве такое бывает?

- Что тебя удивляет? Страха не испытывают только недоумки, а не признаются в нем только лицемеры. Ты с кем предпочитаешь иметь дело?

- С тобой.

- Тогда давай порадуемся, что нас не разлучили.

Да, он прав. Вместе вовсе не так страшно, как в одиночку. Но глаза все равно полны слез.

Мягкий персидский ковер, устилавший пол, не гармонировал со спартанской обстановкой капитанской каюты. Очевидно, его захватили как трофей во время войны с турками. И это замечательно, потому что больше здесь сидеть было не на чем. Единственный стул, сломанный, валялся у порога. Все понятно. Команда без боя сдаваться не желала. Матросы защищали своего капитана.

Сандро сел на пол, опираясь спиной о дубовую перегородку каюты, и жестом пригласил Нину следовать его примеру. Она послушно прилегла рядом и опустила голову ему на грудь. Он обнял ее, утешая. Плачет. Боится.

Сейчас, улегшись на ковре, они оказались чуть ли не под столом, настолько мала была капитанская каюта. Пламя свечи дрогнуло и погасло. Вот такая брачная ночь. Как в кошмарном сне!

Как только генуэзец убрался восвояси, Маликов возвратился в кают-компанию. Гость терпеливо ожидал его, сидя за шахматной доской.

- Шах тебе, Петя, - напомнил он.

Хитрая бестия Милорадов. Небось, продумал уже все возможные варианты окончания игры. Вот только не до шахматной партии было сейчас Маликову. Беспокойная мысль засела в голове: уж слишком на бриге тихо. То, что генуэзца послали к чертовой матери, ничего не означает, здесь сработала старая военная привычка держать свои намерения в тайне. А теперь надо все перепроверить и твердо убедиться, что никаких пиратов нет.

Капитан приоткрыл дверь каюты:

- Ван Дорнинка ко мне!

Через минуту вахтенный офицер был в кают-компании.

- Сигнал на “Борисфен”: немедленно явиться к старшему на рейде! - приказал Маликов. – И наблюдать! Как только спустят шлюпку, доложить!

Молодой лейтенант ринулся выполнять приказ.

- Плохие новости, господин консул! – обращаясь к своему другу, Маликов перешел на официальный тон. – Возможно, бриг действительно захвачен!

Он мог бы этого и не говорить. Сергей и так понял, что генуэзец не лгал.

Петр Лаврентьевич сел за стол и постучал пальцами по столешнице. Больше всего ему сейчас хотелось увидеть перед собой физиономию фон Моллера и услышать доклад о том, что на “Борисфене” все в порядке.

Время тянется невероятно медленно. Милорадов притих, теперь и ему не до шахмат. Спят они все на “Борисфене”, что ли? Или фон Моллера не могут разбудить? А капитан где? Может, на берег сошел? Чем больше проходит времени, тем сильнее беспокойство. Провокация? Но чья? Турки? Какой им резон?

Наконец появляется ван Дорнинк. Новости неутешительные.

- Сигналы горят. На “Борисфене” никакой реакции.

Это они, пираты, нечисть поганая! И на что покусились! На доблестный русский корабль! У Маликова зачесались руки.

- Команду поднять! Только тихо! Помощника ко мне! Будем подбираться ближе!