Утром Сандро разбудил звук, который он уже и не надеялся услышать: слабый писк дочери. Мара лежала в колыбели. Вчерашняя нищенка, прямо в платье, спала на кровати рядом с Сандро. Он тоже был одет. От девушки исходил неприятный запах давно не мытого тела и кислого молока. Как только Сандро оторвал голову от подушки, она тоже открыла глаза:

- Ну, вы и горазды спать, господин! Вчера, как свалились, так до утра и не шевельнулись. Даже этот крикун вас не разбудил. – Она кивнула на своего ребенка, по-прежнему лежавшего на столе. Потом встала и подошла к Маре. – Я кормила ее всю ночь. О, посмотрите! Она намочила пеленку!

Подвернув под ребенка сухой кончик пеленки, она потянулась к своему мешку и вытащила из него сдобную булку, круг колбасы и горшочек с медом:

- Давайте завтракать, господин!

- Меня зовут Алессандро.

- Вот и ладненько, господин Александро, – она тут же, не стесняясь, переделала его имя на свой лад. - Я – Мали. А вот он – Оскар.

Амалии было тринадцать лет, а Оскару два месяца. Родом она была с какой-то нищей фермы недалеко от Мюнхена. Родители выгнали ее из дома, когда она забеременела от мельника из соседнего села. Мельник, естественно, ее и знать не пожелал. С тех пор она бродяжничала, занимаясь попрошайничеством. В Вену Мали пришла пешком.

- Чудно вы говорите, господин, - заметила она с набитым ртом. – Вроде как по-нашему, а не так.

- Я не здешний, - пояснил ей Сандро, - а приехал из Италии.

С таким же успехом можно было сказать ей, что он упал с неба. О существовании других стран, кроме Австрии и Баварии Амалия не подозревала.

Для своего возраста Мали была совсем не глупа, но она не имела ни малейшего представления о чистоте, порядке и нормальной жизни. Всю свою жизнь она провела среди скота, довольствуясь компанией таких же, как сама, ободранных братьев и сестер.

В убогом жилище Алессандро ее восхищало все, от простыней на кровати, до куска мыла на умывальнике.

После неожиданно роскошного завтрака Сандро наполнил водой большой бак, а когда вода подогрелась, перелил ее в корыто и сказал Амалии:

- Раздевайся!

- Нет, нет, мы так не договаривались, - неожиданно взбунтовалась девчонка. – Вы говорили только, что я буду кормить ребенка. Я думала, вы честный господин!

- Раздевайся, будешь мыться! – рассердился он. – Посмотри на себя! Ты же на женщину не похожа! От тебя несет, как от овцы!

Мали удивленно понюхала свою руку. Она и не предполагала, что с ней что-то не так. Но теперь уже безропотно стала стягивать платье. Белья на ней не было.

Сандро не только не вышел, он даже не отвернулся. Если ее сейчас не научить мыться, жить под одной крышей с ней будет невозможно! Решительным движением он окунул девушку в воду и стал яростно намыливать ее спутанные бурые волосы.

- Думаешь, ты мне нужна? - говорил он при этом. - Я вчера похоронил жену! Красавицу! Певицу!

Смыв грязную пену водой, он не поверил собственным глазам. Волосы Амалии были светло-золотистого цвета. Рассмеявшись, он удвоил усилия, и лишь когда Мали приобрела свою естественную окраску, а вода вокруг нее - грязно-бурый цвет, удовлетворился результатом.

- Будешь делать это каждую субботу, - сказал суровый господин, позволив девчонке выйти из ванны. Теперь ее, завернутую в чистую простыню, и на кровать можно было посадить. К сожалению, мыться чаще, чем раз в неделю, он не мог позволить ни себе, ни Амалии. А многим жителям Вены и это было недоступно. Слишком уж много дров уходило на подобную роскошь, а дрова составляли самую значительную часть расходов населения больших городов.

- Но руки, ноги, лицо и грудь нужно мыть каждый день.

Амалия послушно кивнула, хоть и не поняла, зачем это делать так часто. Сейчас, после ванны, ее охватили какие-то новые, незнакомые ощущения и она никак не могла в них разобраться. Нравится ей быть вымытой или нет? Она не знала этого, но перечить хозяину ей не хотелось.

- И это тоже не забывай! – Сандро достал из шкатулки ножницы и принялся обрезать ее поломанные ногти, грязь из-под которых не удалось извлечь даже в ванне. Научив Амалию чистить ногти, он вручил ей гребень и зеркальце своей жены:

- Причешись, а потом посмотри на себя. Ты, наверное, себя такой и не видела.

Но оказалось, Мали не видела не только себя. Она никогда в жизни не видела зеркала! Она решила, что это и есть те самые драгоценности, о которых ей говорил мельник, когда зазывал к себе.

- О! Я знала, что вы благородный господин! – воскликнула девчонка. - Может быть, принц или даже сам барон!

Барон, в представлении Мали, был самым могущественным человеком на земле. От него приезжали люди взимать с ее отца арендную плату.

Сандро хмыкнул себе под нос.

Расчесав волосы, Амалия потянулась к своим лохмотьям, чтобы одеться, но он торопливо сгреб ее платье и чепец.

- Нет, - сказал Сандро. – Это одевать нельзя. Лучше всего сжечь эти тряпки.

- Но в чем же я буду ходить? У меня больше ничего нет!

- Я тебе дам. – Подойдя к шкафу, он распахнул дверцы. Здесь хранилась одежда Анны, ее платья и сценические костюмы. Вещи Сандро лежали в чулане.

- Вот. Эти два будешь носить каждый день. – Одно платье было из шерсти, другое из хлопка. – А это одевают по воскресеньям, когда идут в церковь. – Синий шелк и белый кружевной воротник должны быть Мали к лицу. – А это приличные женщины носят под платьем. – Сандро извлек из шкафа ворох батистовых рубашек, нижних юбок и атласный лифчик со шнуровкой до талии. – Лифчик можешь не носить, - вдруг решил он, - чтобы молоко не пропало. Но тогда подкладывай под рубашку кусок ткани, так твое платье не будет намокать.

Точно так же он вручил ей ночную сорочку, чулки с подвязками и туфли, которые пришлось набить ветошью, чтобы она их не потеряла.

Мали во все глаза смотрела на внезапно свалившееся на нее богатство, а Сандро заметил в глубине шкафа две большие коробки с ярлыками известной модистки. Распечатав обе картонки, он понял, куда подевались те деньги, что он привез с собой из Генуи, а потом отдал Анне на хозяйство. Три роскошных бархатных платья и французская шляпка стоили целое состояние.

- Нет, Мали, я не барон, - тихо сказал он. – Но моя жена, похоже, считала себя принцессой.

“И ни капельки меня не уважала!”

Закрыв коробки, Сандро взял ведро и снова отправился за водой. Оскар нуждался в той же процедуре, что и его мать.

Денег, вырученных за платья и шляпку, хватило на оплату квартиры и еще немного осталось на еду. А вот работы не было. За время болезни Анны Сандро растерял всех своих учеников. В соборе Святого Стефана, где он предложил свои услуги, ему ответили, что хор укомплектован, но посоветовали попытать счастья в церкви Святой Терезы, на окраине города, там будто бы требовался органист.

Церковь Святой Терезы была старая, сырая, построенная лет пятьсот назад в классическом романском стиле. Портал и значительную часть фасада украшали барельефы на библейские сюжеты. Большая фигура Христа возвышалась над всеми остальными скульптурными группами, привлекая взгляд, поражая своим величием. Сандро засмотрелся на скульптуры и перестал замечать грязные потеки и пятна плесени на стенах. Внутри церкви рельефным орнаментом были украшены только капители наполовину углубленных в стены колонн. Здесь имелся всего один неф. И хоров тоже было не два, как полагалось, справа и слева от органа, а только один. Здесь всегда, даже в яркий летний полдень, было темно. Чтобы читать ноты, приходилось пользоваться свечами. Орган, был в ужасном состоянии, ветхий, прогнивший, изъеденный мышами. Певчих в этой церкви не было, а прихожан на богослужение собиралось от силы человек десять. Плата органисту полагалась смехотворная. Но Сандро здесь не отказали.

Этого заработка с трудом хватало на хлеб. Чувство голода стало для Сандро привычным. Очень часто большую часть своей еды он отдавал Амалии. Она ела за троих, хоть и оставалась чрезвычайно худой. Наградой Сандро были округлившиеся щечки дочери и ее звонкий крик. Теперь они с Оскаром вопили в два голоса. В тот период Сандро больше всего боялся, что однажды Мали надоест такая полуголодная жизнь, и она сбежит. Ведь, побираясь, она питалась куда лучше, чем в его доме. Однако худшие опасения не оправдались