— Решили, — хлопнул Андрей и обозначил движение в сторону бачка с недочищенной картошкой. Народ загомонил и начал отворачиваться, Серега вытащил телефон.
— Хто это тут решил, шо у нас демократия? Андрюха, ты? Покомандовать захотелось? — вкрадчиво поинтересовался Вася.
Все замерли. Таким тоном ротный говорил только в одном случае, и лучше было послушать. Лис усмехнулся. Андрей, бывший старшиной при предыдущем ротном и привыкший рулить по-своему, опустил голову. Под столом мяукнул котенок.
— ГБР надо, кроме секрета, — сказал ротный.
— Шо? — проворчал Серега.
— Гэ-Бэ-Эр. Группа быстрого реагирования.
— Задлянахєра?
— Чуйка в мене. Херова.
В секрет я не пошел, и не буду врать — я этому ни капли не опечалился. Хорошо, что командир даже и не спрашивал меня, хочу я идти или нет, — это армия, братан, в армии спрашивают «Идешь?» не для того, чтобы принять решение, а для того, чтобы проверить, забоялся ты или нет.
Отказываться было не принято ни в нашей второй роте, ни вообще в Збройних Силах. Отказываться — это «западло».
Все разбрелись по опорнику, и хорошей новостью этого прохладного дня посреди ельника было то, что Толик тоже не должен был идти в секрет. Толик должен был отправиться старшим смены на «Кондор», нашу северную позицию, граничащую с позициями третьей роты. Секрет нами выставлялся на юге.
Мыша пробежала по столу и юркнула в какую-то щель. Свежераспечатанная на волонтерском принтере «форма-тридцать-восемь» готовилась отправиться в буржуйку по причине ее несоответствия керівним документам. Очередного несоответствия очередным документам. Бля. Они объявили мобилизацию, а теперь мы играемся в эти бумажки, вместо того чтобы…
Вместо того чтобы — что? С ухватистым гиканьем штурмовать Новоласпу?
Фу, дурные мысли в голову лезут. А в армии оно как — если лезут дурные мысли, то треба заняться делом. И уж точно не составлением документации.
Я плюхнулся на нару и поерзал на сером одеяле. Вот странные мыши создания — пенопласт жрут, а одеяло — нет. Загадка пищеварения. Стащил с гвоздя плитоноску, потом бронешапку, взвалил на многострадальное одеяло и уставился на сумку.
На английском черном бауле, изрядно испачканном плодородной донбасской землей, завела привычку спать мелкая рыжая лохматая собака по кличке «Собака». Днем она дрыхла, нещадно храпя, вечером уматывала в посадку, а эстафету по храпу принимал Лис. Храп сопровождал меня круглые сутки, и со временем я перестал обращать на него внимание, мало того, иногда, когда Саня замолкал, я просыпался и валялся, втыкая в потолок и борясь с желанием выйти и покурить. Обычно желание побеждало.
Собака по кличке «Собака» зевнула, всхрапнула и поежилась. Сгонять ее было жалко, и я аккуратно просунул руку, нащупав грязными пальцами мою прелесть, мое сокровище и мою ценность — присланный волонтером из Львова ночник.
Ночник был с головным креплением, стоил немеряно денег, был аккуратно уложен в картонную коробку, и я хотел подогнать его, увидеть, как оно будет с каской работать, и вообще — ну хоть как-то подготовиться. Командир, в неизвестной мудрости своей, назначил меня любимой женой, то есть, в «гэ-бэ-эр». Еще в этой группе быстрого реагирования был Лундгрен, ну и сам ротный, болтающийся где-то снаружи.
Так, под каску оно не лезет, на каску не цепляется. Может, отак сдвинуть крепление… Мля, пластмасски херовы, хто это так придумал?…
Синее одеяло на входе взметнулось, подняв маленький вихрь вездесущей пыли, и в блиндаж вошел Николаич, непонятно чему улыбаясь и накручивая антенку от «моторолы» в бублик. Да, связисты сейчас начали бы стрелять за такое, причем — на поражение, но связистов здесь не было, а были «Собака» и я, надеющийся, что на меня не обратят внимание.
— Ооооо, які люди! — почему-то обрадовался Николаич и двинул ко мне, зацепившись за криво висящий ящик. — Ну шо, готов?
— Готов, — буркнул я, пытаясь совладать с дебильным креплением темповской каски. — Усегда готов.
— Ух ты, яка цяця! — ротный бесцеремонно выдрал у меня из рук ночник фирмы «Пульсар» и стал вертеть его в руках. — Нульц! Не ношеный! Без пробега по АТО! А можно, когда тебя убьют, я его себе заберу?
— Когда меня убьют, тебе придется звонить моей жене и объяснять, як ти, такой ох@єнний командір, меня не уберег. И поверь, тогда тебе уже на ночник будет глубокий піх@й.
— Мдаааа… — посмурнел Николаич. — Фигня…
Выжить мне очень хотелось, хотя и странно было об этом думать посреди здоровенного блиндажа в тихий октябрьский день. Когда вообще ничего не говорит о войне. А иногда мне казалось, что вероятность объяснения с женой — это одна из причин выживания большей части войск «лінії бойового зіткнення». Я дернул за ремень и поймал свалившийся АКС. На АКСе стоял коллиматор Burris, который мне перед выездом на войну дал доброволец-десантник из 79-ки. Мне стало интересно, как видно точку коллиматора в ночник?
Через несколько часов я проверю и ночник, и коллиматор. Из-за первого я упаду, и меня не скосит очередью из «покемона». А из-за второго я успею прицелиться и выстрелить первым.
Пять с половиной часов назад
Пришла «солдатской почтой» инфа, что разведосы таки уехали куда-то с комбатом. Волевым решением ротного в секрет пошли Саша, «человек-со-снайперкой», и почему-то Хьюстон, хотя представить себе человека, более неподходящего для замаскированного наблюдения, чем большой, шумный, толстый Хьюстон, было трудно. Как я понял, основным отличием их от всех остальных было то, что они по графику в это время не выходили в наряд. Что сложного в секрете? Залег, замаскировался и наблюдай. Видишь цикавое — выходи по рации или звони. Командир сидел и рожал что-то вроде БРки, я сидел и рожал «форму-одиннадцать» на ЗиЛ с кунгом, собака «Собака» спала и храпела, старшина героически стирал носки.
Носки были белые. Чи пунктик у Лиса был такой, бо он с 14-го в армии, чи хто его знает, но он носил белые носки, и при этом стирал их так, чтобы максимально вернуть цвет. Поэтому стирал он героически, да, руками в тазике, придирчиво проверяя цвет воды и периодически досыпая дешевый и хреновый порошок. Сигарета торчала вбок, дым ел глаза, и Саня щурился, кряхтел, мотал головой, но не бросал ни носки, ни сигареты, ни армию.
Николаич сломал грифель карандаша, поднял голову от листика, на котором он воинственно расположил наши полки и батальоны в атакующий порядок, посмотрел на потолок, на меня, на Лиса, зачем-то опять на меня и вздохнул. Я напрягся.
— В ГБРе буду я, ты и Лундгрен, — изрек он то, что говорил уже раз пять, взял тупой карандаш и стал вертеть его в пожелтевших от сигарет пальцах.
— У меня вообще-то день рождения, — буркнул я и уставился на пыльный экран. На экране было написано «Комплектність ЗіП — 50 %», и убей меня — я никогда не мог понять, как можно в процентах посчитать комплектность запчастей и инструментов на «стотридцатьпервый» ЗиЛ.
— От будет тупо, если… — сказал ротный и резко замолчал. Вовремя, плохая примета, ну да.
— Ага. Тупо.
— Старшина… Старшина… — позвал Николаич, суровым командирским усилием разломал карандаш, зашипел и кинул половинку в спину Лису. Попал. Лис и ухом не моргнул, продолжая надраивать свои гетры.
— Лииииис! — заорал ротный и швырнул второй кусок карандаша. Деревянный цилиндрик отскочил от плеча и упал в тазик. Старшина молча сунул руку в мыльную воду, выловил сначала носок, потом комок порошка, потом карандаш, аккуратно отряхнул его и положил на кривую полку.
— Старшина меня забанил, — печально сказал командир и потянулся за моими синими «LD». — Усьо, капець підрозділу.
— Ничо я не забанил, — буркнул старшина. — Нехер карандашами кидаться и орать на ухо. Шо случилось?
— Ты за главного остаешься, — сказал ротный и замолк.
— Не понял… — старшина обернулся, вытянув перед собой руки. С пальцев срывались мутные капли, тяжело падали на земляной пол, и мне показалось, что это какая-то идиотская сцена из не менее идиотского фильма ужасов, и с ладоней должна стекать чуть ли не кровь.
