Гризли выстрелил ещё трижды, почти в упор, целясь в головы. Уроды затихли. Потом он добил раненого. Затем физик несколько минут приходил в себя, слушал тишину, прислонившись к ледяной стене. Рубашку и свитер можно было выжимать. Его снова вырвало, но пустой желудок выплёскивал из себя только сгустки желчи. Бетонные стены высасывали из тела остатки тепла.

Из прострации его вывел слабый, еле слышный отсюда, плач Стаса. Как ни странно, услышав мальчика, Гризли почти сразу пришёл в себя. Фонарь упал, но светил исправно. Физик добавил патронов в обойму и зашагал по ступенькам. Патронов оставалось мало. Он вынужден был признать, что не ожидал нападения в цитадели правопорядка. Двумя пролётами выше кто-то коротко заворчал.

— Сразу в голову, только в голову, — твердил он, как заклинание, гадая, сколько же ещё живых кошмаров бродит по зданию.

Если в ближайшее время он не найдёт Железного друга, возвращение на свежий воздух станет серьёзной проблемой.

На следующем этаже выяснилось, что это ещё не самый низ. Лестницу перегораживала очередная решётка, дальше царил непроницаемый мрак. Гризли осветил фонариком пылевые отложения на ступеньках и решил оставить решётку на потом. Он свернул в подвальный коридор и тут же уткнулся в следы очередного побоища. На следующем зарешеченном посту ему повезло — ключ торчал в замке. Видимо, дежурный офицер покинул место службы в бешеном темпе. За решёткой, через каждые десять метров, багровыми зрачками полыхали дежурные лампы, гораздо меньше воняло, а воздух едва достигал нулевой отметки. Здесь так же, как наверху, имелось два ряда дверей, но не деревянных, а исключительно стальных. Гризли на цыпочках подошёл к ближайшей двери и обнаружил в ней маленькое окошко, отпирающееся снаружи.

Камеры! Тюремные камеры…

— Эй, там! Ты кто такой?

Леонид едва не нажал курок. Кричавший находился за одной из стальных дверей.

— А ты кто? — вопросом на вопрос ответил физик.

— Эй, мужик, так ты не из этих? — прокричали из другой камеры. — Начальник, что там творится, наверху? Когда меня переведут? Уже неделю дожидаюсь…

— Эй, жрать хочется! — заголосили из третьей камеры. — Пожрать дайте! Совсем сдурели, голодом морить?!

— Брат, я ветеринар! Отвори, там мой котёнок болеет, слышишь?

Учитель растерялся. Выпустить из камер заключённых? А где гарантия, что они не отнимут у него Железного друга? Где гарантия, что они вообще оставят его в живых? Он уже понял, что здесь не тюрьма, а несколько камер для тех, кого привозили из настоящей тюрьмы для допросов и следственных экспериментов. И, по крайней мере, в двух камерах содержались уже не люди. Там подвывали и царапали когтями металл. Гризли вернулся назад, к развилке возле лестницы.

— Эй, стой, брат, стой…

— Землячок, не бросай нас тут…

У Гризли опустились руки. Он не мог просто так уйти и оставить их тут умирать. Наконец он принял компромиссное решение. Он вернётся к ним, когда будет не один.

Сделав такое удивительное открытие, учитель физики призадумался. В его понимании, тюрьму не следовало размещать прямо под кабинетами клерков. Пока он размышлял, слева, из-за ближайшей железной двери, его снова настигло мяуканье. Гризли потянул в сторону заслонку форточки, и почти сразу увидел того, кто издавал тоскливые звуки.

Это была не кошка. Точнее, не совсем кошка.

Стоило Леониду приоткрыть окошко, как обитатель камеры зарычал и бросился на него. В камере бесился средних размеров зверь из породы кошачьих, пятнистый, с торчащими кисточками на ушах и острой мордой. Гризли в первую секунду отшатнулся, но зверь не сумел допрыгнуть. Он не ходил, а тяжело ковылял, передняя лапа была раздроблена и волочилась бесполезным придатком. Зверь скоро потерял интерес к человеку; он безостановочно метался из угла в угол, периодически издавая те самые воющие, безнадёжные вопли. В углу, на полу, учитель заметил обглоданные говяжьи кости и ошейник с цепью.

— Нет, приятель, извини, но тебя я взять не могу, — Гризли захлопнул окошко.

Эхо от его слов проскакало по закоулкам и вернулось трубным, многократно наложенным басом. Гризли поймал себя на том, что испытывает желание разговаривать вслух, даже сам с собой. Мрачная тишина, верхние безлюдные этажи почти ощутимо пригибали его к земле.

Он обнаружил то, что искал, за следующим поворотом коридора. За толстыми железными прутьями дремали оружейные пирамиды. В первой секции ворота были вскрыты, автоматы и патронные коробки разворованы. Там на полу, среди промасленной бумаги, ничком лежали два раздувшихся трупа в форме. Но Леонида интересовала не вторая, и даже не третья секция. За последними воротами, укреплёнными навесным замком с сургучной печатью, на высоких стеллажах в ряд стояли длинные узкие ящики. Гризли сунул лом под дужку замка. Когда решётчатая дверь распахнулась, на притолоке замигал красный фонарик, а за стеной, на пульте сиротливо и жалобно запищала сирена.

Гризли сорвал пломбы с ближайшего ящика.

Это был он, Железный друг.

Это был он, тяжёлый турельный пулемёт с подпругой, приспособленной для индивидуального ношения. Одна из игрушек, которые власти так и не решились задействовать при восстановлении порядка. А может быть, решились, когда стало уже поздно. Когда стало уже некого вооружать.

Гризли ещё не успел покинуть здание, а Железный Друг уже изрядно его утомил. Пришлось дважды возвращаться в подвал за патронами, затем он потратил время на изучение техники в действии. Снарядить Железного друга оказалось не так сложно, как он предполагал, но открывать проверочную стрельбу физик не решился. В конце нижнего коридора стальной плитой серебрилась дверь с надписью «тир», но ни замочной скважины, ни ручки Гризли так и не заметил. Оставалось надеяться, что Железный друг не подведёт. Помимо пулемёта он прихватил два автомата для Рокси и пять ящиков патронов. Автомат пригодился почти сразу, у самого выхода на улицу. На Леонида набросились двое в форме, но форма им обоим давно только мешала. Они передвигались бочком, цепляясь длинными руками за выступающие части мебели.

Гризли не стал ждать, пока волосатые личности приблизятся. Его больше не тревожили кровь и крики смертельно раненных. Его только раздражало, что надо подходить вплотную и тратить время на контрольный выстрел в голову. Потом он обнаружил ещё штук пять живых в пищеблоке. Он так и оценивал их — поштучно, сказать «пять человек» язык не поворачивался. Леонид приоткрыл дверь в холодную кладовку, и некоторое время следил, как они с чавканьем поглощают подтаявшую свиную тушу и запивают рассолом, окуная морды в бочку с маринованными томатами.

Он не стал их убивать, только припёр дверь снаружи.

Маленького Стаса он напоил молоком, найденным в сумке матери, затем раздел его, прямо на роскошном столе, в одном из кабинетов второго этажа. Выкинул старые одежонки, из штор нарвал пелёнок, сменил подгузники. Некоторое время Гризли сомневался, стоит ли затевать водные процедуры, не лучше ли закутать Стаса в первые попавшиеся тряпки и рвануть отсюда, пока не стемнело. В конце концов, он нашёл компромисс — обтёр ребёнка влажным горячим полотенцем и закутал в занавеску. Из кранов, как ни странно, лилась горячая вода.

На улицу Леонид вышел совсем в другом настроении. Его даже не напугал грузовик с хохочущими людьми в кузове. Красный грузовик проехал через ближайший перекрёсток, виляя спущенным колесом. Они заметили одинокую фигуру мужчины со свёртком, водитель притормозил, и тогда Гризли дал очередь поверх голов. С ближайшего дома полетели куски штукатурки, осколки кирпича и стекла. Водитель прокричал ругательство и резво тронул машину с места. Из кузова махали и выкрикивали угрозы. Гризли показал им средний палец. У него даже мелькнула мысль догнать их и отобрать машину, но маленький Стас снова заплакал, вовремя заявляя о себе, как будто услышав шальные мысли своего спасителя.