— Так, а я шо? Я ничо? Я вот возьму и полечу.
— И полети.
— И полечу.
— А чего переодеваешься?
— Вечер холодный будет. А, чувствую я, пошляться на улице придется.
— О, тогда я куртец одену.
— Та он у тебя грязный, шо пол в штабе после нарады.
— Зато везучий. Меня в нем еще ни разу не убивали.
— Это да. Это мощный аргумент.
— Зато правда. Все, Мартин, вали давай.
— И валю.
— И вали.
Сдернуть квадрик с подвеса внутри кунга, сунуть планшет «Alcatel» в безразмерный набедренный карман, захватить под мышку пульт и вывалиться «на улицу». Замечательный вечер.
Для полетов — самое то. Солнце уже не слепит, скорее так… ласково подсвечивает. Мимо кунга по широкой дороге из наряда на «Чарли» (бывший «Центральный») топает Шматко, неся в руках черный ментоброник и размахивает автоматом.
— Шматко! — окликаю я его.
— А, шо, товариш генерал? — поворачивается ко мне Толик.
— Ты, если пластины из броника вытащил, то хоть не размахивай ими так палевно. Ротный увидит — будет залет. Нам залет нужен?
— Нет, — смущенно отвечает Шматко и пытается нести броник так, как будто в нем две бронеплиты общим весом в восемь килограмм.
Получается так, как обычно получается в фильмах об ограблении банков, где сумки, якобы набитые баблом, швыряют як пушинку. Хреново, в общем, получается.
— Эх… — я машу рукой и перехожу наш Бродвей.
Сто метров по узкой тропинке — и на широкой площадке стоит наша «Большая Берта», наш везучий СПГ. Мне сейчас не сюда, мне левее, по еще одной узкой тропинке — двести метров кустарника до «Альфы». А на «Альфе» сейчас Гала и кто-то из «брони». Рома, вроде.
Наряд зорко и бдительно несет службу на краю насыпи: Гала лежит возле установки 9П135М и крутит верньер, а Рома делает вид, что не дремлет. Я машу рукой, и Рома продирает глаза, встряхивается и принимает тот самый дурацкий вид, который всегда у только что проснувшегося человека, скрывающего изо всех сил факт своего сна. Недолик, мля. С края открывается фантастический вид — прямо перед нами великолепными террасами уходит вглубь земли доломитный карьер. Солнце садится, потускневшие лучи пробивают голый кустарник и отбиваются от серых камней.
Я отхожу чуть вглубь, нахожу более-менее ровный участок и ставлю «Фантом»-четверку на землю. А хорошо сегодня, вот, прям, откровенно хорошо, как для конца марта. И ветер умеренный, по флагу смотреть — тот едва колышется. Тут некоторые невероятные снайперы повадились рассказывать, что флаг на позиции нельзя ставить, бо по нему ворожий снайпер определяет направление и силу ветра, но мы на этот умняк положим гордый пехотный эээ… положим мы на него, короче. Флаг будет стоять, и такого снайпера, который на девятьсот метров снизу вверх может пальнуть да еще и попасть, еще поискать надо. Я о таких только слышал, но ни разу не видел. Не, был тут один у сепаров, из «Утеса» пытался снайперку изобразить, палил одиночными, все наряд выцеливал. Но мы решили, что в эту игру можно играть и вдвоем, и закидали его гранатами из СПГ. Не, ну а чего это он?
Квадрик взмывает в низкое небо и зависает на семи метрах. Так, теперь вбок метров на сто и потом вперед с набором высоты. Нам на юго-восток, там, на южной оконечности дачного массива Докучаевска, стоит старая колония, квадрат унылых зданий, а рядом, метрах в четырехстах — усадьба начальника, по площади почти равная самой колонии и у нас проходящая как «ориентир-девять». С некоторых пор там живут интересные и странные люди.
Их человек сорок примерно. Черная форма, черные береты, бороды. Точнее — сначала черная форма была, потом в одинаковые красивые «горки» переоделись, как все, но бороды не сбрили. Высокие. Сами ни хрена не работают — командуют. Осетины, что ли. Или чеченцы. Не знаю, почему мы так решили, из-за бород, наверное. Техника у них автомобильная: два или три «Урала», один «Камаз» и джип какой-то черный. Еще есть две легковушки: бутылочного цвета «девяносто девятая» и белая «шаха». В общем, ребята богатые.
До колонии далеко, почти четыре километра. Это предел для квадрика, и над целью я повишу не больше пяти минут, но мне, в принципе, хватит, лишь бы не сбили и не перехватили — я иду на двухстах метрах. Ааа черт, опять перчатки забыл, пальцы мерзнут на джойстиках пульта. Все, включаю запись. Сколько я видео поставил? FullHD вроде, тридцать кадров в секунду. Норм, на ноуте потом посмотрим. «Мой „Фантом“ несется на восток…» — фальшиво напеваю себе под нос. Почему, когда летаю, всегда так хочется курить?
Тааак, вторая посадка… а вот и усадьба. Привееет, заможна садиба главного вертухая. Бассейн перед домом, между прочим, метров двадцать пять, кучеряво жил директор зоны, ничего не скажешь. Между бассейном и крыльцом стоят две машины, похоже, джип и белая «шаха», людей не видно, но это нормально — мне на экране планшета вообще мало что различимо, да и видеосигнал идет дерганый, с ошибками, картинка сыплет квадратиками. Четыре километра все-таки. О, а вот и прилеты нашей минометки. Не, точно, все поле истыкали, а на усадьбе — три-четыре прихода. Надо будет комбату потом это видео показать, вот крику будет.
— … артин, возвращайся сейчас. Бегом! — шипит моторола в кармане.
Блин, как не вовремя. Я отпускаю один джойстик, и квадрик повисает на месте.
— Принял, выполняю. — Я разворачиваю «Фантом» и включаю форсированный режим. Армия учит — сначала выполняй, а потом спрашивай, что случилось. Если доверяешь, конечно. Командиру я доверяю беззаветно, просто так он бы не дал команду на возврат…
Фшшшшш… Бах!
Не, ну так бы и сказал. Наша минометка включилась, ответка… за вчера? Чи за сегодня? Этих взаимных ответок так много, что я и не помню уже, кто первый огонь открыл. Прилеты далеки, звуки съедены расстоянием. У меня есть минута, может две, чтобы повисеть над целью, и я с удовольствием повишу. Корректировать я даже не пытаюсь — за минуту много не накорректируешь.
Ого. А интересно наблюдать отсюда, сверху. Я стою почти на краю насыпи, но мои глаза — на высоте ста семидесяти пяти метров и на расстоянии в три тысячи семьсот десять… одиннадцать. Война онлайн. Мины красиво падают на поле, правее на двести метров и ближе на триста, чем нужно. А нет, вот пошли разрывы вперед, но все равно далеко, далеко от этих чернобородых.
Из посадки возле усадьбы выруливает «Урал», прибавляет черного дыма из выхлопной и уносится по дороге в сторону Докучаевска. Ага, так вот, где они машины прячут. Ну, логично, кстати, я бы и сам там ставил. Так… Уже пищит квадрик, домой хочет, боится, умная машинка, что батарейки не хватит. О, а вот «шаха» отруливает от крыльца и едет… Стоп, а ты куда, жигуль? Машина выезжает из ворот и сворачивает не налево, к Докучаевску, а направо, к амонскладам. Странно… Зачем?
Сыплются мины на поле. Блин, Шайтанчик, дорогой, ну, чуть вперед, на немножечко, а? Последняя серия мин уходит и безнадежно падает перед самыми воротами усадьбы. Четыре тяжелые железные рыбки поднимают облака высохшей земли, а пятая, самая последняя, спокойно и деловито падает прямо в сепарский джип. Удар, всплеск огня и черный дым.
— Охтыжмля, — шепчу я.
Чччерт, а я запись выключил. Картина раскиданной машины уходит из кадра, квадрик летит назад, интересно, мне батарейки хватит? Шайтанчик — красава, надо будет ему рассказать. Тока не по радио.
— Машина с сепарами едет на амонсклады, — говорю я в радейку.
Квадрик уже не пикает, а вовсю верещит, я еще раз тыцаю кнопку «Home» и повторяю:
— Машина, легковая, белый жигуль, с сепарами уходит на амонсклады.
— Принял, — отзывается моторола и замолкает.
Я становлюсь на колени, кладу перед собой на жесткую траву пульт и начинаю рыться замерзшими пальцами по карманам в поисках сигарет. Кабель на пульте тут же запутывается в каких-то мелких ветках.
Танцор и Президент прибегают одновременно, молча пролетают мимо меня и тормозят возле «Альфы», аж пыль от ботинок взвивается в воздух. Вася сдергивает установку из-под масксетки и волочет ее куда-то вбок, за ним Серега тянет эм-стотринадцатую. Быстрее, быстрее. Установка на пригорок — бац, ракету на нее — щелк, и Серега падает на живот перед окуляром, поглаживая пальцами верньеры наводки.
