Но старая вера не так легко угасла в сердцах саксов, и хотя они были вынуждены присоединиться к навязанной религии, они долго цеплялись за своих древних богов и тайно приносили им обычные жертвы.
Наконец сила Евангелия восторжествовала, и невинное дитя, ежегодно приносимое в жертву водному духу в день Святого Иоанна, осталось жить.
Ярость оскорбленного эльфа не знала границ. Весь день он незаметно наблюдал, спрятавшись среди ив на берегу, чтобы убедиться, что о нем действительно забыли. Жертвоприношения не последовало. Он чувствовал, что последние остатки его силы исчезли. В мрачном гневе на неблагодарный народ он решил взять силой жертву, которую считал по праву своей.
Прелестное дитя приблизилось к берегу, не обращая внимания на опасность, держа в своей крошечной ручке пучок незабудок. У самой кромки воды было еще больше синих цветов, и оно побежало вперед, чтобы сорвать соблазнительные цветы. И тогда воды Заале внезапно поднялись, захлестнули то место, где стоял ребенок, и понесли его вниз в своих холодных объятиях. С тех пор люди старательно избегали реки в день Святого Иоанна, опасаясь подобной участи.
По мере того как христианство становилось все более могущественным, монастырь, некогда бывший центром распространения новой веры, стал местом высокомерия и праздной роскоши, и водяной эльф, знавший, что Бог, которого он ненавидел, был праведным судьей, наказывающим зло, часто сидел лунными ночами среди ив, глядя на монастырь, из освещенных окон которого доносился звон бокалов и звуки дикого веселья. При этом он бормотал сквозь зубы:
- Я доживу до того момента, когда увижу, как вы будете посрамлены! Ваш Бог не потерпит подобного, и я отомщу вам.
И он действительно дожил до этого момента.
Однажды ночью, когда вместо благочестивых гимнов из монастырских келий доносились пьяные песни, по небу поползла темная грозовая туча. Гремел гром, сверкали молнии, заставляя трепетать все окрест. Люди падали на колени; и только монахи не внимали голосу Всевышнего. При каждом раскате грома они повышали голоса в тщетной попытке заглушить своим диким хором шум снаружи.
Последовала ужасная вспышка, сверкнувшая, подобно огненной короне на вершине башни; молния пронзила крышу и ударила в трапезную, где в один миг ее смертоносные стрелы отправили всех нечестивых и безбожных насмешников к трону Вечного. Пламя охватило мебель в зале, и вскоре огонь вырвался из разбитых окон, потому что все руки, которые могли бы быть подняты, чтобы остановить его движение, замерли.
Водяной эльф сидел на камне у берега реки, с удовольствием наблюдая за этим ужасным зрелищем.
С каждым мгновением пламя набирало все большую силу. Его огненные зубы грызли балки и колонны, пока те с треском не разлетелись на куски, и, наконец, пожирающая стихия поднялась из разрушенной груды камня внизу на колокольню. Колокол, раскачиваемый жарой, пришел в движение. Удары следовали все быстрее и быстрее, словно крик боли или скорбный звон, дико и жутко звучащий сквозь рев бури. Балки, с которых он свисал, подломились, и он упал в воду с громким всплеском, заставив ее вспениться и зашипеть, когда ее коснулся раскаленный металл. Колокольня рухнула, и величественное здание превратилось в груду дымящихся руин.
Постепенно ярость стихий утихла, и природа снова погрузилась в мирный покой. Облака развеялись, и с вновь лазурного неба луна смотрела на развалины тем же кротким и ласковым взглядом, каким прежде смотрела на гордый монастырь.
А как же водяной эльф? Гибель врагов почти примирила его с судьбой. Ненавистные звуки колокола больше не долетали до его ушей, напоминая о том, что он так хотел забыть, - о своей утраченной власти. Колокол нашел себе пристанище на красивом зеленом лугу, лежавшем у подножия Заале. Эльф посадил вокруг него водяные лилии, точно так же, как люди украшают могилы прекраснейшими цветами. Затем он построил хрустальный замок прямо перед ним и привез домой в качестве невесты прекрасную водяную фею с соседней реки Эльбы.
Через некоторое время в украшенных ракушками залах хрустального замка играли дети - два прекрасных мальчика с яркими глазами и маленькими красными шапочками, и их сестра, кроткая маленькая водяная фея, такая же милая и красивая, как и ее родственницы, феи гор и деревьев.
Сыновья были похожи на своего отца: они ненавидели людей, о которых старый эльф не говорил им ничего, кроме плохого, и каждый день Святого Иоанна помогали ему заманить в реку какого-нибудь неосторожного смертного.
Их прелестная младшая сестра была совсем другой. Тайная тоска влекла ее сердце к земле и ее обитателям, и только строжайшим запретом отец мог заставить ее остаться дома. Но по ночам, когда в хрустальном замке царил сон, она поднималась на поверхность воды, становилась на большие белые кувшинки, охотно служившие ей, и таким образом на этом тонком плоту плавала вверх и вниз по течению. Ее длинные светлые волосы струились вниз до самой воды; в белых руках она держала золотую арфу; и когда касалась струн и пела свои нежные песни, рассказывавшие о ее тоске по прекрасному солнечному свету, по голубому небу и неведомому человечеству, деревья склоняли свои высокие головы к кромке воды, птицы замолкали, и даже ночной ветер задерживал дыхание, слушая музыку маленькой водяной феи.
Снова настал день Святого Иоанна, и старый водяной эльф опять пребывал в раздражении.
Солнце освещало реку, и его лучи радужными бликами отражались от хрустальных колонн водяного замка. Луга в прохладном ложе Заале были покрыты свежайшей зеленью, длинная трава колыхалась среди воды, а рыбы и водяные жуки метались между ее стеблями, подобно золотым звездам.
Два мальчика наточили косы и принялись косить траву, потому что пришло время сенокоса. Их сестра стояла среди лилий рядом с большим колоколом, держа в руке один из белых цветков и ударяя по металлу его тонким стеблем, так что колокол отвечал ей странным и мягким голосом. Но она делала это тихо, очень тихо, потому что знала, как ненавистен отцу звук старого колокола, особенно в этот день. Звук был глубоким и музыкальным, напоминая маленькой фее звон колокольчиков, который она иногда слышала тихими ночами, когда плавала вверх и вниз по реке на своем плоту из кувшинок.
Забавляясь, она забыла, что отец рядом, и ударила в колокол так громко, что звук, разнесшись по воде, достиг замка, где старый эльф, задумавшись, прислонившись к колонне, поглаживая свою седовато-зеленую бороду, мечтательно наблюдал за работой сыновей.