Так продолжалось много лет. Их любовь оставалась чистой, их надежда - неутоленной, их вера - непоколебимой. В великолепных дворцовых залах, среди гордых и прекрасных дам, окружавших юного принца лестными знаками своего расположения, тоска по лесу в долине Кинцига, по прекрасной и нежной возлюбленной, не оставляла его сердца.
Так они встретились однажды, снова - и словно бы впервые. Фридрих прижал к своей груди белокурую головку Гелы и заговорил с ней о близком и блаженном будущем, которое должно было наступить через несколько недель, когда он достигнет совершеннолетия и сможет открыто, как свою жену, ввести ее в свой замок в прекрасной земле Баварии, - наследство его покойной матери. И дуб над их головами тихонько шелестел, рассыпая золотые листья по прекрасным волосам Гелы, поскольку уже наступила глубокая осень.
Когда зазвучал вечерний колокол лесной обители, уже стемнело; лунный свет поблескивал на тропинке, и Гела, опираясь на руку своего возлюбленного, шла с ним до самой дороги. Но здесь лунный свет был таким ярким, что им пришлось расстаться, чтобы их не приметил какой-нибудь любопытный глаз. "Мы увидимся завтра, дорогая!" - пообещал принц, еще раз поцеловав ее в румяную щеку; затем Гела пошла по дороге вниз, в долину, а Фридрих смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду; после этого он свистнул своих собак и направился к замку.
Но здесь обычная тишина и одиночество уступили место суете и смятению. Престарелый наставник молодого принца, духовник и доверенный друг его отца и дяди, прибыл несколько часов назад в сопровождении отряда всадников. Все расспрашивали о молодом принце, поскольку сообщение должно было быть передано безотлагательно. Наконец, принц показался у подъемного моста; его красивое лицо сияло, поскольку перед его мысленным взором все еще стояла картина встречи в лесу.
Старый капеллан братьев Гогенштауфенов долго и с тревогой ожидал своего ученика; теперь же он поспешил ему навстречу так быстро, как только позволяла ему его немощь, и приветствовал так, словно не видел много лет, хотя они расстались всего лишь несколько дней назад.
Они прошли в комнату с эркерным окном, потому что в ней принц любил сидеть больше всего, ибо из нее открывался вид на окна Гелы. Они много времени провели в доверительной беседе, а свет, падавший на камни двора в течение нескольких часов после того, как в замке все уснули, подсказал Геле, стоявшей у окна напротив, что ее милый друг и его престарелый наставник обсуждают что-то очень важное.
На следующее утро люди толпой вышли из часовни замка, где старый священник, прибывший накануне вечером, произнес перед ними красноречивую проповедь, и призвал равно молодых и старых в крестовый поход в Святую землю. И не напрасно. Мужчины и юноши были готовы рискнуть богатством и жизнью, а стариков едва удалось уговорить остаться дома, - возделывать землю и защищать женщин и детей.
Люди разошлись по своим домам, чтобы наскоро уладить свои дела и сделать необходимые приготовления. В часовне остался только один человек. Это была Гела, которая, когда все вышли, поднялась со своего места и пала ниц перед алтарем, чтобы излить боль разбитых надежд, разлуки и одинокой печали, угнетавших ее сердце.
Она лежала, сложив руки, и лицо ее было искажено горем. Позади нее послышались легкие шаги, но печальная Гела, погруженная в молитву, не услышала их. Кто-то положил руку ей на плечо; она подняла глаза и увидела лицо того, из-за кого страдала.
- Гела, - сказал юный принц нежно и тихо, в знак почтения к святому месту, - Гела, мы должны расстаться! Нам придется немного подождать того счастья, о котором мы мечтали вчера! Мне трудно это вынести, но я не могу отказаться ни как принц и рыцарь, ни как сын и подданный.
- Да, - спокойно ответила Гела, - ты должен повиноваться, мой Фридрих, даже если сердца наши будут кровоточить.
- Ты будешь верна мне, Гела, ты будешь терпеливо ждать, пока я вернусь, и не отдашь свое сердце другому? - спросил принц голосом, полным боли.
- Фридрих, - сказала Гела, положив руку ему на плечо, - прикажи мне отдать свою жизнь; если бы это было необходимо для твоего счастья, я с радостью отдала бы ее. Я буду твоей во все время скорбной разлуки; а если я умру, душа моя покинет небеса по твоему зову.
Фридрих прижал ее к своему сердцу.
- Я ухожу счастливый, моя Гела; опасность и смерть не грозят мне, ибо я защищен твоей любовью! Прощай до той поры, пока мы снова не встретимся в радости!
Он поспешил прочь, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, а Гела снова опустилась на ступени алтаря и склонила голову в безмолвной молитве.
Она не услышала шагов, снова нарушивших тишину этого места, и снова подняла голову лишь тогда, когда ее плеча коснулась чья-то рука. Но на этот раз на нее смотрело не юное лицо Фридриха, а серьезное лицо пожилого священника, пришедшего позвать его возлюбленного и всех окрестных жителей в Крестовый поход.
Она вздрогнула, подумав, что он, возможно, слышал их разговор и таким образом открыл тщательно сохраняемую тайну.
- Не бойся, дочь моя, - мягко произнес старик, - я стал невольным свидетелем вашей встречи, но ваши слова попали в уши и сердце человека, призвание которого делает его хранителем многих тайн.
Гела с облегчением вздохнула.
-Ты чиста сердцем, дочь моя, - кротко продолжал старик. - Кто осмелится упрекнуть тебя за то, что ты отдала свою любовь юноше, которому Господь дал силу очарования, позволяющую завоевывать сердца тех, кто видит его? Но, дочь моя, если ты любишь его, то должна отречься от него.
Гела с ужасом посмотрела на священника.
- Да, отречься от него! - серьезно повторил тот, кивнув седой головой.
- Я не могу, преподобный отец! - прошептала девушка дрожащими губами.
- Не можешь? - сурово спросил священник. - Не можешь отказаться от своего счастья ради него, но готова отдать свою жизнь, если это понадобится для его счастья?
- Ах, преподобный отец, - запинаясь, проговорила Гела, умоляюще протягивая к нему руки, - не будьте столь суровы! Вам не понять, что значит отречься от него, а вместе с ним от всего, что я называю счастьем. Но если этого потребует его благополучие, то пусть мое сердце будет разбито.
